Страница 19 из 23
Некоторое время спустя к Пугачёву подошёл Иван Зарубин-Чика.
– Ого-го… Да ты ли это, Ванюшка?! – воскликнул «государь», даже повеселев при виде уставшего с дороги Чики. – Спешишь похвастать своеми ратными успехами?
– Да куда там, – угрюмо ответил тот. – Я ворога и в глаза не зрил. Вернулся Билов зараз в Татищево, дажа меня не дождавшись!
– И что, путь на Татищево свободен? – спросил Пугачёв.
– Нам более нечего опасаться, – ответил Чика. – Путь до Татищевой чист. Можно хоть сейчас без опаски идтить на крепость!
– Хорошо, – сказал «государь», – завтра спозаранку и двинемся.
В это время послышался громкий плач.
– Что такое? – И Пугачёв вскочил.
К нему подбежала молодая казачка.
– Государь, подсоби! – взмолилась она, упав на колени и заломив руки. – В мою избу ворвался ваш казак и забрал всё, что у меня было!
– Кто это был? – вспылил Пугачёв, вспомнив слова советников и ища взглядом Давилина.
– Вот он, государь, – ответил тот и хлопнул в ладоши.
Из толпы два казака выволокли отчаянно сопротивлявшегося человека.
– Кто он? – спросил Пугачёв.
– Михайло Воротников, – ответил тот, пытаясь упасть на колени, но конвоировавшие его казаки удержали злодея на ногах.
– Не нашенский он, – равнодушно пояснил Давилин. – Ещё вчарась али позавчарась к нам из крепости этой перебег.
– Вздёрнуть его здесь же, с офицерами в компании, – распорядился раздражённо Пугачёв. – Чтоб отныне каждая душа ведала, что за воровство её впредь ожидат!
Воротников закричал, но через несколько минут его тело уже болталось на виселице рядом с комендантом гарнизона.
Пугачёв обвёл всех присутствующих тяжёлым взглядом и объявил:
– С этого дня Военную коллегию при себе и войске открываю! Чтоб за порядком в войске пригляд был! Судьёй назначаю Андрейку Витошнова, писарем Максима Горшкова. А вот дьяком – Ивашку Почиталина! Знайте все, что за воровство и мародёрство – казнить без пощады стану! Мы не для грабежей воюем, а справедливости ради! Упреждаю о сеем всех, кто не уяснил того ещё!
Глава 9
Строительством церкви Архип руководил лично сам, а Ерофею Злобину и Матвею Беспалову доверил возводить дома. Казаки проявляли на непривычном для себя поприще большую энергию и умение.
– Я только сейчас уразумел, что горазд и охоч к строительству! – сказал как-то Злобин Архипу.
– К зиме бы поспеть, – вздохнул тот, с тоскою глядя на отстраиваемый посёлок.
– В струнку вытянемся, но поспеем! – заверил всех Беспалов. – Кабы вот небеса только надолго не прохудились!
Но «небеса прохудились» долгим обложным дождём, который сыпал, не переставая, дни и ночи напролёт. Земля, перенасыщенная влагой, превратилась в жидкую грязь, и подводы с трудом перевозили из леса в посёлок мокрые тяжёлые брёвна. Хотя стройка шла рядом с лесом, леса не хватало. Казаки уже повырубили поблизости все пригодные для строительства деревья.
Деревьев было много, но лиственница, используемая в строительстве, встречалась всё реже. Зато преобладали нестроевые породы. Хорошие участки лиственницы были найдены на значительном расстоянии от умёта, в двух десятках вёрст.
Чтобы не останавливать стройку, было решено срочно наладить лесозаготовку и перебросить лиственницу в посёлок на подводах. Архип понял – не останься казаки в умёте, со строительством ему бы ни за что не справиться.
Невзирая на дождь и сырость, работа в лесу кипела. Казаки, зная, что «зима спросит, чем летом занимались», работали не покладая рук.
Во время обеда казаки перемигивались, незлобно переругивались, разговаривали сдержанно. Но, набив пищей желудки, все без приглашения спешили в лес на валку деревьев.
В этот день Архип промок и промёрз насквозь. Сырой стремительный ветер непрерывно пронизывал его, и тело под влажной одеждой ныло от холода. Надвигались сумерки. Уставшие и промокшие не меньше его казаки собирали инструмент и готовились к возвращению в посёлок.
Гружёные лесом телеги тронулись в путь.
Верст через пять от места вырубки первая подвода остановилась. Правивший ею Гафур Ураев стоял рядом, озабоченно покачивая головой. Дело было дрянь. В повозке сломалась ось, и она не могла двигаться дальше.
Окружившие её казаки, смачно поматерившись, разбрелись к своим повозкам и поехали дальше в посёлок.
Архип остался с Ураевым. Они облегчили повозку, сбросив с неё брёвна.
– Ничего, с утречка починим, – сказал Архип, осмотрев поломку. – А до умёту так, лошадьми доташшим…
Стоявший в стороне Гафур вдруг вскрикнул и отскочил от кустов, возле которых справлял малую нужду.
– О Аллах, что это? – пробормотал он, присаживаясь.
Архип поспешил к нему и присел рядом. Из кустов виднелись ноги, обутые в сапоги: одна подвёрнута, другая вытянута.
– Сдаётся мне, что сапоги татарские, как у Салима, – предположил Гафур.
– Я тожа узнал их, – хриплым голосом согласился Архип. – Так вот где нашёл свой конец Салим.
Морщась и чертыхаясь, они вытащили полуистлевший труп Салима из кустов.
– Может, обратно его зашвырнём? – спросил Гафур. – А в умёте обмозгуем, что с ним опосля делать.
Вскоре вернулись казаки, озабоченные долгим отсутствием Архипа и Ураева. Они окружили труп.
– Негоже оставлять ево здесь, – сказал Архип. – Казаки, грузите его в телегу.
– А может, опосля? – спросил Гафур, бледнея.
– Свезём в умёт и захороним, – отрезал Архип. – Средь нас проживал и плохого не сотворял, как… – Он вспомнил про Чубатого и замолчал, нахмурившись.
Труп Салима уложили в телегу поверх брёвен. Поехали. Повозка скрипела и вздрагивала на ухабах. При каждом толчке труп хрустел и ломался.
Ураев нервно дёргал за вожжи, мертвея от суеверного страха. Труп «ворочался» сзади, как живой. Дымка тумана клубилась вокруг. Жуть… Хоть бросай всё и беги впереди телеги.
И вдруг – треск, толчок, телега осела посреди огромной лужи. Гафур спрыгнул и по колени провалился в воду. Колёса повозки наполовину скрылись под водой, а труп…
Ушедшие вперёд казаки вернулись снова.
– А ну подсоби! – крикнул Архип, подойдя к телеге и берясь за колесо.
Казаки окружили повозку, нехотя войдя в воду. Ураев взял в руки вожжи. Но засевшая в жидкую грязь телега не двигалась с места.
Упираясь в скользкое дно лужи промокшими сапогами, казаки дружно раскачивали повозку. И вскоре их усилия увенчались успехом.
Измотанные, обессилившие люди выбрались из лужи, которая прямо на глазах увеличивалась в размерах, превращаясь в озеро. Матерясь и чертыхаясь, они побрели вперёд. Сушиться было некогда, да и негде.
Обоз медленно пополз вперёд. Казаки спрашивали друг друга:
– Сколько ещё до умёту?
– Рукой подать уже.
– Покуда доберёмся, все жилы зараз вытянем.
– Вытянем – не вытянем, а топать надо б…
Сдвинув брови, напрягая мышцы, вперив упрямо вперёд глаза, навострив слух – казаки упрямо следовали в посёлок. И каждый, подавляя внутреннею дрожь, вызванную холодом и нервным напряжением, думал: «Ничего, уже доберёмся. А там пожрём, да и в баньке попаримся!».
Телега Ураева жалобно хрустнула и застопорилась. Тащившая её пара измотанных лошадей тоже встала, даже не пытаясь сдвинуть её с места.
– О Аллах! Нет больше мочушки!
Архип оглянулся и увидел Гафура. Тот качался, и было видно, что он вот-вот рухнет прямо в грязь. От его промокшей одежды валил пар.
Казаки посматривали на него и ничего не говорили. Ураев, опустив голову, сел на куст корушатника. Он долго безучастно слушал, как пыхтят казаки, ладя его телегу. Неожиданно Гафур вскочил и бросился помогать им. Но Архип легонько отстранил его.
– Отдышись покуда.
Ураев хотел возразить, но покорно сел.
Подладив телегу, казаки вернулись к своим повозкам. И Гафур, думавший, что больше не может, снова взял вожжи в руки. Дождь прекратился, и на лес опустилась ночь.
– Не поспели засветло добраться, – сказал Ураев и тут же свалился в телегу, вытянувшись рядом с опостылевшим трупом Салима.