Страница 24 из 69
— А захотят ли? — послышалась неуверенность в голосе начальника розыска.
— Захотят. Я со своей стороны их начальника КМ Никифорова, Евгения Александровича, попрошу. Мы с ним старые знакомцы — не один пуд соли, работая операми в седьмом отделе милиции, съели.
Ветров хотел добавить, что не только пуд соли съели, но и не один литр водки выпили, однако, увидев холодный блеск в глазах начальника, вовремя прикусил язычок. Понял, что это бы Реутову точно не понравилось.
— Ты же, Сан Саныч, бери ноги в руки — и по секьюрити банков и Знаменского собора. Руководство служб теперь на месте — должны дать видеозаписи телекамер наружного наблюдения. Вместе потом проанализируем.
— Думаешь, что-нибудь полезное найдем?..
— Думаю, что да. Ты же сам сказал, что иногда случаются чудеса…
— Одно дело сказать, а другое поверить и увидеть…
— По крайней мере, эту версию отработаем, чтобы потом «не было мучительно больно», за бездарно потраченное время и упущенные возможности.
— Ты прямо как Павка Корчагин. Скажи еще: «… за бесцельно прожитые годы…»
— Что поделать… Признаюсь, не всегда я читал только уголовный кодекс да комментарии к нему — приходилось почитывать и кое-что иное. Особенно историческое. Правда, давно это было…
— Тогда, может быть, и о мече Буй-тура что-нибудь расскажешь.
— Нет, о мече Буй-тура не расскажу. Информации о нем мало имею, — чуть слукавил Реутов, который, если бы не случился разбой, то о мече курского князя Всеволода Святославича Буй-тура, героя «Слова о полку Игореве», вообще бы не знал. Не его эта сфера интересов. Не его. — Если интересуешься, то о нем, как мне кажется, может поведать специалист музея, Виталий Исаакович Склярик, — посоветовал подчиненному, перебрасывая стрелки, Реутов. — Он, кстати, обещал мне в субботу не только полный список похищенных предметов предоставить, но и цветные фотографии этих предметов — говорит, лично сам снимал — и заключение эксперта об их стоимости. Так что, в добавок к работе с охраной банков и прочим, еще и общение со Скляриком возьми на вооружение. Он и мужик — что надо, и спец в своем деле — что надо! А переживает-то как по поводу разбоя и хищения… страшно. Словно его личное, кровное похитили. Так и по убитым родственникам не переживают… Кстати, возможно, сможет подрассказать и о любителях старинного оружия и клубах современных рыцарей. Тебе подспорье в разработке твоей версии…
— Нам подспорье, — не удержался вновь от шпильки начальник розыска. — Я не жадный. Нам подспорье.
— Хорошо, — на этот раз не стал придираться Реутов к очередному выпаду Сан Саныча, ибо горбатого только могила исправит, — пусть нам. А теперь по коням — и улыбнись, удача, операм. Не отвернись от них.
Капитану милиции Косьминину Роману Вадимовичу, старшему оперуполномоченному уголовного розыска отдела милиции номер семь УВД по городу Курску, ехать в первый отдел на улицу Добролюбова, 21, совсем не хотелось. Своей собственной работы и на Черняховского, 2-а, хватало. А тут на тебе — иди на дядю попаши! Потом, если с его помощью раскроют преступление, то в списках на поощрение его фамилии, хоть под микроскоп рассматривай, не найдешь. А если не раскроют, то большую часть собственных неудач свалят опять же на него — чужую лошадь никто не жалеет, зато погонять все рады. Дай только волю.
Косьминин, дослужившийся уже до капитанского звания и являвшийся чуть ли не «старожилом» отделения уголовного розыска — текучка в отделении, как, впрочем, и в других службах, была высокой — мог позволить себе некоторые вольности, хотя бы пререкания с начальником розыска Дремовым, доведшим «до его сведения» необходимость командировки в первый отдел милиции.
— На хрена попу баян, когда у него кадило имеется, — было первой реакцией Косьминина. Причем самой мягкой из его богатого арсенала. — Пусть сами стараются. За меня мою работу никто не делает…
— Это не моя инициатива, так руководство отдела решило, — дипломатично заметил Дремов, сам большой мастер афоризмов, милицейских баек, вычурных жаргонизмов, крылатых фраз и крепких выражений. — Ты же у нас самый-самый… первый-первый… уже космических высот достигший, — тут же опалил он жаром своих черных циганистых глаз. — Вот и бросают тебя на прорыв… хоть с баяном, хоть с кадилом — мне до лампады все. Главное, что не с гранатой да под танк, как в сорок первом.
Косьминин, возможно, был не самым лучшим сотрудником в отделе, зато, точно, самым высоким. Надо полагать, именно за высокий рост да за звучную фамилию друзья опера приладили ему прозвище «Космос». Хотя фамилия его, скорее всего, возникла от словосочетания «Козьма Минин». Возможно, он был далеким потомком этого национального героя. Не исключено, что вначале детей да внуков, чтобы их отличить от других славных русичей, так и называли: «дети Козьмы Минина» или «внуки Козьмы Минина». Потом появились правнуки «Козьмы Минина» и так далее.
С веками звук «з» поистерся, подутратил прежнюю звонкость и стал произноситься глуше — «с». А два слова слились в единое — и появилась новая фамилия «Косьминины», обозначающая принадлежность ее носителей к роду героя, немало сделавшего вместе с князем Дмитрием Пожарским для освобождения Московской Руси от польско-литовской оккупации. Впрочем, сам Косьминин Роман, над этим задумывался мало — других дум хватало.
Опера, как и их антиподы из противоположного лагеря общественной жизни — жулики разных мастей и окрасов — своего существования без прозвищ не мыслили. Как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься… Впрочем, роста своего Косьминин нисколько не стеснялся, ходил всегда прямо, и что такое сутулость — не знал и знать не желал. За полученное прозвище на коллег не обижался — у других «псевдонимы» были куда заковыристее и неудобоваримее. А тут, подумаешь, «Космос». Космос — он и в Африке космос.
Когда-то, в далеком уже, две тысячи втором году, он, как и многие его товарищи по «альма матер», после окончания Курского филиала Орловской высшей школы милиции впервые, возможно, немного робея, — как-то она сложится его милицейская судьба, — переступил порог отдела, а теперь был одним из ведущих оперативных сотрудников уголовного розыска. В отличие от своих коллег по сыскному ремеслу, начинавших карьеру с топтания «земли», так называемых зональников, он сразу же был определен на линейный участок борьбы с преступностью: на розыск лиц, занимающихся хищением мобильных телефонов — последствия технического прогресса — и похитителей антиквариата.
Да, технический прогресс на месте не стоял, но и криминал дремать не собирался: раз был спрос на чудо техники связи, то были и предложения. Закон рынка. Что же касается антиквариата, то с появлением частной собственности в рамках рыночной экономики образовались ломбарды, владельцы и обслуживающий персонал которых в частном порядке занялись скупкой антиквариата. А если есть спрос… то, совершенно верно, есть и предложение. Часто криминального характера. А чтобы хоть как-то криминал в этих сферах человеческой деятельности держать в узде, появились линии работы в оперативных службах правоохранительных органов. Вот на такую линию борьбы с преступностью и «бросили» в свое время Косьминина.
Иногда коллеги, зональные опера, дуреющие от наплыва различных преступлений, сыпавшихся на них, как из «рога изобилия», завидовали ему, работавшему по одной линии преступности и имевшему неплохие показатели раскрываемости. Впрочем, завидовали, возможно, не ему, человеку-сыскарю, а тому обстоятельству, что в раскрытии хищений «мобил» у него был надежный помощник в лице все того же технического прогресса. Напичканные электронными схемами «мобилы», даже находясь в чужих руках, «умудрялись» подавать «свой индивидуальный голос» матке — станции, к которой были «приписаны». Да, это так. Но и тут свои закавыки имелись. Сотовые станции, конечно, могли фиксировать по «имэям» и «симкам» своих разномастных «детенышей», несущих им ежечасно, ежеминутно, ежесекундно денежки, как пчелы мед, кормя владельцев и обслуживающий персонал, Только беда в том, что сотовые компании не входили в систему МВД, а, соответственно, не спешили делиться своей информацией с органами правопорядка. Кроме того, операторы сотовой связи — это тоже люди, и, как все люди, были со своими заморочками и «тараканами» в голове; люди, которым было глубоко плевать не только на потерпевших от рук воров и грабителей, но и на оперов со всеми их заботами и тревогами.