Страница 129 из 149
В ноябре, когда опали последние листья и наступили холода, сканирование обнаружило у Джека аденокарциному поджелудочной железы - до недавнего времени одну из самых быстрых и неизлечимых форм рака. И вновь генная терапия ничего не дала. Поджелудочную железу Джеку удалили сразу же, еще до принятия генетических мер, и Колетт надеялась, что обошлось без метастаз.
К несчастью, она ошиблась. Новые смертоносные семена рака были вскоре обнаружены в жизненно важных органах, соседствующих с поджелудочной железой, - в печени, селезенке, желудке, тонких и толстых кишках, а также в больших кровеносных сосудах сердца. В ход были пущены точечная химиотерапия и лазерная микрохирургия, но едва-едва удавалось убрать одно осеменение, как возникало новое. Малыша подключили к системе жизнеобеспечения одного только мозга, пока Колетт, ее коллеги и консультанты, прибывшие со всех концов мира, искали способы поместить Джека в регенванну, полностью обновить его гены, а затем восстановить и тело.
Ни рак, ни лечение ни разу не затронули мозг Джека или его центральную нервную систему. Голова у него оставалась ясной, все метаспособности (кроме, очевидно, функции самоисцеления) сохраняли полную силу, и он постоянно испытывал боль. От всех болеутоляющих, как химических, так и электронных, он отказывался наотрез, утверждая, что они одурманят сознание и помешают "работе", которой он занимается. Что это была за работа, объяснить он не мог, а проецируемые им образы никто не понял - ни Поль, ни Марк, ни лечащие врачи. Но отец и доктора уступили его просьбе, учитывая его необычайную развитость и надеясь, что "работает" он над какой-то всеобъемлющей метапрограммой, которая принесет ему полное исцеление.
У Поля еще теплилась надежда, что Джек выживет. Другое дело - Тереза, Когда был диагностирован новый и страшный рак поджелудочной железы, она настояла на том, чтобы посещать его ежедневно, хотя опутывавшие его трубки и жуткая аппаратура вокруг доводили ее чуть ли не до истерики. Когда Джек сказал ей прямо, что боль очень сильна, она изо дня в день умоляла его позволить врачам прибегнуть к блокировке. Его спокойные отказы и стремительный физический упадок, когда органы один за другим выходили из строя, довели ее до нервного приступа в кабинете Колетт: она рыдала, исступленно винила себя за мучения малыша, твердила, что Джеку не следовало родиться, и требовала, чтобы аппаратуру отключили и позволили ему "тихо умереть".
Тяжелые стрессы и гнетущее сознание вины ввергли Терезу в прострацию. Когда установили, что физически она здорова, ей дали транквилизаторы и уложили дома в постель под круглосуточным надзором частной сиделки. Мари и Мадди до Рождества оставались в пансионе, а Люка с бонной, которая его и учила, отправили погостить к Шери с Адриеном в Лаудон под Конкордом, где они жили зимой. После нескольких тщетных попыток Поля оказать Терезе психопомощь (она экранировалась от него, обвиняя в том, что он обрекает их маленького на жалкое подобие жизни), Поль снова ее оставил.
Несколько недель Тереза чахла, почти не ела и оставалась в тяжелейшей депрессии. Она больше не хотела видеть Джека, а когда я навещал ее и приносил редчайшие книги о музыке, она оставалась апатичной. А потом, незадолго до Рождества, внезапно начала говорить о своем младшем сыне в прошедшем времени. И заметно приободрилась.
Их мать, бесстрастно объяснил мне Марк, может сохранить рассудок, только внушая себе, что Джек умер. По мнению Марка, это был разумный выход. Если только семья не примет решение десять лет держать малыша подключенным к аппаратуре, поддерживающей жизнедеятельность одного лишь мозга, он обречен умереть.
Саркома Юинга дала рецидивы: теперь поражены были позвоночник и череп Джека, и врачи ничем не могли ему помочь.
37
Хановер, Нью-Гемпшир, Земля
24-25 декабря 2053
Дядюшка Роги организовал из орды двоюродных, а также родных братьев и сестер рождественский хор. Ни Тереза, ни Джек не могли присутствовать на семейном Рождественском вечере у Дени и Люсиль; вот старый букинист и придумал, как немного их развеселить, и младшее поколение Династии, как дети, так и молодежь, с восторгом согласилось на его предложение. За два часа до того, как ремилардовскому потомству надо было отправиться на полуночную мессу в старинную католическую церковь на Сэнборн-роуд, Роги собрал их всех у себя в магазине. Он роздал нотные плашки, а потом повел всю ораву по Саут-стрит петь рождественские песни под окнами спальни Терезы.
Сыпал легкий снежок, и тонкий его покров уже похрустывал под ногами, а ветки деревьев и кустов посеребрились. В сиянии уличных фонарей Хановер выглядел до невозможности красивым. В окнах домов сверкали огнями и украшениями рождественские елки. В хоре собралось тридцать четыре певца. Не хватало только двух малышей - Филипа и Аврелии, еще слишком маленьких, а также Кори, дочки Шери и Адриена, умудрившейся простудиться... и Джека.
Они пропели "Явитесь, верные", и "Il est ne, le divin enfant" ["Он родился, божественный ребенок" (фр.).], и "Остролист и плющ", и "Иисус-младенец", и "Тихую ночь", и "Внесите факел, Изабелла и Жанетта" (по-французски и по-английски). Они целиком пропели томительно грустную "Рождественскую песню Ковентри", и кое у кого из юных певцов прервался голос, когда они добрались до совсем незнакомых слов на плашке и поняли, что это песня о невинных младенцах, перебитых по приказу Ирода, которых оплакивают их обезумевшие от горя матери:
Ирод-царь во злобе лютой отдал воинам приказ
Смерти всех предать младенцев за единый день и час.
Горе мне, тебе, сыночек! Никогда я не спою
"Спи, дитя мое родное, баю-баюшки-баю!"
Но печаль рассеялась, едва они запели "Радость миру" и завершили импровизированный концерт любимой ремилардовской "Cantique de Noel".
Сиделка, предупрежденная Роги, помогла Терезе сесть в кресло у окна. Когда певцы смолкли, Тереза помахала им, а из дверей вышла Джеки Деларю, добродушная экономка, с бумажными стаканчиками горячего какао. Роги украдкой плеснул в свой рому из карманной фляжки.