Шемячичъ

Василий Иванович долго любовался засеймскими просторами, убегавшими от горы Ивана Рыльского и града Рыльска на восход и полночь. Просторы эти также убегают вдоль рваной ленты реки и на полдень. Но их взглядом особо не проследишь: гора Синайка мешает. Огромным медведем улеглась она с юга на север, уткнувшись носом в гору Ивана Рыльского. И если на горе Ивана Рыльского стоит княжеский замок с высоким светлым теремом, деревянными церквями Ивана Рыльского и Феодосия Печерского, то на Синайке, ближе к Лоточку на речке Дублянке, где по приданию был зарыт в землю золотоглавый идол языческого бога Ярилы, стоит острожек. Он прикрывает подступы к городу со стороны Путивля и Глушек. Синайка, как и гора Ивана Рыльского, от подошвы до закругленной вершины саженей двадцать-двадцать пять имеет, так что подобраться к острожку не так-то просто. Только с полуденной стороны один единственный мало-мальски пригодный подход имеется, но и он перегорожен рвом и крепким деревянным тыном по земляному валу.

Град Рыльск давно христианский град, и живут в нем добрые христиане, православные русичи. И в Святую Троицу искренне веруют, и молитвы Иисусу Христу воздают исправно, и храмы Господни посещают с удовольствием, и свечки святым покровителям воскуривают, и перед иконами преклоняются. Только древние традиции тоже помнят. Особенно Ярилин день и Ярилину неделю. Тогда на Синайке и Лоточке не только рыляне собираются, песни гудеть, хороводы водить да через костры прыгать, но и парни с девицами со всей округи. Священство, конечно, плюется, возмущается, в церквах проповеди правит, карами небесными грозит, только поделать ничего не может. Как хороводились, так и хороводятся. Как заламывали березкам «зелены кудри», так и заламываю. Как плели венки в такие дни, так и плетут. Как надевали бесовские личины, так и надевают. Как любились, так и любятся. Тут уж ни поп, ни князь им не указ. Впрочем, князь, особенно, когда юн годами, тоже человек, потому ничто человеческое ему не чуждо. Водить хороводы да прыгать через костры, к примеру, он не станет — не княжеское это дело, а вот полюбиться с какой-нибудь длиннокосой, волоокой красавицей — за милую душу! Но пройдет Ярилина неделя или иное какое бесовское наваждение, — и вновь все в православных ходят. С крестильным крестиком на шее, с молитвой Иисусу на устах. Тут и князь — само целомудрие да достоинство, озабоченное государевыми делами.

Знает юный князь Василий Иванович и древнюю бывальщину о названии града. Для жителей Рыльска в том никакого секрета нет — из уст в уста от дедов ко внукам передается этот сказ. Будто бы еще в языческую пору, до Владимирова крещения Руси, облюбовало это место племя северян. Облюбовало и поселилось. Сначала на горе, так как их было мало. Потом — на Синайке, ибо разрослось, людьми умножилось. А далее — и на других местах между речками Рыло и Дублянкой. Веровали же первые поселенцы в языческих богов, среди которых главным у них слыл бог весеннего солнца — Ярила. Вот и назвали они городище свое в честь этого бога — Ярильском.

После крещения, когда старые боги были ниспровергнуты и воссияла истинная вера в единого Вседержителя и сына его Иисуса, в названии града случилось изменение. Из Ярильска стал он Рыльском. Да так и прижилось: Рыльск да Рыльск.

С тех пор многих князей русских — и великих, и удельных повидал град. Многих встречал хлебом-солью, но и от ворот поворот умел дать. Видел он дружины Юрия Владимировича Долгорукого и Святослава Олеговича Северского, Изяслава Мстиславича Киевского и Изяслава Давыдовича Черниговского. А в лето 6688 от сотворения мира1 стал он удельным княжим градом, приняв в свое лоно первого волостелина — юного Святослава Олеговича, сына покойного Олега Святославича Северского. О том его дядья-стрыи позаботились: Игорь да Всеволод Святославичи.

В несчастные для Руси годы Батыева нашествия град Рыльск, в отличие от Курска, уцелел. Но князь рыльский Мстислав Святославич, храбро сражавшийся за Чернигов, в лето 67492 пал от басурман где-то в Угорской земле. О том русские летописи кратко сообщают, рассказывая о бесконечных бедствиях Русской земли. Они же, летописи, и о последнем властелине Рыльского княжества в пору монгольского ига — Олеге Рыльском и Воргольском, печалясь, рекут. Ибо извели зловредные и злопамятные ордынские ханы вместе со златолюбцем бессерменином и баскаком Ахматом Хивинцем Олега и его сродственника Святослава Липовечского. Извели с детьми и женами, с боярами и дворянами. Под корень вырубили потомство Ольговичей курских и северских.

Не повезло и последнему князю — Федору Патрикиевичу, потомку литовского князя Гедимина. Пал он на берегах Ворсклы-реки в лето 69072 от татар ордынского хана Темир-Кутлуя. Подбил тогда изгнанный из Орды хан Тохтамыш литовских да русских князей во главе с Витовтом на битву с ордынцами, маня златом да посулами о вечном союзе. Но едва началось сражение, как Тохтамыш, словно мышь, сбежал. А литовские и русские князья, в том числе герои битвы на поле Куликовом — Андрей Ольгердович Полоцкий да Дмитрий Ольгердович Брянский — и их сродственник Федор Патрикиевич Рыльский пали в сече.

Не раз и не два слышал эти сказы да бывальщины юный князь Василий Иванович. Крепко запомнил. Пригодятся или не пригодятся в жизни эти знания, неизвестно, но и не помешают. Такой груз, как не раз говаривал батюшка, рамен не тянет и есть не просит.

За темной лентой Сейма — так на польский манер ныне кличут Семь — на десять, а то и все двадцать верст все луга, луга, луга. На ближних — на нежно-зеленом ковре из трав — можно рассмотреть бушующие жизненными соками и листвой островки лозняка, верб и ив. А еще — голубые зеркала озер либо стариц. Озер после паводковых вод среди лугов бесчисленное множество. Вон как посверкивают они тихой гладью в солнечных лучах! Словно рыбки-красноперки на береговой травке-муравке. На дальних — волнующейся нежности трав уже не обнаружить — сплошное темно-зеленое море. На фоне этого моря едва различимы кустарники, а озер уже не видно совсем. Хотя на самом деле они там есть. Не так уж часто, но есть. Только вот прячутся в зеленотравье. Не видать их. Ближе к окоему луга упираются в темные полосы лесов. А за лесами теми, как сказывают торговые гости — купцы — и прочие бывалые люди, города русские Ольгов да Курск. Они тоже на Сейме-реке стоят. Только после татарского нашествия захудали вельми. Особливо Курск. Извели супостаты курян. Почти поголовно всех уничтожили… Зарос град травой-лебедой да бурьяном.

А вообще-то лесов вокруг града Рыльска множество. Есть и лиственные — березовые рощи да дубовые дубравы, есть и хвойные — сосновые, есть и смешанные, в которых и стройные ели не редкость. Потому град и расстраивается. И вширь растет, и ввысь пытается…

Приближается пора сенокоса. И по утрам, когда жара еще не плавит воздух до малиново-знойного марева, от Сейма вполне ощутимо доносятся потоки свежести и влажного воздуха. А с лугов при попутном ветерке тянет медово-духмяными запахами трав. Запахи столь ощутимы, что от них кружится голова и томно-сладко ноет сердце.

Если с того места, где остановился князь, Сейм со всеми его изгибами и старицами, с деревянными причалами-пристаньками и приткнувшимися к ним стругами с ветрилами и без оных, виден хорошо, то речки Рылы, впадающей в Сейм, не говоря уже о Волынке, впадающей в саму Рылу, не видать. Их присутствие в окрестностях града можно лишь угадывать по ивняку, сгрудившемуся в низине вдоль русла. Зато строящийся в полутора верстах на полночь от горы Ивана Рыльского, на пригорке, за речкой Рыло, Волынский монастырь видно прекрасно. Особенно только что построенную церковь Николая Чудотворца, называемую рыльчанами чаще Никольской или Николаевской. Вон как маковка, сработанная из тонких липовых дощечек внахлест друг на друга, весело смотрится! А колокольня?.. Так та вообще хочет шпилем с крестом до небесной выси дотянуться! Да и другие церкви — Воздвиженская и Троицкая — недавно заложенные, выведенные только в два-три венца, тоже вполне заметны. И пусть они еще деревянные — то не беда, даст Бог, и каменные на их месте появятся… Всему время нужно. Раньше-то, как сказывали дети боярские да подьячий Лычко — он самый смышленый из всего рыльского «крапивного семени», — и этих не было. Татарщина проклятая народишко местный чуть под корень не вырубила саблями острыми да булатными. Только Бог милостив — и уберег, и дал русскому роду вновь возродиться-умножиться. Правда, ныне новая докука-печаль: Литва, сдружившись с католической Польшей, от православия отходит. Попы польские — ксендзы — в Вильно и прочих литовских градах церкви рушат, костелы возводят. Сама Литва коли отходит — то бог с ней! Но она требует, чтобы и русский люд, и русские князья отринули веру православную, веру дедов и прадедов, еще со времен великого князя Владимира Красное Солнышко установленную, а приняли католическую. Только не бывать этому — Господь своей милостью не оставит…