Защита

обошлось. Конечно, не супер, в общем, на троечку. Подправить бы? А вот задаётся с места невинный вопрос, и всё подправилось. Разыграно, как по нотам.

Но обошлось ли? Нет, кажется. Но как выправить? Теперь бы Левковичу, но он уже выступил и повторного слова ему не дадут. Своим выступлением, можно сказать, он шефу спасательного круга не протянул. Но отчего так беспомощен этот обычно бесстрашный рыцарь? Какая белая акула пугает его?

Левкович повязан академическими связями. Должно быть, ему звонили из Института Прикладной Математики или из Физпроблем: встречайте, мол, наших, – и ему мерещится теперь встреча с «Бедой», в клочки порвавшей всех на карпатском семинаре.

Глава 9

1

Севка-аспирант сидит от нас в следующем ряду и, отвечая ему, приходится оборачиваться. У Севки масса мусора в голове. Севка – интеллигент в третьем поколении и любит порассуждать. Разговаривать с ним интересно, когда на это есть время. Он одержим своей неосуществимой идеей и постоянно чем-то сторонним, хотя диссертация его в полном загоне. Мне он способен неожиданно сказать:

– Вот ты – гидромеханик практический, а я – духовный.

– Как это?

– Могу объяснить. Начну с агонии Земли. С её конца. Известен всем конец её истории…

У аспирантов масса времени, и они черте что могут позволить себе. В ряду общих тем, после успеха и волнений от «ядерной зимы» Никиты Моисеева, Севку волнуют судьбы человечества. Земля, известно, плохо закончит из-за Солнца. Светило разогреется и спалит всё на Земле. Придётся переходить в океан. Но существует уже такой опыт и почему бы им не воспользоваться?

Севка рассуждает в целом здраво, если не заводится, а заводится он, как правило, всегда.

– Ты знаешь, – объявляет он, – стали модными теперь толкования астрологов. Они манипулируют звёздами, а я практикую гадания на воде. Основой беру, например, подводный мир, и предсказываю по нему, что произойдёт. Не во всём, конечно, в основном.

Выдумал себе развлечение.

– А как?

– Методом аналогий. На свете ограниченное число стереотипов. Похожие типы у нас и в водной среде. Сначала выберем аналог и изучаем «кто есть кто?» И, понимаешь, получается поучительно.

«Надо же, – поневоле приходит в голову, – у Севки собственная тема в загоне, а он увлёкся предсказаниями. Это так по-русски. На досуге обсуждать чорте что».

– Выбираем аналог… Метод строится на аналогиях с обитателями морской среды…

– Но почему морской?

– Исторически…

У Севки странная логика. Требуется пояснение.

– А в нашем городе был единственный стоящий кружок – гидробиологии, и мы из него.

«Выходит, мы с Севкой – однокашники-однокорытники, и выбирали кружки, что одинаковыми были в то время по Союзу: в Домах Пионеров и на Станциях Юных Биологов».

– А почему не с людьми?

– Можно и с людьми, но посложнее.

«Иногда Севка кажется шизоидом и не от мира сего, иногда рассуждает предельно здраво. С ним прекрасно коротать время. В рассуждениях время птицей летит. Как-то, ожидая зарубежного лектора в аэропорту, мы несколько часов с Севой вынужденно профилософствовали, и время пронеслось незаметно».

– Ты сам сравнил шефа с осьминогом, – говорит Сева, – а у примата моря свой стереотип. Я сравниваю, и выходит на удивление похоже. Задай наводящий вопрос.

– Мне интересно, не чем закончит Земля (неактуально это для меня), а чем закончит наш шеф? Чем всё на кафедре закончится? Такое слабо?

– Пожалуйста. Я, как сказитель, отвечу тебе сказом… Несчастный осьминог до поры до времени ничего не подозревает, когда из глубины, из щели между камней, появляется мурена. Она не спешит, имея собственные планы на его счёт. Возможно, пока невинные – отыскать осьминога, что прячется здесь. Она знает это и видела его не раз, но было не до него: была она сыта, не в форме, занята иным. Но вот пришла необходимость ей поохотиться. Не для забавы, банальный голод поменял её манёвр.

– Севка, да ты поэт!

Севке мои хвалебные отзывы нравятся.

– …Мурена направляет чувствительные ноздри в разные стороны в попытках уловить присутствие многоногой твари. А её будущая добыча пока об этом и не подозревает. Но вот присутствие осьминога установлено, и плоская змея не спеша всплывает, изгибая тело. С виду незаинтересованно. Словно ей ничего не требуется в данный момент. Так водится у хищников.

Завидя мурену, осьминог в панике мечется, пытается остаться в свободном пространстве, учащает реактивные толчки. Не помогают ему уловки в виде отброшенных ног, отделяемых самостоятельно мускульным усилием. Для него ноги – не беда, отрастут. Но мурене этого мало. Осьминог обречён. Она загоняет его в тупик и разрывает на куски.

– А кто у нас муреной?

– Натурально, Генриетта Николаевна. Однако продолжим. Спрашивай.

– Хорошо бы о Левковиче.

– Пожалуйста. Устанавливаем его морской стереотип. Аналогией ему, пожалуй, будет дельфин.

«Левкович определённо дельфин в морских аналогиях. Когда-нибудь, слава богу нескоро, планета наша станет планетой „Водой“, хотя это лишь продлит общую агонию и оттянет конец. Всё живое перейдёт постепенно в воду и адаптируется. Таков непременный общий итог, и от него никуда не денешься. Но поучимся на совершенном до нас. Ряд сухопутных животных осуществил подобный переход. С суши в море ушли предки дельфинов».

– У дельфинов забавная история. Отчего дельфины в море ушли? Думаешь, из-за потопа, когда кругом всё таяло и континенты погрузились в воду по макушки гор? Нет, не поэтому.

Предки дельфинов были копытными хищниками. Видимо, из-за бездорожья, и в этом им, казалось бы, повезло. Копыто – итог сросшихся ногтей. Третий и четвёртый пальцы срослись в роговом футляре, как у коров, оленей, носорогов, бегемотов, и с ним нога точно в башмаке. Тогда, наверное, это было успехом, этаким ноу-хау. Но было, да прошло. Неизбежны фокусы эволюции, и другие хищники начали копытных теснить. Мягколапые, что могут красться бесшумно, лазать по деревьям, вцепиться в жертву.

Теснить, а точнее, пищу у копытных отбирать. И требовалось поменять или стол на вегетарианский, или место охоты. И знаешь, что в основе эволюции дельфинов? Пагубный гастрономический интерес. Всеядным стал бегемот, а предки китов и дельфинов освоили море. Они отступили в воду, нашли себе место в воде, на полузатопленных побережьях, предпочитая охоту на рыб. Им нравился рыбный стол.

Похоже эволюционировали и киты. Однако киты – эти монстры стихии – докатились до того, что ограничились планктоном, океанической мелочью, что и на суше в виде мошкары, а дельфины – этакие звериные дворяне – предпочли сохранить гордую родословную хищников и стали хищниками с рыбным столом. Причудами эволюции они лишились не только копыт. Им самим пришлось измениться с ног до головы. Приспосабливаясь к среде, они лишились копыт и задних ног, обрели плавники, освоили водную стихию.

«Левкович на кафедре появился пришельцем из иного мира, дельфином в нашем океане. Но в океане действительном они – групповые умницы, и в какие-то времена были даже самыми умными на Земле. До появления человека разумного. В океане у них один серьёзный враг – акулы. А могли ли противостоять акулам мягкие дельфиньи тела? Но дельфины смогли».

Мы с Севкой поём дуэтом, играем как бы в четыре руки, и нам приятны наши гидрорбиологические реминисценции.

– Другие парнокопытные менялись, не покидая суши. Жирафы, ламы, верблюды и лани приспособились. Из общего хищного предка – креодонта – они превратились в жертвы, и их спасением стало убегать. А тонконогая антилопа достигла в этом совершенства. Она стремительна, прыгает на десять метров, чемпионка в прыжках. Так большинство из них стали вегетарианцами и жертвами мягколапых хищников, хотя некоторые остались всеядными и сохранили свирепый нрав, как кабаны.

«А дельфины, явившись в море эмигрантами, стали его разумными обитателями. В дельфиньем мозгу больше извилин, чем у человека. Двадцать миллионов лет назад дельфины были самыми умными существами на планете. А человек разумный появился лишь десять миллионов лет спустя. Но он резко поумнел за десять последних миллионов лет своей истории и стал разумнее всех.