Цитадель

- Приходи завтра в трапезную, отведаешь и выскажешь мнение! Если паучки придутся не по вкусу, сразу к Старшим! Сможешь даже прихватить одного с собой и предоставить для наглядности…

Уже в комнате Тома вспоминала перебранку и не могла понять, откуда в ней столько нахальства и уверенности, что все ей сойдет с рук. Единственным объяснением была вера в Долона.

«Но можно ли на него так полагаться? Правильно ли сделала или ухудшила свое положение?» - изводила она себя догадками. Но в одном уже была уверена: Млоас и Пена приняли ее в семью и старались поддержать, как могли.

Перед сном хотелось помыться, но делать это в мыльне, где нет щеколды, Томка постеснялась. А наполнять лохань в комнате, потом тащить обратно к вечеру трудного дня было не по силам, поэтому обошлась парой ведер.

Ополоснулась, простирнула белье и единственную хламиду. Почувствовав облегчение, отыскала зеркальце и занялась внимательным изучением своего отражения.

«Сколько времени прошло, а привыкнуть не могу! – тягостно вздохнула она. – Ладно, брови драть, маски делать, и буду человеком, а если намазюкаться, то еще и женщиной».

Вдоволь посокрушавшись, разыскала в закромах сухую смесь, развела горячей водой и перемешала. Получившуюся вязкую жижу размазала по лицу. Чтобы время шло быстрее и с пользой для всего тела, прилегла. А когда очнулась, маска намертво прилипла к лицу и отколупывалась только с волосками.

- Учитывая мое феноменальное везение, ты бродишь где-то рядом! - в этом Тамара не сомневалась. Представив, как дверь распахивается, и она предстает перед Ло перемазанной гадостью, кинулась к остаткам воды и попыталась размочить застывшую корку, но короста холодной воде не поддавалась. Нужно было идти за горячей.

Накрытая простыней, Тома перебежками кралась до заветного места. Однако ликование, что никого не встретила по пути, при повороте краника сменилось яростью. Горячей воды не было!

- Да что ж такое!?

Пришлось еще раз попытаться отмыться холодной водой. Корка стала чуть склизкой, но держалась все так же.

Припомнив, что в состав входит смола и воск, размягчающиеся при температуре значительно выше комнатной, Тамара приготовилась к депиляции, но спохватилась, что где-то наверху есть еще одна умывальня.

"А стоит ли туда соваться, если трубы, возможно, заполняются из одного котла? - засомневалась она. - А вдруг из разных?"

Решив, что отколупывание засохшей корки может повредить кожу и привести к воспалениям, отбросила сомнения, приглушила лампу и двинулась по лестнице наверх.

Мыльни не располагались одна под другой, поэтому планировка отличалась. Может быть поэтому, при повороте вентиля, потекла тоненькая струйка горячей воды.

- Ура-а! – обрадовалась Тома и приступила к делу. Однако едва начала, в коридоре раздался хлопок, и она услышала приближающиеся тяжелые, шаркающие шаги…

"Может, пройдут мимо?" - еще теплилась надежда, но, когда поняла, что направляются сюда, от испуга не придумала ничего лучше, как вцепиться в ручку и попытаться изобразить, что мыльня занята. Кричать: "Занято" не решилась, потому что не знала, что обитатели цитадели кричат в подобных случаях.

Дверь потянули, но Тома уперлась изо всех сил. Потянули сильнее. Дверь приоткрылась, но как только ручку отпустили, Томка снова захлопнула ее.

- Открывай! – раздраженным голосом рявкнули за дверью.

Стоя в размазанной маске, она поняла: сегодня не ее день и придется чашу позора испить до дна. Дрожащими руками толкнула дверь и как можно доброжелательнее произнесла:

- Доброго вечера.

А в ответ раздался истошный крик, призывавший всех, кто есть поблизости, сюда. Орали так оглушительно, что Томка рефлекторно закрыла дверь, пытаясь отгородиться от шума. Но просидела одна не долго.

- Выходи! - сердито крикнули за дверью.

- Простите, я этажом ошиблась! – промямли она.

- Уверена? – вопросил голос человека, который не пропустил ни одного ее позора.

- Более чем! - всхлипывая, пропищала Тома.

- Выходи! Бить не будем! – заверил старческий голос.

- Выйду, когда отмоюсь!

- А внизу не мылось?

- Там воды горячей не было, а холодной не отмывалось.

- Покажись.

- Нет.

- Я захожу! - предупредил Ло.

- Не надо!

Но было поздно. Дверь приоткрылась, и в проеме показался он. Оглядев ее, Долон застыл. Немного отойдя от удивления, присел на корточки и стал внимательно рассматривать, не говоря ни слова.

Томка поджала губы.

Глава 3

В светлой комнате, освещенной лучами заходящего солнца, за круглым столом собрались седые старики. По очереди бросая пожелтевшие игральные кости, каждый приметливо следил за соседями, чтобы те не жульничали. Приглушенный стук разбавлял неторопливые сплетни и жалобы на старческие недуги.

За двадцать с лишним сезонов, что они с Айемом вместе, Кинпаса уже давно смирилась с почти ежедневными визитами пожилых братьев и с удовольствием обходила каждого, доливая вина или отвара.

Иногда гости спорили до хрипоты по мелочам, если нет, то все внимание уделяли игре или ей. С присущим женщинам терпением, она выслушивала нытье, подколы и поучения, и молчала, потому что любила слушать их брюзжание по делу и без оного. Нравы гостей были иногда невыносимы, но кто без недостатков?

Ей нравилось смотреть, как главные судьи империи с удовольствием, как малые дети, пытаются обдурить друг друга и сделать каверзу. За все время удавалось подобное лишь несколько раз, и тем сильнее было ликование победившего шельмеца, который со счастливым самодовольным видом приосанивался и свысока оглядывал других. В последний раз Клахем до того возгордился, что ноющая поясница при ликующем скачке хрустнула, и в комнату его пришлось переносить Долону.

- Не устаю поражаться: уж бороды поседели, а совсем как отроки! – улыбаясь, вздохнула Кинпаса, заметив, как почтенных лет Клахем косится на Айема, который безразлично взирал в открытое настежь окно и неспешно, как бы невзначай, подталкивал пальцем красную фигурку ближе к краю разлинованной доски.

- Зато душой и разумом молоды… - отозвался Клахем.

- Угу, помню, как повис вниз головой на перекладине, а дотянуться и слезть не смог. Хорошо пришла вовремя, иначе бы так и болтался.

- Отчего послушников не кликнул? – поднял голову удивленный Саназ.

- А они смотрели со стороны и поражались его силе и гибкости, вот он и терпел, – ехидно, но по-доброму подколола она.

- Зато теперь у послушников есть лишний стимул упражняться в силе и беге, – парировал Клахем.

- А у тебя повод быть скромнее.

Они смерили друг друга упрямыми взглядами.

- Никогда не думал, что доживу до подобного одряхления… - неожиданно признался он - самый старший из всех собравшихся. - Кожа изборождена глубокими морщинами, тонкая и сухая, а на лысине остался белый пух, как у цыпленка. Все болит и ноет. М-да, - вздохнул Клахем и провел рукой по блестящей макушке.

- Да будет вам жаловаться, – улыбнулась Кинпаса, заботливо подливая ему напиток.

- Как не жаловаться? Хожу со стоном, кряхчу, на недуги жалуюсь, и некому посочувствовать, – затянул он шутливое нытье.

- Все мы рано или поздно увядаем. И останется лишь брюзжать, на большее сил не хватает, – нахмурился Айем.

- Про всех не надо говорить! – возмутился Саназ, маложавый, полный сил и энергии мужчина, у которого в шевелюре еще встречались не тронутые сединой волосы. Их было мало, но он радовался и им.

- Будь я моложе оборотов на двадцать, уж точно не жаловался бы, а в девяносто семь только и остается радоваться, что утром глаза открыл и до конца коридора сам добрел.

- Раскудахтались, как старые голосистые капы. Что торгаши в таверне, что Братья, убеленные сединами, все об одном. Похвалиться да значимость набить, чтобы другие от зависти покой потеряли, – укорила гостей женщина. Она и сама была уже не молодой, но все же моложе собравшихся за столом.