Одна в Шотландии

– Как вас зовут?

– Вы знаете моё имя.

Слова заглушил ветер, но Колдер всё-таки смог их разобрать.

– Вашу фамилию, но не имя. Теперь мы можем опустить все формальности.

Его рука слегка сжала её талию, будто напоминая о том, как близко они находились друг от друга, этот жест оказался ошибкой, потому что Колдер только острее ощутил, как её узкая талия переходит в изящно округлые бёдра. Бёдра, которые при каждом движении его лошади, везущей их в его дом, прижимались к нему. Его хватка усилилась, и, не удержавшись, он слегка расставил пальцы, ощупывая роскошную плоть.

– О. – Она замялась и хрипло выдохнула, явно ощущая его прикосновение. – Эннис.

– Эннис.

Сестра Эннис.

Нет, это никуда не годится. Хотя, её не будут так звать. Она возьмёт другое имя после того, как примет постриг. Потому что тогда станет кем-то другим. Кем-то, о ком он не сможет фантазировать. Кем-то, кто никогда не вспомнит ни о нём самом, ни о времени, проведённом в Шотландии и, чёрт возьми, его это сильно беспокоило, потому что эту девушку Колдер не забудет.

Глава 6

Они ехали по ночной Шотландии, над их головами светила луна, падал снег, окутывая землю белой пеленой.

Ступая по заносам, копыта лошади проваливались в снег. Эннис удивилась, что они ещё не заблудились в бесконечных снежных просторах, но герцог с лёгкой уверенностью правил жеребцом. Свободно держа поводья, длинные руки Синклера обвивали её талию. Она ощущала его всего целиком, словно он держал её в бесконечных объятиях. Эннис замёрзла, но знала, что без тепла, исходящего от его тела, ей было бы гораздо хуже.

Она радовалась этому уюту. Искренне. Несмотря на учащённый пульс или неуместные мысли, вызванные его близостью. Ситуация обескураживала. Он словно заклеймил её тем прикосновением к бедру. Оно прожгло все слои одежды. И послужило единственным источником тепла на её теле.

Эннис не входила в число девушек, которым мог вскружить голову красивый мужчина. И всегда этим гордилась. Она любила книги, прогулки, садоводство (к большому неудовольствию садовника) и уединение, отвоёванное с таким трудом. Она не зачитывалась скандальной хроникой и не строила глазки любому дворянину без горба на спине и хронического зловонного дыхания. Её сёстры не были так разборчивы.

Как только она вновь ступит на землю и окажется на некотором расстоянии от герцога Синклера, все неуместные мысли о нём уйдут в прошлое. Эннис была практически в этом уверена.

Время от времени он останавливался и оборачивался, чтобы посмотреть на Ангуса и Фенеллу, мужественно бредущих за ними.

Рискнёт ли она выдвинуть столь смелое предположение? Но его заботили окружающие. Он беспокоился о других. Хоть и ворчливый, но заботливый.

Открытие сбивало с толку.

Какой бы знатный герцог покинул свой дом в холодную ночь, чтобы забрать двух слуг из соседнего поместья, потому что беспокоился об их безопасности?

Она подумала о другом знакомом ей герцоге. Эннис встретила его, когда они с семьёй только переехали в Лондон. В тот единственный раз, она впервые почувствовала себя совершенно ничтожной.

Герцог Соммертон был одного возраста с её отцом, но слишком кичился собственной важностью, чтобы заговорить с Эннис в ту единственную их встречу. Он пренебрёг общением не только с ней, но и с папой, что казалось верхом абсурда, ведь Соммертон соизволил вложить деньги в одно из многочисленных предприятий её отца, и они уже несколько раз встречались по этому поводу, но в сверкающих гостиных высшего общества, герцог не соизволил поприветствовать мистера Баллистера и его семью.

На людях он холодно их проигнорировал, смертельно оскорбив маму. В тот момент она поклялась, что все её дочери выйдут замуж за титулованных дворян и с упрямой решимостью бросилась исполнять эту клятву. К большому огорчению Эннис, она и её сёстры немедленно погрузились в изучение всего, что хоть как-то касалось аристократии. Они зубрили имена всех знатных семей в стране. Их беспрестанно обучали этикету, танцам, флористике, вокалу и игре на фортепиано.

Это было сплошное мучение, и именно тогда Эннис пришла идея уйти в монастырь. Решение показалось ей разумным планом побега.

Убедить папу не составило труда. Его собственная мать была благочестивой католичкой, и в нём самом сохранились отголоски той набожности.

Эннис осталось вытерпеть ещё шесть месяцев на брачной ярмарке. Шесть месяцев жизни в клетке, ощущая себя куском мяса на аукционе, презираемой такими людьми, как герцог Соммертон.

По словам Фенеллы, три из этих шести месяцев Эннис придётся провести здесь, в горах.

Герцог пошевелился позади неё, тем самым напомнив о том, что, хоть Эннис и удастся избежать последних отчаянных попыток матери найти ей мужа, от Синклера никуда не деться.

А как иначе. Он станет неотъемлемой частью этих трёх месяцев. По крайней мере, на какое-то время. Естественно, не на все три месяца.

В конце концов, воров поймают, и она, Фенелла и Ангус вернутся домой. Было бы крайне неприлично оставаться в Гленкрэйне дольше, чем это необходимо. Особенно в компании с не желающим видеть её герцогом, который подозревал, что она осталась в замке по собственному замыслу, чтобы заманить его в брачную ловушку.

Несмотря на это, он был абсолютно не похож на Соммертона. Он разговаривал с ней. Видел в ней личность. И считал, что её стоит спасти от угрозы нападения разбойников. В том то и дело. Он совсем не походил на герцога. Несомненно, приятное открытие. Синклер мог выразить желание скорее поцеловать овечий зад, чем жениться на ней, но в нём определённо присутствовало некое благородство. Он отвёл своего коня в сторону и снова оглянулся на пожилую пару позади.

– С ними всё в порядке? – спросила Эннис, стискивая зубы от пронизывающего холода.

Фенелла и Ангус закутали головы в плотные шотландки, оставив открытыми только глаза.

– Эти стреляные воробьи? В порядке. Они пережили больше ста шотландских зим на двоих.

Она согласно кивнула. Они явно переносили путешествие лучше, чем она, потому что Эннис так замёрзла, что больше не чувствовала пальцев ног. Но она не жаловалась. Двигаться можно было только вперёд. Пути назад отрезаны.

– А сколько шотландских зим пережили вы, ваша светлость? – спросила она дрожащими губами, сквозь стучащие зубы.

– Таким образом, вы пытаетесь выяснить мой возраст, мисс Баллистер? – Эннис ощутила спиной, как завибрировала его грудная клетка при этих словах, сказанных с резким акцентом. – Хотите сказать, что ваша мать не выяснила этого в процессе своих изысканий? – Он устроился поудобнее позади неё, его широкая грудь упёрлась ей в спину. Белое облачко пара от его дыхания проплыло мимо Эннис и растворилось в воздух прямо перед её глазами. – И здесь все зовут меня Синклером.

Конечно, он не станет церемониться. Всё его поведение противоречило помпезности и благородным манерам, присущим герцогам.

– Мама говорит на великое множество тем. Признаюсь, я не всегда обращаю внимания.

Когда мама начинала обсуждать герцогов, Эннис старалась абстрагироваться от её голоса. Этому в значимой мере поспособствовал Соммертон.

– Мне тридцать.

– И всё ещё не женаты? Хм. Возможно, вам стоит послушать Фенеллу и вступить в брак. Как вы знаете, у меня есть сёстры.

Герцог издал звук, подозрительно похожий на смех. Он был приятным: низким и восхитительным. Как тёплый шоколад в холодное утро.

– Которую из них вы бы порекомендовали? Ту, что выпихнула вас из кареты? Или ту, что ударила брюнетку по лицу?

Эннис подавила смешок. Тогда ей было не до смеха. В то время ей больше хотелось расплакаться, нежели рассмеяться, но сейчас она получала удовольствие от общения с герцогом.

Внезапно он замолчал. Синклер натянул поводья и жестом велел Фенелле и Ангусу остановиться и вести себя тихо.

Он начал всматриваться в простирающиеся тени.