Время бусово

— С моим удовольствием, — кратко отозвался на речь брата Злат.

— Да что толковать о том, — с грустью после только что прошедших размышлений продолжил Бус. — Ушедшую воду в реке вспять не повер-нуть. Ты составь-ка песнь вещую, чтобы за душу каждого русича брала, на бой святой звала, чтобы не только мужи, но и женки наши на ворога ополчились, меч, стрелы в руки взяли, коней боевых оседлали. Сам тем словом вещим в весях и градах народ на вечах всколыхни, да жрецов способных той речи научи — пусть и они вещее слово в народ несут, на бой зовут! Сделаешь?

— Сделаю. Это ты, князь, верно размыслил: вещим словом по серд-цам русичей ударить, как в набат во время пожара, чтобы гул шел и слышно было за десятки поприщ! О том еще Златогор нам не раз сказы-вал, о том и Веды наши твердят, Русь беречь призывают, не щадя ни крови, ни самого живота.

— А еще, — дав возможность высказаться брату-волхву, продолжил Бус, — необходимо жрецам нашим во всех храмах, на всех капищах, бо-гам нашим жертвы преподнести, молитвы сотворить. Да не просто са-мим сотворить, а принародно, прилюдно, чтобы каждый селянин, каж-дый огнищанин, каждый горожанин то прочувствовал, чтобы матери детей на битву великую без слез и плача благословили, чтобы отцы дух в их сердцах личным примером укрепили!

Бус говорил, чеканя слова, словно сам он на этих вечах присутст-вует, словно сам своим подданным все с амвона говорит.

— Только людских жертв жрецы пусть не вздумают приносить, — предостерег Бус брата, — наши боги того не любят. А то, знаю, найдутся и такие, что жертв человеческих от родов-племен потребуют. Наверное о них христиане говорят: «Заставь дурака Богу молиться, он и лоб рас-шибет». Таких — самих на жертвенный костер посылать надобно. Брат, ты понял?

— Понял. Прослежу. А уж в Кияре точно не позволю. Пора отхо-дить от диких традиций.

— Это точно, пора. Вон христиане со своей верой таких жертв не приемлют.

— Да и русичи, согласно Ведам и Книги Коляды, тоже…

— Вот и договорились. Теперь же пойдем, о сборе веча объявим. А то народ наш это сам учинит. А это — непорядок. Я собирался на вече идти, видишь, — повел могучими плечами Бус, — бронь вот уже одел и корзно прихватил — осталось его повязать. Да ты чуть придержал. Впро-чем, это и к лучшему: оба на сбор веча укажем. И князь, и волхв! А там и остальные братья наши подойдут, и старшая дружина — за ними уже конных нарочных послал.

Как уже выше говорилось, Бус действительно был одет по-боевому: в светлой чешуйчатой кольчуге — колонтаре, усиленной на груди бронзовыми пластинами, при мече на поясе. Алый шелковый плащ — символ княжеской власти и светлый под цвет кольчуги шлем находились рядом, на одной из лавок княжеской комнаты, чтобы при первой необходимости дополнить боевое одеяние витязя.

Торжище, на котором по княжескому кличу должно было собрать-ся вече жителей града Кияра и его ближайших окрестностей, гудело, как растревоженный рой пчел. Кроме поголовно прибывших на вече княже-ских дружинников из старшей и младшей дружин, тут уже находились посадские со всех концов посада и во главе с тысяцкими и сотенными, ремесленные люди вместе со своими старшинами, купцы с родственни-ками и челядью, торговые гости из других земель, оказавшиеся в этот день в граде. Они не имели на вече решающего голоса, но кто же им запретит присутствовать на вече и слушать народ. Никто. А послушать не мешает, чтобы потом, возвратившись в свои земли, не только о ре-шении веча рассказать, но и о самом ходе: кто и что говорил, на чем настаивал.

Почти все киярские мужи на вече прибыли оружны: кто на древко копья, опершись, стоит, кто рукоять меча дланью теребит. Только жен-щины, пестро одетые и покрытые темными платами, были безоружны. В отличие от мужей, разговаривавших друг с другом кратко и с каким-то ожесточением, женщины больше молчали, скорбно поджав губы и скрестив руки на животах. А в их, ранее светлых как само небо глазах, собралась вселенская печаль, замутив взор и погасив огонь радости.

Бус, взойдя на возвышение торжища, амвоницу, специальное со-оружение местных мастеров, позволяющее находящемуся на нем чело-веку возвышаться над окружающими, чтобы самому быть всем видным и чтобы всех видеть, с которой до сей поры не раз выступал, доводя до сородичей те или иные решения, с которой суд чинил и учение о Пути Прави рассказывал или же новый календарь в обиход вводил, вынул меч из ножен и поднял его над головой, призывая собравшихся к тишине и вниманию.

Народ притих.

— Русы и аланы, берендеи и сарматы, кимры и скифы, все жители града Кияра Антского! Цвет и гордость Русколани! Мы собрались с ва-ми на вече не по радостному случаю, не по торжественному празднику, даже не по случаю погребальной тризны о ком-то из сородичей… Мы собрались по горестной причине — враг идет на нашу землю! Враг стоит у наших врат! Сильный и хитрый враг, не ведающий жалости и пощады ни к старому, ни к малому, ни к девице, ни к замужней женщине-матери! Этот враг уже попирает своей грязной пятой земли тиверцев и уличей, словенов и хорватов, карпов и сурежан, тавров и полян, воль-ных скифов и степенных антов! Он предал огню и мечу град Киев, воз-двигнутый легендарными прародителями нашими Кием, Щеком и Хо-ривом и их сестрой Лебедью, детьми Отца Яруна-Ария!

Вече взорвалось криком поддержки слов князя. Возгласы «Верно! Верно!» отчетливей всего выделялись из общей какофонии голосов, перекрывая другие выкрики.

— Святая кровь братьев славян безвинно пролита коварным врагом и взывает к мщению, — перекрикивая рев веча, продолжал Бус. — Так исполчимся же на врага лютого, Змею Горыничу подобного! Так опоя-шемся мечами булатными и кинжалами харлужными! Так возьмем в руки копья тяжелые и стрелы каленые! Так воссядем же на борзых ко-ней да дадим бой врагу лютому! Не посрамим наших дедов и прадедов! Не дадим померкнуть славе отцов наших! Лучше пасть со щитом, чем трусливо бежать без оного, как говорили много веков назад воинствен-ные греки. Умрем за Русь Святую, но не покоримся ворогу!!!

Вече бурлило, когда Бус сходил с амвоницы уже в окружении бояр и старшей дружины. Умел князь найти нужные слова. Впрочем, судя по тому, как собирался народ, как он был возбужден, а, главное, уже воо-ружен, итог веча был уже даже до его начала предрешен: исполчиться и дать отпор врагу.

Не успело еще отшуметь на городском торжище вече, как в княже-ском дворце собрались братья и сыновья князя, воеводы и сотники, ближние советники, чтобы думу думать и решить: где и как дать отпор готам, какими силами. Все в ратных доспехах, словно сейчас в бой вступать. Лица напряжены, глаза суровы. От прежней повседневной, тихой и беззаботной жизни даже следа не осталось. Оно и понятно: не на пир собрались, не песни гудеть, о войне мыслить, о брани.

— В княжеской дружине сегодня состоит пять тысяч ратников, — го-ворил собравшимся Бус, занимая тронное место в торце большого дубо-вого стола, вокруг которого на крепких лавках расселись советники. Справа, одесно от князя — братья, начиная со Злата, за ними воевода и тысяцкие; слева или ошуюю — супруга, сын Боян и известные своей ратной удалью сотники. — Но надобно помнить, что часть этой дружины сопровождает купеческие караваны и не может быть отозвана во избе-жание скандала с купцами и нарушения ряда, учиненного с ними; часть дружины находится на берегах Ра-реки и даже за ее пределами, охраняя порубежье от накатывающихся словно вешние воды гуннов. Это, пожа-луй, пять сотен надо вычесть.

— А врагов, как доносят соглядатаи, — вклинился в речь князя Злат, добровольно возложивший на себя ко всем прочим обязанностям и дело разведки, — от пятидесяти до ста тысяч. Злат в броне, но поверх нее на нем ритуальная одежда волхва: куртка-безрукавка из шкуры волка, рас-стегнутая на груди, и длинное, до пят, корзно черного цвета. Длинные, когда-то золотистые волосы, теперь же подернутые дымкой седины схвачены на челе сыромятным ремешком, чтобы не путались и не за-крывали лица.