Сердце волка

Рост у них исполинский — показавшаяся мне высокой Вилла ниже самых субтильных из них на полголовы, иным же она и вовсе по плечо. Что уж говорить обо мне — я почувствовала себя котенком, случайно забредшим в львиный прайд.

Все, как один, смуглые и темноволосые. Волосы коротко стрижены, топорщатся. Тела сплошь покрыты буграми мускулов, вблизи это очевиднее. Загорелые и… и голые… Не считать же одеждой кожаные полоски вокруг узких загорелых бедер! Шеи у мужчин короткие, жилистые, руки кажутся непропорционально длинными. На телах и груди некоторых голубые и черные полосы. Многие покрыты шрамами.

Лица некоторых, как и тела, раскрашены голубой и черной краской.

Страшнее всего, хотя куда уж страшнее, их глаза. У некоторых они карие, как у Вилы, но у большинства — желтые, словно у хищных зверей! И смотрят на меня с одинаково странным выражением, раздувая ноздри…

— Очнулась, — раздался низкий, грубый голос одного из мужчин.

Выступил вперед высокий, с коротким строптивым ежиком волос, с желтыми хищными глазами. Лоб, левую щеку и грудь мужчины рассекают черные отрывистые линии.

Тяжелый взгляд скользнул по моему лицу и сполз ниже. Я непроизвольно подняла свободную руку к груди. По лицу мужчины скользнула ухмылка, а взгляд соскользнул еще ниже, задержавшись внизу живота.

Мужчина с шумом втянул в себя воздух, и я дернулась, как от удара.

— Очнулась, — раздался спокойный голос Виллы.

В толпе мужчин раздались короткие, скорее порыкивания, чем смешки.

— Дорогу, Дреко, — чуть ли не прорычала Вилла, и стоило ей сделать шаг, как стоявшие поблизости мужчины расступились.

Но тот, кого Вилла назвала Дреко, не сдвинулся с места.

Расставив ноги, он сложил на могучей груди ручищи и ухмыльнулся, показывая ровные зубы.

— Командовать, Вилла, будешь в своей ст…

Короткий грозный рык заставил его отпрянуть и удивленно моргнуть, но он все же завершил начатое:

— Семье.

Ну и нравы у них! — подумала я, ощутив, как глаз дернулся.

— Я сказала, с дороги, Дреко, — низким, с хрипотцой, голосом процедила Вилла.

— А то что?

— Сам знаешь, что.

Вилла выпустила, не без усилий мою руку.

— Стой здесь, — прорычала она, и я шумно сглотнула.

А куда я отсюда денусь?!

Сама же Вилла шагнула вперед, слегка подогнула колени и нагнула голову.

Дреко снова ухмыльнулся, сверкнув полоской зубов, и встал боком, подняв руки к груди. Я же только хлопала ресницами, жмурилась, мотала головой, пытаясь проснуться. Вилла что, серьезно, будет драться с этим исполином? Да этот монстр раздавит ее одним пальцем! Она ведь только рядом со мной мощная, а по сравнению с этим — тростинка!

Я ошалело оглянулась на остальных: что же они? Все наблюдают за мужчиной и женщиной принявших боевые стойки, с видимым удовольствием.

Он же убьет ее. А потом… Потом… Мамочки, что же будет со мной потом?! Я снова затравленно обернулась, вглядываясь в свирепые раскрашенные лица, и с трудом устояла на ногах.

Не дал потерять сознания чуть не сбивший с ног рев множества глоток.

Дреко выбросил вперед мощную руку для удара, но опоздал. Черная молния нырнула под самым кулаком и прыгнула. Она распрямилась в воздухе и подошвы тяжело обрушились на грудь Дреко, он покачнулся, а Вилла уже приземлилась на землю рядом с ним. Она снова прыгнула, и с рычанием клубок переплетенных тел покатился по земле. Каждое движение дерущихся сопровождалось яростными криками толпы исполинов.

Я зажмурилась, прижала пальцы к вискам, а когда открыла глаза, Вилла уже сидела на груди этого монстра, сдавливая шею бедрами.

Я заморгала, проверяя не сон ли это? Вот смуглое лицо Виллы склонилось к поверженному, и она что-то прошипела. Дреко что-то прорычал ей в ответ, и Вилла быстро, словно взлетев, оказалась на ногах.

— Пошли, — кивнула она мне, и пока шла первой сквозь толпу полуголых мужчин никто не просмотрел ей в глаза.

Чего нельзя сказать обо мне. На меня смотрели, пялились, таращились, и стоило мне миновать их, как я ощутила, что сорочка на хм… спине вот-вот задымится под их взглядами.

Мы обошли один исполинский ствол, второй, и я перестала вжимать голову в плечи и принялась глазеть по сторонам. Мимо нас деловито снуют люди — высокие, смуглые, в набедренных повязках. Нам больше не преграждают дорогу, но никто не отказывает себе в удовольствии посмотреть на меня.

И — мамочки! — здесь все голые. То есть мужчины в повязках, женщины — или в кожаных доспехах, как Вилла, или в коротких туниках, босые, с голыми ногами.

Несмотря на то, что самый целомудренный наряд на мне, пялятся все на меня.

Из-за огромного ствола очередного дерева вышла стройная девушка с короткими, выше плеч, всклокоченными волосами. Совсем молоденькая, наверно даже младше Микаэлы. Мамочки мои, она прямо совсем голая. Спокойной, пружинящей походкой, плавно покачивая округлыми бедрами, прошла мимо нас.

Я замела с открытым ртом, уставившись на нее. Принялась крутить головой по сторонам. Все ходят мимо с абсолютно отстраненными лицами, словно не замечая ее.

Очуметь! Или это тут у них в порядке вещей?

Девушка обернулась, и я отпрянула — подбородок ее вымазан красным.

Я ошалела захлопала глазами, не в силах отвести взгляда. Девушка слегка приподняла верхнюю губу, влажная полоска зубов тоже подернута алым.

— Это со мной, Лил, — сказала Вилла. — Новенькая пришла в себя.

Оскал на лице девушки сменился презрительной усмешкой.

— Ты объясни ей, Вилла, чтоб не пучила глаза, как лягушка.

Она клацнула зубами, я испуганно моргнула, а она коротко хохотнула, развернулась и пошла прочь.

— Лил права, — отрезала Вилла, дергая меня за руку.

Я споткнулась, но все же устояла на ногах.

— У нас не принято пялиться.

— У вас принято ходить голыми, но пялиться не принято?

— Да.

— А почему на меня тогда все смотрят?

— На тебя можно.

Мы миновали еще несколько деревьев. Люди, встречающиеся нам, приветствовали Виллу, меня же провожали взглядами, кто настороженными, кто любопытными.

Повернув за очередное дерево, Вилла выпустила мою руку.

— Ну, вот и ручей, — сказала она. — Пей.

У глубокого прозрачного ручья, прямо на пышной сочной траве, расселись несколько женщин.

Двое, с младенцами у груди, с черными, до середины спины волосами. У одной заплетены в косы, у другой распущены.

На коленях одной женщины сидит пухлый смуглый малыш с черными кудрями до плеч и пытливыми круглыми глазенками. Волосы у нее светлее — темно-каштанового цвета, с седыми прядями на висках, закручены в узел на затылке.

Такие же пряди в волосах двух других женщин, без детей — у одной волосы едва достают до плеч, у другой заплетены в толстую длинную косу.

Лица у всех женщин похожие, словно чуть вытянутые вперед, скулы острые и высокие. Брови почти у всех срослись на переносице. У тех троих, у кого в волосах полосы, на носах горбинки. Лица у них более вытянутые, а подбородки — изящнее.

Я обернулась на писк и пыхтенье, и увидела, что поодаль возятся несколько карапузов, постарше.

Колени ослабли и подкосились. Среди женщин и детей, такой мирной картины после этих страшных мужчин и женщин с окровавленными подбородками, я почувствовала себя почти в безопасности. Женщины подняли на меня глаза, оценивающе осмотрели грязную белую сорочку. Задержались взглядом на обрывках шерстяных чулок, хмыкнули.

— Привет, Вилла, — сказала еще одна женщина, выходя из кустов.

Она сильно отличается от остальных. Волосы пшеничного цвета, глаза голубые. Плечи хрупкие, руки тонкие. У полной приоткрытой груди женщины почмокивает темноволосый младенец. Над розовыми ушками крохи белые волосенки.

— Привела новенькую? — спросила подошедшая женщина и улыбнулась мне.

Вилла скупо кивнула ей.

— Ну же, — подтолкнула она меня в спину, — ты хотела пить и…

Еще вчера от подобной прямолинейности я бы залилась краской стыда, а тут просто испуганно моргнула и пробормотала что-то о том, что хотела поздороваться.