Страница 161 из 167
Она кивнула и преувеличенно внимательно принялась изучать данные, появляющиеся на шкалах приборов и маленьких экранах. На главном мониторе висело изображение чернильной тьмы, по которой изредка пробегали серые пятна. Буровой самодвижущийся аппарат мог подсветить свой путь, но прохождение слоев литосферы никого, кроме специалистов-геологов, не могло заинтересовать.
- Думаю, сейчас самое время попрактиковаться в создании нашего диаконцерта, - предложила Доротея без всякого энтузиазма.
- Да, время еще есть. До магматической полости нам спускаться более шести часов. Я бы хотел сказать тебе кое-что... Если ты не возражаешь...
- Нет, конечно. Но... Если ты не сочтешь меня слишком назойливой... Я бы хотела побольше узнать о твоей жизни. Из бесед с дядей Роги я знаю, как ты родился. Не совсем обычным образом... Однако о многом он умолчал. Вероятно, он решил, что, если я узнаю о твоей тайне, это вызовет у меня отвращение.
- Ну и?..
- Удивительно, но это не так.
- А ты сильно рассердилась на меня, когда я пытался наладить с тобой дальнодействуюшую связь? Прошу простить...
- Я решила, что ты собираешься заманить меня в ловушку и открыть всем, что я - оперант. В ту пору это значило, что меня увезут с Каледонии. Поэтому и скрывала свои способности. Сколько могла...
- Я был просто бестактный идиот. Я слишком быстро взрослел - то есть поглощал знания, а так, в сущности, оставался ребенком, да еще избалованным, постоянно привлекающим внимание родни. Если бы не дядя Роги, я бы еще долго ходил задрав нос.
- Он объяснил мне, что ты ищешь бесед со мной, потому что одинок.
Невидимый разум коротко, сухо рассмеялся.
- Знаешь, встречаются древние старики, которые сами не знают, что несут. Я люблю дядю Роги, но иногда он становится невыносимо болтлив.
- Зачем стыдиться одиночества? Или скрывать его. Это вполне обычное состояние...
- Убеждаешь, что я не монстр и тоже способен испытывать чувства? Спасибо.
- Я рада, что ты ничего не скрываешь. И даже смеешься. - Она повернулась в сторону кристаллического хранилища, с улыбкой глянула прямо в его середину. - Это говорит о твоем психическом здоровье.
- Может быть. Я никогда не позволял хандре, всяким сопливым слабостям взять над собой верх. Так же, как и ты... Насколько я знаю.
- Я просто привыкла держать себя в руках. Единственный человек, память о котором не дает мне покоя, - это моя мама.
Она начала рассказывать Джеку о своей матери.
Позже, задумываясь о неожиданно накатившей на нее откровенности, Доротея сначала решила, что Джек незримо надавил на ее сознание, заставил раскрыться. Сердце не хотело этому верить, да и зачем вообще брать в расчет такое пошлое объяснение. В ту минуту ее потянуло исповедаться совсем по другой причине, простой, незамысловатой. Потому что Джек слушал. Ему было интересно... Память о детских годах камнем висела на шее, и не было другого способа избавиться от гнетущего груза, как рассказать другому человеку о том, что испытала она тогда на острове Айлей. Кто, кроме Джека, мог понять ее? Только он мог оценить, что она вынесла, разрываясь между любовью к матери и бабушке и желанием постоять за себя.
Она рассказала ему все - и об убийстве матери, дяди Роби и тети Ровен, и о таинственном ангеле, помогавшем ей советами... О том, как один за другим открывала сундучки с разноцветными могучими силами. Поведала о Фурии и Гидре...
Замолчав, она на мгновение почувствовала ужас от содеянного и страшное облегчение.
- Не знаю, почему я все тебе выложила, - призналась она. - Это не в моих правилах.
- Мне так хотелось побольше узнать о тебе. Все-все, что ты любишь и что не любишь. О чем мечтаешь и даже чего боишься...
Она одарила хрустальный сосуд долгим изучающим взглядом.
- Я открою, чего боюсь больше всего на свете. Я боюсь бесчеловечного мутанта, который насильно заставил меня открыть душу.
- Клянусь, у меня и в мыслях этого не было! В доказательство позволь поведать тебе историю, касающуюся некоего маленького детского разумишки, который вдруг обнаружил, что у него нет ни рук, ни ног, ни головы, ни слез, ни смеха, ни соплей... Ну, ничего, что было у других детей.
Доротея молча поднялась и заварила себе кофе. Потом она вернулась на прежнее место. Джек выплыл из хрустального дома и тончайшим, просвечивающим серебристым облачком расплылся над пультом управления. Он рассказал о своем рождении, о детстве. Голос его звучал ровно, временами даже весело и едко, и от этих смешинок у Доротеи слезы выступили...
Скоро буровая машина миновала слой Мохоровичича и погрузилась в мантию.
Они уже более свободно проболтали пару часов - он о себе, она о себе. Потом приступили к тренировкам. Спустя час сделали перерыв - Доротея плотно пообедала... Потом опять болтали, уже совсем непринужденно, и когда машина неожиданно остановилась, достигнув, конечно, точки маршрута, девушка напрочь забыла, кто ее напарник. Он был просто Джек, с ним можно подружиться.
- Внимание! Аппарат опустился на глубину сто шестьдесят восемь, точка, два километра ниже уровня моря. Все ремонтные и контрольные операции приостановлены. Можно переходить на ручное управление. В случае перехода на ручное управление и включения альтернативной навигационной программы прошу предупредить заранее.
- Продолжай вести машину, - ответил Джек. - Свяжи меня с другими экипажами. Всем привет. Ребята, мы прибыли.
Три светлые отметки горели на экране центрального монитора. Машины погрузились в самую сердцевину резервуара расплавленной магмы, в то время как аппарат Доротеи занял позицию под крышей.
Голос Джима Маккилви прозвучал в динамике:
- Докладываю обстановку. Все аппараты заняли исходное положение. Буровые машины один, два, три находятся на глубине сто семьдесят пять, точка, пять километров, азимут - девяносто градусов. Д-4 находится на глубине сто шестьдесят восемь, точка, два километра, азимут - триста. Температура снаружи оболочки сигма-поля - один-один-ноль-шесть градусов, давление - пятьдесят восемь кило-бар, что в пятьдесят восемь тысяч раз превышает давление на уровне моря.
- Боже мой! - прошептала Доротея.