Падение

Я не могу побороть улыбку, сдерживаясь, чтобы крепко его не обнять, в благодарность за подаренное мне ободрение, и вновь усаживаюсь на свой стул. Андрей и еще несколько мужчин так и не появляются, когда захмелевшая виновница торжества, подсаживается на пустующий табурет, обращаясь ко мне как можно тише:

— Дурак он у нас, что же поделать? Ревнивый — весь в отца! Только он не только этим на Пашку похож — если любит, то хоть на край света беги, он тебя и там найдет!

— Очень хотелось бы в это верить, — слабо улыбаюсь ее рассуждениям.

— Я мать, я всегда знаю, что мои дети чувствуют. Вот Сережку, как открытую книгу читала, ничего от меня скрыть не мог… А Андрюша посерьезней что ли, ничего на показ не выставляет, все что — то сам себе думает, думает. Только не все от матери скроешь, свои дети появятся, поймешь меня. Любит он тебя, а себя изводит, потому что в глубине души понимает, что сам проблему раздул, а признать это гордость мешает…

— Ты закончила? — раздается голос мужа над нашими головами, приход которого мы пропустили. — Там тетя Зина вино на платье пролила, тебя на помощь зовет.

Женщина торопливо встает, уступая место сыну и мчится выручать сестру. Я не смотрю на Андрея, наверняка, вновь покраснев от осознания, что ему прекрасно известно, о чем мы говорили, и прислушиваюсь к болтовне сидящих рядом людей. Я чувствую его сверлящий взгляд на своей спине, но и не думаю поворачиваться, давая понять, что не стану кидаться в ноги. Выбор за ним, а я приму любое его решение…

— Мммм, моя любимая песня! — разомлев от выпитого, сообщает незнакомая мне дама, наверняка тоже медик, как и Анна Федоровна. — Там, где клен шумит… Над речной волной… — запевает женщина, подхваченная еще парой присутствующих.

— О, я еще с вами не танцевал, — останавливая на мне свой взгляд, заявляет незнакомец лет сорока довольно приятной наружности.

— Прости, Максим, но этот танец за мной, — беря меня за руку, пресекает его Андрей. Я, не сопротивляясь, иду за ним, так и не выпуская пальцы из его захвата, чувствуя, как жаркая волна накрывает меня с головой. Мы не говорим, просто наслаждаемся обретенной близостью. По моей пояснице гуляют его горячие ладони, и я чувствую его дыхание на своем затылке, от чего по шее ползет рой мурашек, спускаясь под ткань моего платья. Не удержавшись, я трусь щекой об его плечо, прикрываю глаза и впитываю запах леса и табака, крепче прижимая к себе его подтянутое тело. Словно рядом и нет никого, словно между нами не было этой месячной разлуки, словно я никогда не возвращала ему ключи, а он не игнорировал около полусотни моих звонком. Под своими пальцами я ощущаю бешенный ритм его сердца, прекрасно зная, что мое сейчас бьется так же быстро. Какая глупость, невероятная глупость лишать себя подобных мгновений из-за простого непонимания или нежелания слышать своего родного человека. Я провожу кистью руки по его шее, зарывая пальцы в густых волосах и поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. В его карих глазах пылает пожар, но Андрей не делает попыток меня поцеловать, а я не рискую брать инициативу в свои руки. Когда песня подходит концу, он вновь переплетает наши пальцы, и мы занимаем свои места за праздничным столом. Я отпиваю вино из почти не тронутого мной за вечер бокала, пытаясь понять, как вести себя дольше, когда слышу до боли родной голос:

— Поехали домой.

Кивнув, я поднимаюсь, прощаясь с присутствующими, и на пути к выходу из комнаты, ловлю веселое подмигивание своего тестя. В моем животе уже порхают бабочки, и я с трудом справляюсь с застежками на своем пальто, чувствуя каждой своей клеточкой его тяжелый пылающий взгляд. Наверняка, таксист нечасто подвозит подобную парочку, в полном молчании следящую за дорогой, но нарушать воцарившееся безмолвие не старается.

Я изучаю спину супруга, пытающегося справиться с замком и, оказавшись в теплоте родной прихожей, опираюсь на входную дверь. Андрей останавливается в паре шагов, внимательно изучает мое лицо, пробегается глазами по телу и, не спеша, сокращает расстояние между нами. Подушечкой большого пальца он проводит по моей щека, после чего, ей же, касается контура приоткрытых губ. Вторая ладонь бесцеремонно, но одновременно нежно, изучает поверхность моего бедра, поднимаясь к талии, чтобы там и остановиться. Я позволяю ему устанавливать правила, не тороплю, признавая свое безоговорочное поражение перед его чарами. Он аккуратно, словно я могу рассыпаться на тысячи мелких кусочков от его неосторожного движения, склоняет голову к моей шее, касаясь ее невесомыми поцелуями. Давление внизу живота нарастает, и с каждым движением языка по моей коже, связно мыслить становиться все труднее.

Я и не думаю сопротивляться, когда он сбрасывает с моих плеч пальто, освобождаюсь от своей обуви, чтобы вновь прислониться спиной к металлической обшивке. Его губы опять возвращаются к моей шее, а рука, как и минутой ранее, скользит по бедру, касается живота и продолжает свое движение вверх. Я больше не контролирую свое дыхание, шумно выпуская воздух из легких, концентрируясь лишь на своих ощущениях… Когда его ладонь пробирается под мой бюстгальтер, я не могу сдержать стон, подаваясь всем телом навстречу его ласке. Андрей и сам перестает держать себя под контролем, расстёгивает пояс на своих брюках и помогает мне избавиться от колготок. Его поцелуи опаляют, а пальцы дарят целые фейерверки эмоций. Когда сил терпеть этой сладостной пытки уже не остается, я пересохшими губами произношу его имя, чтобы через секунду почувствовать, как он приподнимает меня, позволяя обвить его бедра своими ногами. Он входит в меня резко, выбивая остатки кислорода из легких, не сбавляя свой темп, продолжает целовать не скрытые платьем участки моей плоти. И в этот момент все на свете перестает быть важным, нет никого, кроме нас двоих. На мои губы обрушивается требовательный поцелуй, от которого я срываюсь в бездну, обмякнув в его руках, отчего Андрей начинает двигаться еще быстрее, заставляя нарастать вырывающимся из моей груди стонам. Когда он останавливается и, прислонившись своим лбом к моему, заглядывает в глаза, я не могу сдержать рвущихся наружу признаний:

— Я скучала…

Он вновь целует меня, опуская мои ноги на пол, так и не разжимая объятий.

— Я не врала тебе, я люблю только тебя и никогда не позволила бы случиться чему-то подобному по доброй воле. Я больше ни дня без тебя не вынесу, — шепчу ему, не прерывая зрительного контакта. Он молчит какое-то время, касается моих губ и, как по мановению волшебной палочки, вновь отстраивает мой рухнувший с его уходом мир, использовав для этого всего три коротких слова…

Мы вместе принимаем душ, вместе разбираем постель, вместе выбираем фильм и вместе устраиваемся на мягком матраце кровати. И от этого «вместе» мне хочется петь… Я засыпаю лишь под утро, полностью обессиленная от нашей близости, распластавшись на его груди и переплетя наши ноги. Впервые, после новогодних каникул, я сплю крепко, а глаза не щиплет от пролитых слез. Пробуждаюсь я от поцелуев, скользящих по моей спине, и могу вас заверить, нет ничего приятней утренних ласк любимого мужчины.

Жизнь вошла в свое привычное русло. Я вновь перевезла вещи в нашу небольшую двушку, перестав терзать свою душу страхами, что навсегда потеряла Андрея. Мы больше не поднимаем эту тему, усердно делая вид, что месяца разлуки и не было, не обсуждаем уроки, которые каждый из нас вынес для себя из столь затяжной ссоры. Я твердо уверилась, что больше не допущу никаких тайн и недоговоренностей, а Андрей, наверняка, осознал, что в любви нет места для недоверия и неуемной гордости, способной разрушить размеренный уклад жизни. На утро, после юбилея Анны Федоровны, когда мы наконец покинули спальню и наспех набили желудки скудным содержимым холостяцкого холодильника, я вновь почувствовала острый приступ тошноты, без которой в последнее время не начинался ни один мой день. Когда я, расставшись с остатками еды, пыталась прийти в себя, прикладывая к щекам смоченные холодной водой ладони, Андрей молчаливо стоял в дверях ванной комнаты, наблюдая за моими действиями. Выключив кран и осушив лицо полотенцем, я наткнулась на изучающий взгляд карих глаз, в глубине которых отчётливо угадывалось понимание. Не придумав ничего лучше, я лишь едва заметно кивнула, и, от чего-то, неуверенно улыбнулась, с ужасом ожидая его реакции. Выдохнула я только тогда, когда крепкие мужские руки оторвали меня от пола, а на лицо осыпался град беспорядочных обжигающих поцелуев. Через неделю мы вместе отправились в консультацию, где Андрей терпеливо ждал, пока я пообщаюсь с врачом и оформлю все необходимые документы, с интересом изучая плакаты, пропагандирующие неоспоримую пользу грудного вскармливания. — Возможно, мы даже узнаем пол, — оживленно говорю я, наблюдая за стройным рядом куда-то спешащих машин, сидя на пассажирском кресле. — Правда на таком сроке нам никто не даст стопроцентной гарантии, но на форумах пишут, что у многих, в итоге, на последующих узи пол подтверждался. Медведев лишь улыбается охватившему меня нетерпению, въезжая во двор медицинского центра, где нас ожидают через десять минут. — Когда мы скажет твоим? Они, наверняка, дико обрадуются, — вкладывая ладонь в руку мужа, не могу перестать говорить, сгорая от волнения, ведь совсем скоро мы впервые увидим нашего малыша. — Сегодня и скажем, они нас как раз на ужин ждут. Аккуратней, — вовремя подхватив меня под локоть, не дает мне упасть на скользкой ступеньке. Когда я ложусь на кушетку, освобождая живот от вязанного свитера, а врач обильно смазывает его гелем, мне кажется, лишь искрящиеся весельем карие глаза сидящего рядом мужчины, дают мне силы выровнять участившееся дыхание. — Ну, что тут у нас, — начиная водить своим аппаратом по моей коже, произносит молодой мужчина, следя за появляющимися на мониторе картинками. Я сентиментальна, но ведь мне же простительно? Кто посмеет высмеять слезы, пролившиеся по щекам беременной девушки, наблюдающей за изображением крошечного человечка на висящем на стене экране. Делая записи в медицинской карте, врач спешит успокоить нас благоприятным течением беременности, уверяя, что плод сформирован в соответствии со сроком, а мне хочет хлопнуть его по лбу, ведь это вовсе не «плод», а маленький Семен Андреевич. По крайней мере, процентов на восемьдесят, специалист уверен, что это мальчик. Оказавшись в салоне немного остывшей машины, я вновь разглядываю снимок, отпечатанный на тонкой глянцевой бумаге, поражаясь, как быстро в моей душе разрастается чувство безграничной любви к малышу, которого я еще не успела подержать на руках, обвести контур его носика своим указательным пальцем, от чего он, наверняка, недовольно наморщит лоб. Я поворачиваю голову, натыкаясь на серьезное лицо супруга, который, кажется, уже не первую минуты следит за мной. — Спасибо, — говорит он, вводя меня в ступор, и, предрекая дальнейшие расспросы добавляет. — Спасибо, за то, что выбрала меня и сделала счастливым. Я не нахожусь, что ответить, но, видимо, он и не ждет от меня никаких слов, вставляет ключ в замок зажигания, и выезжая на дорогу, вновь расплывается в улыбке, без сомнения, так же, как и я, взращивая в себе какое-то совершенно новое чувство. В его родительской квартире уже накрыт стол, и воздух пропитан невероятными ароматами жаренного мяса под каким-то головокружительным соусом. Павел Степанович расположился в кресле, наблюдая за транслируемым по спортивному каналу футбольным матчем. Анна Федоровна раскладывает горячее по тарелкам, осыпая Андрея расспросами о достижениях в работе, пока я, уткнувшись носом в ямку на его шее, наслаждаюсь царящей вокруг атмосферой. — Какие-то вы сегодня загадочные, — заявляет мама, прекратив суетится над тарелками, и внимательно смотрит на наши довольные физиономии. — Что это вы без конца улыбаетесь? — Разве это плохо? Мне казалось, тебя должны радовать, а не удивлять наши улыбки, — еще шире обнажая свои белые зубы, заявляет Андрей. — Я радуюсь, но мне бы тоже хотелось знать, что же приключилось, что вы так светитесь? — Ну, даже не знаю… Что, Маш, думаешь стоит сказать? — смеется мой муж, и, заручившись моим разрешением, встает с дивана, усаживаясь за стол. — Ну, помниться, вы тут внука у нас просили… — Да ты что?! — вскакивает Павел Степанович, напрочь забыв о счете. — Врешь?! Андрей отрицательно качает головой, засовывая в рот внушительный кусок отбивной, не успевая донести до рта ложку с салатом, оказавшись в крепких объятиях своего отца. — Господи! Маша, и какой срок? — мгновенно превращаясь из женщины, весь вечер корпящей над плитой, в серьезного медработника с большим стажем — Тринадцать недель, сегодня на первое узи ходили, вот, — отыскав в сумке фотокарточку, вручаю ее свекрови. — И что? Что говорят? Внучка? — выхватывая у жены снимок, интересуется раскрасневшийся от переполняющих его эмоций Павел Степанович. — Обижаешь! — вмешивается Андрей. — Мужик! — Ну, на таком сроке очень часто пол определяют ошибочно, — разглядывает изображение Анна Федоровна, после чего несколько раз целует меня в щеку, заключая в кольце своих рук. — Поздравляю! Ты хорошо себя чувствуешь? * * * — Маш? — тихо зовет меня в темноте нашей спальни Андрей. Я с трудом раскрываю глаза, совершенно обессиленная после нескончаемых разговоров за столом с его родителями. — Что? — отзываюсь, не сумев подавить зевок. — Ты думала, как мы его назовем? Я поворачиваюсь на бок и сталкиваюсь с ним взглядом, отчетливо различая его черты, окончательно привыкнув к отсутствию света. — Обычно девчонки задают такие вопросы, — улыбаюсь, чувствуя, как в животе начинают порхать бабочки, от осознания, что муж настолько серьезно отнесся к известию о пополнении в нашей семье. Если честно, меня дико пугали разговоры людей о том, что окончательное понимание мужчиной своего нового статуса происходит лишь тогда, когда он впервые берет своего ребенка на руки. — Вообще-то, я ждал, что ты первая поднимешь эту тему, как только мы выйдем из кабинета, но ты до сих пор молчишь. Так что? Думала или нет? — Семен. Мне нравиться это имя, и, по-моему, звучит довольно неплохо… — Семен… Почему такой выбор? — Не знаю, просто нравиться и все… А ты? Какое имя придумал ты? — Скажешь тоже, имя! Оно ни одно! — Ладно, так какие тебе нравятся? — Максим, Артем, Александр и еще Егор… Или Глеб к примеру? Я не могу не посмеяться над тем, с какой серьезностью мой муж перебирает возможные варианты, пожалуй, он подошёл к этому делу куда основательней, чем к покупке очередного объекта. Я провожу ладонью по его щеке, а он, словив мои пальцы, начинает покрывать их поцелуями. — Давай спать, еще куча времени впереди, — устраиваясь на его груди, улыбаюсь я, абсолютно не находя сил для неминуемых споров и убеждений. Андрей зарывается рукой в моих волосах, целуя в макушку и прекращая разговоры. Чтобы уснуть, мне понадобилось не больше минуты, в отличии от мужчины, держащего меня в объятиях и глядящего в потолок.