Страница 27 из 66
— Наздороваешься еще, — буркнула Вилла. — Когда с тобой сочтут нужным поздороваться.
— Зря ты, Вилла.
Одна из женщин зевнула ладонью.
— Она привыкнет, — лениво протянула другая, перекладывая запротестовавшего ребенка ко второй груди.
— Сомневаюсь, — сказала Вилла, и сложила руки на груди. — Ну? Чего ждешь?
— Я хотела спросить, — пролепетала я. — Не встречу ли я тут кого-то… Ну, не женщин, и не детей.
— Вот мученье! — рявкнула Вилла.
— Иди, — сказала мне женщина с младенцем у груди. — Здесь только женщины и дети.
— Помойся, — поддержала ее ещё одна. — Постирай одежду. От тебя за версту воняет потом, сциллой и сетвоком.
Вилла не стала ждать, пока я еще что-то скажу, а просто толкнула меня по направлению к кустам, и я чуть не споткнулась.
Оказавшись за пышной зеленью кустов, покрытой мелкими розовыми и белыми цветочками, я услышала смех женщин. Надо же. Здесь умеют смеяться.
Спустившись к журчащей воде, я обнаружила, что здесь ручей образует небольшую купальню. Можно даже сделать пару гребков.
Как она сказала — сциллой и сетвоком? Я принюхалась, отдернула ворот сорочки и ахнула: все тело в каких-то зеленых подтеках. Оглянулась по сторонам — из-за кустов прозвучал недовольный детский вопль и вновь женский смех.
Видно, делать нечего. Я быстро стащила сорочку, оставшись в одних коротких, до середины бедра, панталонах и рваных шерстяных чулках. Тело почти сплошь покрыто кровоподтеками, ссадинами, синяками. Причем большая часть синяков подернуты желтым, так бывает, когда ушибы давние. А еще кожа липкая, в какой-то буро-зеленой гадости. Наверно, эту гадость и имела ввиду женщина.
Стараясь не думать, ни откуда эти синяки, ни, тем более, липкость по всему телу, я стянула панталоны и чулки.
— Спокойно, Эя, — подбодрила я себя вслух. — Не надо тебе думать, что будет, если сюда зайдет один из этих дикарей, хватит с тебя потрясений, которые вряд ли на этом закончатся…
В горле стал ком, я запнулась. Потрясла головой, присела возле ручья и принялась полоскать одежду. Вода оказалась ледяной, пальцы вмиг покраснели, я прикусила губу.
Острая вода отвлекла от невеселых мыслей. Наконец, я встала, развесила одежду на кустах и порадовалась, что солнце стоит высоко в небе и светит вовсю.
Тронула воду кончиком пальца ноги и поморщилась, как же холодно. Поняв, что не в силах войти в нее, села на край земли, свесила ноги, стараясь не стучать зубами, оттолкнулась и оказалась в воде. Взвизгнула, задохнулась, и принялась отчаянно бултыхать руками и ногами, привыкая. Вода озера Ньюэйгрин по весне тоже холодная, но это никогда не останавливало нас с Андре…
Мысль об Андре прозвучала буднично, и пока не пришло осознание, что его больше нет, я нырнула с головой.
Стоило оказаться под водой, я поняла, что меня настораживало — вода почему-то оказалась с пузырьками. Мои губы приоткрылись и я сделала глоток — вода оказалась приятной на вкус, одновременно сладкой и соленой, совсем чуть-чуть, но все же вкусной.
С удивлением я обнаружила, что мое тело больше не колют тысячи игл, да, вода кажется прохладной, но это уже приятная свежесть, а не лед!
Наплескавшись вдоволь, я вылезла не берег, стараясь не елозить коленями по земле, распрямила спину, выкрутила волосы. Взгляд случайно скользнул по розовому после купания телу и я ахнула — ни одного синяка, ни одной царапины!
Как зачарованная, я повела ладонью по груди, животу, бедру.
Кусты пошевелились, и я сжалась, инстинктивно прикрывая грудь и низ живота, но вновь воцарилась тишина. Наверно, какая-то птица или мелкий зверек, подумала я и принялась одеваться.
Пока я купалась, моя одежда почти высохла, и я быстро облачилась в панталоны и сорочку. Вздохнув, упрямо натянула рваные, все в дырах, чулки.
— Долго она, — прозвучал женский голос, стоило мне приблизиться к месту, где расположились женщины.
Я вышла из кустов, и Вилла, которая сидит спиной, сказала, не оборачиваясь:
— Позвольте представить, леди, Лирей Анжу Альбето.
Я рефлекторно присела в книксене, а женщины прыснули от смеха. Плечи Виллы тоже дрогнули.
Одна черноволосая женщина уложила голого младенца на пышную зеленую подушку травы, другая устроила ребенка на своих коленях.
Разглядывая меня, женщины немного склонили головы набок, и выражение лиц такое, словно у детей, когда им диковинку показывают.
Вилла, между тем, продолжила:
— Герцогиня выразила нам самую теплую благодарность за то, что спасли ее от оборотней.
Поляна взорвалась оглушительным хохотом, я же захлопала глазами.
Почему такое веселье?
— Она правда, не понимает?
— Вот это да!
— Или прикидывается?
— Похоже, и вправду, не понимает!
— Здорово!
— Да не стой там, иди сюда!
— Мы не кусаемся!
И снова смех.
Я подошла ближе.
— Садись.
Я осмотрелась, и, не обнаружив ничего, на что можно было бы сесть, быстро уселась прямо на траву, рядом с женщиной, что без детей. Волосы у нее каштановые, до плеч, то, что мне сначала показалось сединой, пряди белого цвета.
Она сузила глаза, потянула носом, протянула руку к моим волосам, потрогала прядь, обернулась к другим женщинам.
— Такая же, — сказала она.
Они закивали.
Вилла хмыкнула.
От толпы ребятишек отделились двое карапузов, удивительно похожие между собой мальчишка и девчонка, оба кудрявые, каштановые волосы с белыми полосами шариками окружают круглые мордашки. Малыши приблизились к нам, встали по бокам моей соседки, и, выглядывая из-за ее мощных плеч, принялись разглядывать меня.
— Увидели, что я уселась рядом с их мамочкой, — сказала я, улыбаясь.
Дети обняли маму с двух сторон, не сводя с меня пристально-настороженных желтых глаз.
Я обвела женщин взглядом.
— А как вас зовут?
Они переглянулись.
— Она совсем не знает наших обычаев, — сказала черноволосая женщина Вилле.
Та махнула рукой, и другие женщины закивали.
— Они ей не пригодятся, — сухо ответила Вилла.
Близнецы успели перелезть к матери на колени, и даже наградить друг друга парой толчков и затрещин. Мать отвесила им пару шлепков и наказала идти играть, но ее не очень-то послушались, видимо, с нами интереснее.
Я решила поддержать разговор.
— Да, едва ли пригодятся. Я не думаю, что задержусь у вас надолго.
Все уставились на меня, словно я сказала что-то из ряда вон выходящее.
— То есть не то, чтобы у меня были какие-то претензии к вашему гостеприимству, вовсе нет…
Они опять захохотали, даже Вилла фыркнула.
Чтобы скрыть неловкость, я протянула руку к кудрявой макушке девочки, что оказалась смелее своего брата, и подошла поближе, принюхиваясь.
— Привет, сахарочек, — пролепетала я заискивающе, как принято у взрослых в разговорах с маленькими.
Желтые глаза «сахарочка» сверкнули алым, нос сморщился, дитя тявкнуло и лязгнуло зубами прямо перед моим носом и отскочило в сторону.
— А-а-а! Мама!! — заорала я, вскакивая и отпрыгивая в другом направлении. Как назло, под пятку попал сучок, я поджала ногу, подворачивая вторую и обрушилась на землю.
Женщины так и покатывались со смеху.
Мамаша с белыми прядями в волосах, принялась теребить и целовать ребенка.
— Не бойся, малышка, она совсем не страшная.
Я ошарашенно хлопала глазами.
Женщины перестали смеяться и продолжили разговор, как будто ничего и не произошло.
— А все-таки, Вилла, ты была неправа. Источник принял ее. Если и Велес даст ей посвящение, она войдет в стаю, как и было сказано в пророчестве.
— Вы говорите обо мне?
Вилла обернулась ко мне и нахмурила брови.
— Источник… — протянула она, глядя на меня в упор, — Да, пожалуй, но этого мало. Пусть Велес посмотрит. Что такое? Почему ты там сидишь?
Она поморщилась, щелкнула пальцами.
— Лежишь?
— Она испугалась, — мягко сказала светловолосая женщина. Ребенок на ее руках завозился и она принялась его укачивать.