Святослав, князь курский

Основной костяк конного войска, как и следовало ожидать, состав-ляли конные хорошо обученные и вооруженные княжеские дружинни-ки. Но все же большинство всадников составляло ополчение, собранное из смердов-хлебопашцев.

Святослав слышал от старших братьев, что когда во время снема-съезда русских князей зашел разговор брать или не брать с собой в по-ход лошадок смердов, то многие князья и бояре-вотчинники поначалу ратовали за то, чтобы лошадок у сельчан не брать. «Лошадок могут по-бить да покалечить, — сетовали они, — и как тогда оратаю весной в поле ратаяти?»[43] На что князь переяславский резонно заметил: «Если вы сей-час пожалеете смерда и его лошадь, то весной придет половец, убьет стрелой этого же оратая, заберет его лошадь, угонит в рабство жену и детей, а гумно сожжет. Что на это скажете?» Князья и бояре перегляну-лись друг с другом, помялись, помялись, понимая справедливость слов Владимира Всеволодовича, да и решили из двух зол выбрать меньшее. Вот и получилось, что в конном русском воинстве рядом с кольчужны-ми и закованными в крепкие пластинчатые латы дружинниками оказались и безбронные, прикрытые только свитками да зипунами деревен-ские, более привычные к сохе и плугу, мужики да парни. А к чисто-кровным жеребчикам вороной да гнедой масти, на которых горделиво восседали дружинники, добавились коняшки и кобылки бурой, соловой, чалой, саврасой, чубарой да пегой мастей. У великого же князя киевско-го под седлом находился вообще серый жеребчик — краса и гордость Святополка.

На берегах заснеженной Голтвы в среду четвертой седмицы вновь собрались воедино, сотворили благодарственный молебен и, дав отдых пешцам, снова двинулись в путь, держа направление в сторону Донца.

— Так мы всю степь пройдем, — горяча гнедого коня, сетовал Свя-тослав перед братьями, — и ни одного половца не встретим. Что ж это они… как зайцы разбежались… Ищи-свищи теперь их в поле…

— Это, брат, они тебя испугались, — зубоскалили старшие Ольгови-чи, забавляясь отроческой непосредственностью Святослава, чтоб хоть этим однообразие похода нарушить, — уж очень ты грозен и сердит, с какой стороны ни посмотри!

Святослав не обижался. С него от братских шуток не убудет. Только бы не расспрашивали о его постельных делах с половчанкой Еленой или же сами не рассказывали со скабрезными подробностями про свои похождения с наложницами. Тогда румянец стыда покрывал его обветренные на ветру и морозе, но еще довольно нежные щеки. Он впервые был в настоящем воинском походе, поэтому строго придерживался на-ставлений, данных еще батюшкой в Чернигове: свою дружину не поки-дать ни под каким видом. Другие князья, даже его кровные братья, нет-нет, да и отлучатся с коротким визитом к киевским, переяславским либо смоленским сродственникам парой слов перекинуться. Но только не Святослав, хотя и ему очень хотелось посмотреть на своего троюродно-го братца Юрия Владимировича, женатого как и он на дочери хана Ае-пы. Но поход не увеселительная прогулка, а князь Юрий не красная девка, чтобы зенки на него пялить. Всему свое время.

Чтобы хоть как-то скоротать время, дружинники пели негромкие протяжные песни, сказывали сказы про киевского князя Владимира Святославича и его богатырей Добрыню Никитича да Ивана Кожемяку, рассказывали страшные были и небылицы о колдунах и ведьмах, о ле-ших и водяных, любивших почему-то подшутить над простыми смерт-ными. Но больше всего, лишенные женских ласк, любили хвастаться своими любовными похождениями, нимало не заботясь, правда это или откровенные враки, придуманные тут же, на ходу.

Во вторник шестой недели прибыли к Донцу. Тут дозорные донес-ли князьям, что половцы совсем недалече и что их, половцев, видимо-невидимо, как в реке песка или на небе звезд, и что к ним, половцам, силы прибывают и прибывают.

Князья тут же собрали скорый совет и приказали всем ратникам облачиться в брони, что было сделано незамедлительно. Полки из по-ходно-боевого порядка, подчинясь распоряжениям князей и воевод, без лишней суматохи перестроились в боевой. Конница расположилась по краям пеших дружин, прикрывая их от степных орд. Однако половцы нападать не решились. Их даже не было видно, если не считать мая-чившие далеко у окоема[44] конные разъезды, выполнявшие разведыва-тельные действия. Пришлось, соблюдая установленный порядок и строй, самим идти далее. На пути появился город хана Шурукана или Осенева, как довольно часто называли его сами половцы.

— Что будем делать? — поинтересовался Святополк Изяславич, со-брав княжеский совет. — На слом[45] идем или сдаться предложим?

Молодые князья, среди которых был и Святослав Ольгович, рва-лись в бой и желали штурма, но переяславский князь остепенил их, на-помнив, что перед тем, как идти на слом, любому врагу дают право вы-бора: защищаться или же отдаться на милость осаждающего.

— Мы не можем лишить шуруканцев такого права, — серьезно, со знанием дела и внутренней убежденностью заявил Владимир Всеволо-дович, на которого еще в начале похода было возложено общее воин-ское руководство объединенными силами русских дружин, и тут же послал трубача и знаменосца с предложением о сдаче града.

Только ли рыцарские побуждения и личное благородство князя привели к такому решению или тут таились более прозаические моти-вы: нежелание Владимира Всеволодовича начать кровопролитие с коле-на ханов Осеневых, с которым он совсем недавно породнился — трудно сказать. Переяславский князь не любил раскрывать своих мыслей даже перед близкими друзьями, справедливо полагая, что в это неспокойное и тревожное на Руси время любой друг может оказаться вскоре врагом.

Подскакав к вратам, трубач громко протрубил, призывая жителей града к вниманию, после чего горластый знаменосец громко прокричал требование русских князей, пообещав никого не трогать, а только взять откуп. Шуруканцы, недолго совещаясь, видимо, уже заранее готовы были к ответу, заявили, что сдают город без сопротивления и готовы откупиться. Сами же открыли все городские ворота и вышли навстречу русскому войску с дарами: хлебом, рыбой, медом. Всем князьям в каче-стве личного подарка вели степных скакунов светлых мастей: от сереб-ристо-серой до золотисто-соловой.

Чтобы не было неожиданностей, Святополк Изяславич, опять же по совету переяславского князя, входить в город русским дружинам запретил, а, взяв откуп, расположился лагерем недалеко от города, что-бы дать отдых воинам и подкрепиться горячей пищей. По всему биваку немедленно запылали костры, на которые были поставлены большие котлы, принесенные жителями города, и в них вскоре ароматно забуль-кала похлебка из мяса молодых барашков, приведенных в русский стан опять же жителями града, и пшена, припасенного самими ратниками.

Подкрепившись горячей пищей, выставив конные заставы и пешие охранения, в одно из которых напросился княжич Святослав Ольгович, мечтавший о воинской славе — иначе зачем же он столько занимался воинскими упражнениями с дядькой Ратиславом, старым отцовским воеводой, потерявшим в битвах левый глаз и левую руку — русские дружины, не разоблачаясь, устроились на ночной отдых, чтобы сле-дующим утром уже идти к городу Сугрову. Бескровная победа окрыля-ла ратников — и в русском стане долго не замолкало веселое оживление, повсюду слышны были шутки и смех. Только уж в полночь, когда звез-ды густо усыпали небесный свод и явственно обозначилась дорога бо-гов — Млечный Путь, все затихло.

Когда же подошли к Сугрову, городу, стоявшему на холме в излу-чине реки, то проделали ту же манипуляцию: направили послов с пред-ложением о сдаче на милость победителя. Но сугровцы, в отличие от шуруканцев, от почетной сдачи отказались, понадеявшись на крепость стен города и свое многолюдство. Одетые в кольчуги и кожаные панци-ри, а то и просто в стеганые халаты, вооруженные луками и копьями, сугровцы воинственно размахивали руками и громко кричали что-то обидное со стен града.

43

Оратай (ратай) — пахарь; оратать — пахать.

44

Окоем — линия горизонта.

45

На слом — на штурм.