Сердце волка

Я осторожно сделала шаг, понимая, что ноги совсем не гнутся, еще один, из-за хруста, чавканья, довольного икания и урчания моих шагов совсем неслышно, и я припустила вдоль берега, что есть мочи. Пространство слилось в светящиеся линии и единую завесу звуков, даже мотыльки с голубыми крыльями отстали.

Я бежала, не чуя под собой ног, задыхаясь, обеими руками придерживая сердце, которое вот-вот выскочит из груди, или, того и гляди, проломит ребра. Раскаты пульса в ушах заглушили остальные звуки, остро кольнуло в боку, но остановиться я не смогла. Летела вдоль берега, думая о том, что сейчас, сейчас, обогну озеро по кругу и вернусь к Вилле, Лил, Фоссе. Тролль с ним, с посвящением, проживу как-нибудь, а оборотни, они больше пугают, чем угрожают, да по сравнению с этой темнотой, где бродят голодные и опасные чудовища, эти оборотни вообще милашки! Что-то придумаю, что-то, потом. Как вернусь обратно, буду нянчиться с их зубастыми детьми на материнской территории, или еще что-то, а может, и уговорю их проводить меня до человеческих земель, такую никчемную. Даже не сумевшую встретить Велеса и получить посвящение… Только не останавливаться, только ни в коем случае, не останавливаться!! Нет, нет, и еще раз — нет!

Окружающая темнота внезапно, как-то в одночасье сгустилась, даже искры светлячков и мотыльков, проплывающие мимо, притухли, теряя яркость и задор, даже бледный диск луны принялся растворяться в чернильной глади неба, потухли звезды… Я не сразу поняла, что потемнело у меня в глазах, только когда влажный песок подпрыгнул и ударил в выставленные вперед ладони, что-то холодное уперлось в щеку, поняла, что упала, но ни двинуться, ни подняться не в силах.

Где-то вдалеке раздался протяжный волчий вой. В груди расправил леденящие щупальца ужас. Лес, серебряный диск луны, звуки, запахи, шорохи… Я бегу по нему, и потом воет волк… Богиня! Кажется, мои кошмары сбываются, только на этот раз не во сне, я наяву. Я снова попыталась пошевелиться, не вышло.

Сначала завыл один волк, потом к нему присоединились и другие голоса. Выли звучно, протяжно, без надрыва, словно пели. Последняя песнь над телом загнанной жертвы, — подумалось мне, и все умолкло, последние ощущения и осознание себя окончательно размазалось в пространстве.

ГЛАВА 11

— Вставай, Эя! — позвали меня, и зов такой тихий, спокойный, словно листва прошелестела на ветру.

Мое лицо тронуло теплое дыхание ветра, словно кто-то ласково погладил по щеке.

— Вставай, Эя! — раздалось снова. — Земля холодная, простудишься.

— Разве меня не исцелит первый же ваш целебный источник, которые у вас здесь на каждом шагу, — сонно пробормотала я, не желая открывать глаза.

Мне спалось так сладко, так нежно, я вытянулась в полный рост, сложила под щекой руки, и трава подо мной такая мягкая и душистая, а земля, вот не надо говорить, чего не знаете, теплая и какая-то живая… Словом, я хочу поспать ещё немного, а вы все там себе, как хотите…

— Эя, — мне показалось, что за этим «Эя» я слышу тихий смех. — Вставай же! Не притворяйся. Ты выспалась.

— Ничего и не выспалась, — ответил мой дух противоречия, а я открыла глаза.

Даже не успев, как следует, ничего разглядеть, я поняла, что что-то не так. Что-то изменилось, а что — не поймешь, пока не встанешь и самостоятельно все не осмотришь. Я вспомнила, как кралась мимо ночного леса, и все эти запахи и звуки, и рычание, и волчий вой, и как я драпанула, опасаясь погони, и как хотела обежать побыстрее озеро, и вернуться к женщинам свободного народа…

Кажется, я упала, без сил, и уже не смогла встать, и выли волки… И я потеряла сознание…

Я встала, опираясь руками о землю.

Ночь, и луна по-прежнему высоко в небе, но светло почти как днем. И хоть свет этот совсем не такой, как солнечный, но и он отчетливо обрисовывает каждую пружинку травинки, и как будто красит мир нежным, полупрозрачным серебром. А само пространство почти белое, как будто кто-то разлил в воздухе молоко.

Видимо, пока я спала, сюда слетелись мотыльки и светлячки со всего леса. Они играют в свои странные игры и летают как-то задорно и радостно, словно танцуют, переворачиваются в воздухе.

Я заозиралась — тут и там, на ветках, кустах, сидят мелкие лесные птахи и совы, без страха снуют туда-сюда суслики, бурундуки и мыши-полевки. Луна и свет ночных осветителей серебрит перья, шерсть, бусины глаз и клювы, выражение морд у всех, вплоть до самого маленького светляка какое-то торжественное.

С запозданием я поняла, что говорила с кем-то, но кажется все-таки, это было во сне.

Поэтому, когда тот же самый голос спросил:

— Проснулась?

Я, ойкнув, подпрыгнула на добрых полметра, и снова обрушиваясь на землю.

Медленно, словно шея не гнется, я повернулась на звук голоса, готовая тут же заорать, сорваться с места и бежать, вопя от ужаса, и… захлопала ресницами.

Передо мной толстое, даже, пожалуй, круглое, ни в жизнь не обхватишь, дерево с могучими ветвями, что спускаются по бокам чуть не до самой земли и густой кроной.

На круглом стволе, где ветви еще не растут, примерно, в полтора роста мужчины из свободного народа, моргают под веками из коры два глаза, над правым глазом сучок, над левым — птичье гнездо, с высунутыми наружу жадными желтыми клювами, чуть шевелится круглый, немного бугристый, нос, шлепают, покрытые корой, губы.

Вокруг дерева, в кроне носится наперегонки ночная крылатая мелочь, такое ощущение, что дерево беспрерывно меняет то ли прическу, то ли ленты в ней.

Я икнула и осталась на месте. От такого доброго и какого-то благодушного дерева, вон, даже лесная мелочь не улепетывает, мне-то чего…

Хоть я и поняла, что передо мной тот самый пресловутый Велес, ради встречи с которым и затевался этот поход, все же я решила спросить:

— Ты… Вы… дерево?

Непонятно, как обращаться к богам, на ты или на вы, пожалуй, все же, вы, это не дикие туземцы свободного народа, которые стоит сказать им вы, оборачиваются.

Велес изогнул губы в насмешливой улыбке:

— Кем же еще мне быть с тобой, когда ты шарахаешься каждого шороха. Уж не говорящим пиренейцем, точно.

Я поежилась, кивнула, признавая мудрость лесного божества.

— Пиренейцем точно не надо. А они что же, говорят?

Дерево снова усмехнулось, на этот раз шире.

— Если мне надо, бывает, и говорят.

Я продолжила таращить на него глаза, разглядывая в деталях и птичье гнездо над глазом, и каждый сучок, и даже мощные корни, чуть вздымающиеся над землей прямо под шарообразным стволом, Велес терпеливо ждет, пока насмотрюсь.

Поняв, что мое любопытство утолено, хотя бы первое, он снова заговорил:

— Зачем ты пришла ко мне, Эя?

— Вы разве не знаете? — удивилась я. — Меня прислали ваши подданные. Свободный народ, за каким-то посвящением. Если вы мне его дадите, у меня будет шанс выжить среди них, а если нет, — убьют, — наябедничала я.

Мне показалось, при жалобе на то, что свободные грозятся убить меня, если не получу его посвящение, по покрытому корой лицу Велеса прошла тень, брови нахмурились, даже гнездо с птенцами чуть опустилось и снова потом заняло прежнее положение. Велес ответил не сразу, и ответил вопросом на вопрос:

— А самой не хотелось встретить живого бога?

— Меня учили верить в Богиню и святых праведниц, — уклончиво ответила я, стараясь подпустить в голос благочестивые нотки. Говоря это, я мысленно ругала себя последними словами. Ну, почему мне не помолчать, когда надо? Или это близость божества так действует, что хочешь — не хочешь, а говоришь только правду?

Стоило мне подумать так, как темные глаза Велеса лукаво блеснули.

— Я вижу, — подтвердило дерево. — Медальон с гордым профилем святой Иулии висит у тебя на груди, рядом с магическим риолином. Это драгоценный камень, хотя бы в силу своей редкости. Но для твоего рода, Эя, он бесценен.

Мои пальцы непроизвольно коснулись камня, сжали его в ладони, а Велес, тем временем, продолжил: