Принцесса и Дракон

– Вы молчите? – Арман оставался коленопреклоненным и не выпускал ее рук из своих. – Значит ли это, что я могу надеяться? – поза и тон Ламерти былы исполнены торжественности, однако, по насмешливому блеску в глазах и слегка приподнятым уголкам рта можно было догадаться, что все происходящее для него – лишь игра и способ позабавиться.

Это привело девушку в чувство.

– Помнится, вы обещали никогда не жениться на мне.

– Неправда, – молодой человек наконец встал. – Я, напротив, утверждал, что вы обладаете некоторыми качествами, которые я бы хотел видеть в своей избраннице.

– Да, но при этом, вы заявили, что я также обладаю качествами совершенно неуместными для той, кто претендует на высокое звание мадам де Ламерти, – Эмильенна явно издевалась. – Разве эти черты больше мне не присущи? Было бы обидно, перестань вы считать меня умной, независимой и дерзкой.

– Пожалуй, со времени нашего знакомства я изменил свое мнение, и теперь нахожу вас привлекательной во всех проявлениях. И потом, это было до того, как я понял, что люблю вас. Так вы выйдете за меня?

– Нет! – девушка скрестила руки на груди и приготовилась к словесной битве.

– Позвольте спросить почему? – теперь вместо насмешки в голубых глазах Армана промелькнул знакомый дьявольский огонек.

– Потому что я не намерена выходить замуж ради спасения репутации.

– А как же многократно упоминаемая благодарность? – Ламерти сделал шаг вперед, Эмильенна невольно отступила. – Самое время доказать ее на деле.

– Из благодарности я также не выйду замуж! – отрезала Эмили. – Только по любви!

– Ну так выходите по любви! Я же люблю вас!

– Любовь должна быть взаимной, – девушка хоть и опасалась очередного приступа гнева со стороны Ламерти, твердо стояла на своем.

– Тогда сделайте над собой усилие и попробуйте полюбить меня, – Арман злился и не скрывал этого.

– Я не выйду за вас!

– Выйдете!

– Вы не можете меня заставить! Для брака нужно добровольное согласие. А его вы не получите!

– Получу! – Ламерти схватил девушку за плечи. – Или вы становитесь моей женой и я отвожу вас в Англию, или завтра же, на рассвете, мы расстаемся и каждый идет своим путем. Выбирайтесь тогда, как знаете, без моей защиты, и моих денег.

– Вы вот так бросите меня?! – Эмили была не столько напугана угрозой, сколько поражена тем, что он сможет поступить по отношению к ней подобным образом. Каким бы ни был Арман де Ламерти, девушка слишком привыкла к тому, что он ее постоянно спасает, защищает, заботится о ней. – И ради этого стоило похищать меня из монастыря? – с горечью вопросила она.

– Я забрал вас оттуда потому, что люблю и хочу видеть своей женой. Кстати, если желаете, можете вернуться в столь любезный вашему сердцу монастырь, а то, если честно, меня уже изрядно утомили упреки по поводу того, что я лишил вас счастья быть монашкой.

– Значит, с завтрашнего дня я свободна? – Эмильенна чувствовала себя преданной и смертельно оскорбленной. Она пристально смотрела Арману в глаза, и взгляд ее был не менее злым, чем у него самого.

– Если вы понимаете под свободой возможность быстро и глупо умереть, то да.

– Ладно, – голос девушки слегка дрожал, и она всеми силами старалась сдержать подступающие слезы. – Тогда нам стоит попрощаться, и спасибо вам за все, что вы сделали для меня ранее. Я хотела бы…

– К чертям ваши вечные благодарности! Они мне надоели до смерти! И мне плевать на то, чего бы вы хотели! Пожалуй, не стоит дожидаться утра, – Ламерти, не глядя на девушку, поднял с пола сумку и нацепил шпагу. Подойдя к двери, он все же обернулся. – Не передумали?

– Нет! – Эмильенна понимала, что загнана в ловушку, что отпустить его сейчас – чистое безумие, но гордость не позволяла ей поступить иначе.

– Тогда, прощайте! – Ламерти вышел, громко хлопнув дверью напоследок.

Оставшись одна, девушка словно окаменела. Она так и сидела, без движения, закрыв лицо руками. Какое-то время, Эмильенна не могла поверить, что все серьезно, и, вопреки здравому смыслу, надеялась, что дверь сейчас откроется и Арман войдет в комнату, с порога продолжая прерванный спор. Пусть он злится, кричит, что-то доказывает, но главное, он снова будет рядом. Однако время шло, старые часы на стене отсчитывали секунды с безжалостной монотонностью, а все оставалось, как есть.

Осознав, что надеяться больше не на что, Эмильенна впала в отчаяние. На смену оцепенению пришли слезы. Поначалу в рыданиях изливалась злость и обида на Ламерти и жалость к себе. Но постепенно, сквозь пелену обиды, стало проступать понимание, что и она была не права. Арману с его самолюбием и привычкой всегда получать желаемое, крайне сложно было принять любой отказ. А она не просто отказала ему, а позволила себе откровенно издеваться. Будь она умнее и тактичнее, возможно, удалось бы убедить его или хотя бы просто отложить окончательное решение вопроса до прибытия в Англию, а там бы она уже не была столь беззащитна. Но нет, надо было показать Ламерти, что время его власти над ней закончилось. Таким образом она отплатила за все те моменты, когда он принимал решения, а от нее ничего не зависело. Но свершившаяся месть вместо торжества принесла ей отчаяние. Арман и в этой ситуации умудрился оставить за собой последнее слово.

Так Эмильенна плакала до самого утра, то упрекая себя, то проклиная Ламерти. Когда взошло солнце, она чувствовала себя совершенно обессиленной. Девушке казалось, что жизнь закончена, и любые попытки что-то предпринять бессмысленны и обречены на неудачу. Возможно, она бы так и сидела, пребывая в полузабытьи, в этой грязной комнате, если бы через пару часов после рассвета в двери не постучалась хозяйка заведения и недовольным тоном не поинтересовалась собираются ли господа уезжать или желают заплатить еще за день постоя, потому как бесплатно их содержать она не намерена. Эмили открыла дверь и сказала, что уходит. Хозяйка была весьма удивлена тем, что заезжали постояльцы вдвоем, а теперь мужчина куда-то делся. Хорошо, хоть заплатил вперед. Странные они какие-то. Одеты вроде просто, а лица и руки холеные, да и сморят на всех так, словно на грязь под ногами. Должно быть из этих, «бывших». Да ей-то что за дело, лишь бы платили.

Эмильенна сполоснула заплаканное лицо водой, поправила волосы и поспешила покинуть постоялый двор.

Глава тридцать девятая.

Оказавшись на улице, девушка осознала, что понятия не имеет, куда идти. Впрочем, путей у нее было всего два: вперед – в Кале, или назад – в обитель Святой Фелиции. Добраться до Кале без денег, оружия, защиты, находясь в розыске и не зная дороги, представлялось совершенно нереальным, а потому Эмили решила избрать монастырь. В конце концов, они ехали оттуда всего около суток, значит пешком она сможет добраться обратно за несколько дней. Да и дорогу до Монтрерского аббатства отсюда проще найти, чем до далекого портового города.

Приняв решение, девушка пошла в направлении обратном тому, каким они прибыли сюда. Эмильенна шла по довольно широкой проселочной дороге, с одной стороны был лесок, с другой тянулись луга, частично скошенные. Девушка проплакала всю ночь и ничего не ела со вчерашнего дня, а потому еле держалась на ногах, но продолжала бездумно идти вперед. От ощущения полной беззащитности и одиночества, слезы снова навернулись на глаза, и Эмили даже не трудилась утирать их. Иногда на дороге попадались люди, по большей части, крестьяне. Они хоть и оборачивалась на одиноко бредущую девицу в городском наряде, с заплаканным лицом, но никаких попыток заговорить или тем более, остановить ее не предпринимали.

Через какое-то время, Эмильенна, несколько раз споткнувшись, и с трудом удержавшись на ногах, поняла, что просто не может идти дальше. Она свернула в лесок, упала на траву под раскидистым вязом, благо день выдался солнечным и земля была теплой. Не прошло и нескольких минут, как девушка погрузилась в сон, больше похожий на забытье. Проснулась она оттого, что все тело затекло – руки, ноги, спина и шея ныли от долгого лежания на твердой земле в неудобной позе. Однако в целом, после сна, Эмили почувствовала себя лучше. Мысли стали более ясными, в душе затеплилась надежда, что она все-таки сможет добраться до монастыря и забыть об этом приключении, как о страшном сне.