Цитадель

- Красотища! – куда она не поворачивалась, там было торжество красок. – Я бы за порчу такой красоты сама покусала!

- А брат Тауш не кусается! – поддела Чиа.

- Куда уж мне темной до милых братцев.

Девочка ловко, по только ей ведомой дорожке, пробралась к стене. Томка, как слон в посудной лавке, последовала за ней, но, как ни старалась, пару раз услышала хруст ломающихся цветочных стебельков.

- Не кусается? Это хорошо! – крадясь по плотному цветочному ковру, бурчала Тома. - Еще бы палку забыл по дороге.

Вьющийся куст имел ползущие тонкие стволы, оглядывая которые, высоко от земли заметила сиротливые колючки. Потрясла заросли, но ни один плод не соизволил свалиться. Пришлось подсадить Чиа. Та, обмотав руку платком, сорвала его и протянула Томе. Многочисленные тонкие, короткие колючки, как у кактуса, укололи руку.

- Глянь! И этот надкусанный! – возмутилась Тамара. - Оно точно не сладкое внутри? Может ты пробовала недозревший плод?

- Других не было.

Тома скептично посмотрела на колючую грушу. А потом оглянулась вокруг, ища взглядом, обо что бы ее расколоть.

- Даже не смей! – раздался возмущенный мужской голос. – Четыре штаха осталось, и те съесть хотят!

- Ну, надо же оценить, чего вас лишают!

- Меня много чего лишают! И все твои воспитанники!

- Надеюсь, что я достаточно хорошо готовлю, чтобы они перестали обдирать ваш сад.

- Так это ты их сегодня грызунами кормила? – от возмущения голос Тауша стал писклявым. - О, Боги, Боги! Теперь они как гусеницы, все подчистую сгрызут! Но ныне их и понять можно. Я бы тоже предпочел траву, чем твою стряпню! Ладно, пусть поедают, не изверг же я, голодных детей последней радости лишать!

- А они съели. Даже добавки просили! – возмутилась, задетая за живое, Тома.

От ее слов мужчина схватился за сердце.

- Боги! До чего отроков довел! Пожалел травы, а они согласны безропотно мерзких тварей есть! – в его голосе и лице появилось столь глубокое раскаяние, что Томка растерялась: обижаться, плакать ей или смеяться.

- Чудесно, я им так и передам: вы - добрый человек, разрешили съесть все!

Мужчина онемел.

- Не - не – не! – раздалось спешное, возмущенно брюзжание. - Так от моего лечебного огорода ничего не останется. Еще отравиться могут! Это ваше страшилище может штах сожрать и невредимым оставаться, а дети…

- Невредимым? – переспросила взволнованная Тамара. – Чиа, давно гадость ела?

- У-утром! – заикаясь, ответила девочка.

- Ма-ма! – теперь Томка схватилась за сердце. – Она съела! Что делать? Что теперь делать?!

- Ничего. Воды больше пить. Хоть мучиться не будет от … - он не успел договорить, потому что перепуганная Тамара метнулась к нему, вцепилась в грудки туники и начала потряхивать: - Сделайте! Сделайте что-нибудь! Она юна, ей еще рано умирать…

Потрясенный Тауш молчал, и она стала трясти сильнее, пытаясь вытряхнуть из него если не обещание спасения, так хотя бы душу.

Очнулась, когда кто-то с силой стал ее оттаскивать от него.

- Успокойся! Успокойся! Ничего ужасного не случится, если только её будет тошнить пару дней… – постепенно слова дошли до Томки, и она разжала пальцы, но растрепанная Пена продолжала тянуть за рукав, стараясь отвести ее подальше от бородатого брата. - Ты не дослушала Тауша!

- Угу, – поддакнул Млоас за спиной сестры, за что получил от нее тычок локтем в живот.

- Не умничай! – сердито осадила она.

- Не могу, – прохрипел он, согнувшись пополам. - В кои-то веки хоть в чем-то прав. От гордости кричать хочется.

- Сейчас покричишь у меня! – шикнула она и прищурила глаза. – Я с тобой еще не разобралась!

- Держите себя в руках! – подал голос пострадавший. – Стоило двух темных впустить в крепость, тотчас всё наперекосяк пошло. Я буду ходатайствовать старшим! Нельзя же так измываться над детьми!

- Да они-то как раз довольны. Уже очередь выстраивается, чтобы отведать ее мышей.

- А завтра, возможно, я еще пауков настряпаю! – ехидно вклинилась Томка.

Все замерли.

- А где их столько наловишь? – искренне полюбопытствовал Млоас. – Если каждому по одному, не наесться же?

По его лицу было не понятно, поверил он в шутку или нет.

- Всю ночь ловить буду! – продолжала язвить Тамара. – Как стемнеет, сразу на охоту.

В тишине можно было уловить полет одинокий мухи. Млоас застыл с поднятыми бровями, брат Тауш с разинутым ртом, а Пена склонила голову и с подозрением косилась на неё.

- Да шутит она! Шутит! – влезла в разговор Чиа. – Она их до ужаса боится! И мышей до приезда сюда не ела…

- Намекаешь, что тут ее заставили их есть?! – возмутился Брат Тауш. – Нет, всего лишь пара темных, а как все ужасно! Я буду ходатайствовать Старшим…!

- Уже извещены. Бокаса первая успела, – с иронией заверил Млоас. От огорчения на лице Тауша опустились уголки губ.

- Да вы не переживайте! Приходите завтра, поглядите, разведаете. И первым походатайствуете старшим, – утешительно изрекла Томка, но кто видел ее смеющиеся глаза, почувствовали подвох. – И тебе, Чиа, тоже перепадет. Я же добрая!

- У-уу?! – раздалось из-за кустов.

- И тебе достанется! По-любому получится лучше, чем эта колючка! – Тамара потрясла ею перед носом огородника и хотела швырнуть в заросли, но Брат закричал:

- Не смей! Не ты вырастила, не тебе ругать и бросать! Кому колючка, а кому ценное средство от болей в животе. Вон отсюда. И чудище свое забери!

- А вот и нет! Он здесь еще не все поел и понадкусывал! Только вот как он мог залезть по тонким веткам на высоту и не рухнуть? И как съесть эту гадость и не исцарапать рот, а? Не подумали? Вы посмотрите на него: как такая туша может лазать по ним? А у него еще когти повыпадали, суставы болят от изменения тела! И как съесть вот это? - она снова помахала колючкой у всех перед носом. – Не ободрав морду и язык, если у него и зубов-то почти нет?!

На мгновение мужчина растерялся, но быстро спохватился:

- Сама к нему в пасть лезь! Я видел, как он под покровом ночи, едва луна заходила за тучу, крался в сад…

- Но он же заперт! – заступила за Сахатеса Чиа.

- Ты его выпускаешь! - в запале выкрикнул бородатый.

Томины карие глаза встретились с раздраженными синими. Беспочвенных обвинений своих подопечных она молча терпеть не собиралась. Дуэль.

- Хрюша! Сюда! – кликнула Тамара высоким голосом, и тотчас у ее ног уселся Сахатес. – Покажись!

Она нагнулась, схватила рукой его челюсть и стала тщательно осматривать, вертя влево - вправо.

- Поглядите, поглядите! Ни одной колючки! Вы беззастенчиво наговариваете на бедное, совершенно несчастное животное, только потому что он темный! – исходила праведным гневом защитница полузверя.

Сахатес, услышав, как Тамаа назвала его животным, дернулся, но, получив увесистый пинок Томкиной ногой, сразу угомонился.

Чиа посмотрела на Саху и уловила в карих глазах ошарашенное замешательство:

«Чего она несет?!» - поднял морду, чтобы взглянуть Томе в лицо, но она больно дернула за ухо.

- У-уу! – жалобно взвизгнул он, и теперь лишь громкое недовольное сопение свидетельствовало о его возмущении.

- Сморите, если бы он мог плакать, вы бы увидели слезы на его морде! – Тамара жалостливо провела рукой по рыжей макушке. Сахатес поднял на братьев увлажненные печальные глазки, в которых дрожала нарождающаяся слезинка.

- Видите?! Видите, как он страдает, раненый вашими несправедливыми подозрениями! Что бы он ни сделал, вы будете первым обвинять его! Вы унижаете беззащитное существо и губите на корню любые попытки раскаяния, потому что постоянно терзать подозрениями того, кто встал на пусть исправления, бесчеловечно и жестоко! А еще нельзя принижать стряпчие таланты, не отведав даже ложки! Вот опробуете, потом ругайте, иначе какой же из вас справедливый Брат?!

От бесцеремонных обвинений Тауш лишился дара речи.

Пена, зная, какое беззащитное существо перед ней сидит, сжала губы, стараясь не расхохотаться. Млоас же, понимая, что Тауш и Пена могут рассориться, не нашелся предложить ничего лучшего: