Список Мадонны

— Не бойся, Мартин. Дядя Антуан заставит нас гордиться собой. Пойдем и посмотрим, как он победит серого.

Лошади были у стартового столба и беспокойно перебирали ногами, пока стартер старался выстроить их в прямую линию. Мартин никак не мог рассмотреть Дядю Антуана. Затем поднялось облако пыли, и скачка началась. Коллин рассказала ему, что лошади должны пройти немногим более двух кругов по дорожке. Когда они проскакали мимо трибуны в первый раз, серый опережал всех на корпус. Его всадник держал его в очень коротком поводу, а серый сопротивлялся, пытаясь высвободить голову. Дядя Антуан был в числе отстающих, вторым с конца, и уже на четыре корпуса отставал от лидера. У Мартина замерло сердце. Он попытался рассмотреть что-то, глядя им вслед. Дядя Антуан двигался вперед, но все больше отставал от серого. У финишной линии в конце второго круга, когда оставалось меньше полумили до конца, серый довел свой отрыв до восьми корпусов. Толпа бурно реагировала. Коллин постоянно подпрыгивала на месте и громко кричала:

— Давай, Дядя Антуан, давай!

Мартин тихо шептал:

— Пожалуйста, Дядя Антуан! Прошу тебя!

Никто не видел, как он пошел вперед. Пыль была настолько густой, что трудно было разглядеть лошадей сзади, но, когда они повернули к финишу, стало видно, что низкорослый гнедой передвинулся на второе место, догоняя серого, наездник которого безжалостно погонял того хлыстом. Они были уже менее чем в пятидесяти метрах от финиша, когда Дядя Антуан присоединился к серому жеребцу в последней битве за скорость. Мартину этого было не понять, но в действительности на треке боролись две воли, а не две скорости. Результат в конечном счете должен был сложиться не в пользу серого, поскольку, как многие скаковые лошади до и после него, он, будучи постоянным лидером, не мог выдержать брошенного ему вызова, как бы наездник ни стегал его хлыстом. Он сдался, и Дядя Антуан пересек финишную линию, на голову обогнав серого.

Это был миг, который навсегда врезался в память Мартина. Руки Коллин обняли его шею, и она целовала его, смеясь и плача одновременно. Они танцевали и прыгали, как дети, и никому, казалось, не было до них никакого дела. Ему хотелось, чтобы это не кончалось. Казалось, что этот отрезок времени остановился только для них. В конце концов, когда возбуждение успокоилось, Мартин глотнул воздуха:

— Благодарю тебя, Дядя Антуан.

Коллин быстро отреагировала. Ее лицо раскраснелось, зеленые глаза были полны возбуждения, а улыбка растянулась от уха до уха.

— Которого из двух ты благодаришь, Мартин?

— Ну конечно обоих.

Она протянула ему бумажку со ставкой.

— Тогда по пути поговори со своим, а потом забери наши деньги. А я пойду посмотрю, как расседлывают моего. Правда, он был великолепен, Мартин?

— Да, конечно. Он был великолепен.

— Вот что еще, Мартин. — Коллин подошла ближе и осторожно оглянулась вокруг. — Ты сейчас получишь очень много денег. Мы сможем потерять их раз десять, пока доберемся отсюда до «Герба Бата». Здесь полно тех, кто перережет тебе глотку за шиллинг, не говоря уже о двухстах гинеях. Когда получишь деньги, то отнеси их вот туда. — Она показала на небольшую палатку, стоявшую сразу за главной трибуной. — Это палатка гаранта. За полкроны они положат твои деньги в железный ящик и доставят их в «Герб Бата» завтра. Ну не смотри с таким сомнением. Так делают все, кто выигрывает.

Мартин кивнул. Он остался на месте с двумя клочками бумаги, на которых были записаны их ставки, а Коллин помчалась к паддоку, где расседлывали лошадей. Непонятным образом его мысли улетели отсюда к широкой реке, красновато-коричневым листьям, шуршавшим под ногами, и к старому другу, курившему трубку.

— Да, ты был действительно великолепен, дядя Антуан. Вера гораздо реальнее надежды.

Он взял деньги Коллин и свои двести восемь гиней, ощущая на себе завистливые взгляды других игроков. Зайдя в тень от нескольких высоких эвкалиптов, он отсчитал пятьдесят гиней, завернул их в список участников, купленный им за пенни, и направился к конюшне, постоянно оглядываясь через плечо. Он застал Хьюитта за чисткой стойл. Заметив Мартина, тот расплылся в улыбке.

— Думаю, вы поставили шиллинг-другой на него, мастер Мартин. Этот серый оказался не более чем резвым слабаком. — Он оперся на вилы и усмехнулся. — У меня было предчувствие по поводу этого серого. Я видел многих подобных ему. Их надолго не хватает. Что бы то ни было, вам повезло, сэр. Вы ведь поставили на него, не так ли?

— Да, Хьюитт, я поставил на него. — Он стал разворачивать бумагу. — У меня здесь есть кое-что для вас, Хьюитт. Ваша доля. С ее помощью вы доберетесь до дома.

В течение нескольких секунд Хьюитт смотрел на сверкавшую в руке Мартина россыпь монет.

— Моя доля? Я не понимаю вас, сэр.

Это было одно из лучших ощущений в его жизни, и Мартин наслаждался моментом. Он положил деньги в руку Хьюитта. Кожа руки была грубой, и от нее пахло лошадью.

— Пятьдесят гиней, мой добрый самаритянин. Это ваши деньги, Хьюитт. Все. На вашу дорогу домой. — Мартин положил левую руку на плечо Хьюитта. — Я рад, что смог отблагодарить за вашу смелость и… за боль.

Взгляд Хьюитта, которым он посмотрел на Мартина, был похож на взгляд испуганного животного, на его глаза набежали слезы.

— Бог ты мой, любой приличный богобоязненный человек сделал бы то же самое. А что касается тех негодяев, то я терпел и худших. — Больше говорить было не о чем. Хьюитт пожал Мартину руку. — Я никогда не забуду вас, мистер Мартин. Вы святой, самый настоящий святой.

Выйдя из конюшни, Мартин направился к палатке гаранта. О Боже, неужели эти двое шли за ним? Это была разудалая парочка, и он был уверен, что они стояли рядом там, где он получал деньги. Они были сейчас прямо за спиной, и дистанция между ними сокращалась. Он уже слышал их шаги. Мартин сначала ускорил шаги, а потом побежал. Палатка была прямо перед ним. Он зашел внутрь. Теперь, благодаря практичному здравому смыслу Коллин, он убедился, что его деньги положены в тяжелый металлический ящик, где будут в полной сохранности. Руки у него были все еще холодными и липкими, когда он вышел из палатки на белый свет к людям, нервно озираясь по сторонам. Те двое исчезли.

Потом краешком глаза он увидел Коллин. Она пятилась от мужчины, который тянулся к ней, подбадриваемый своими приятелями. Коллин внезапно остановилась как вкопанная, а мужчина схватил ее за руку. Мартин почувствовал комок в горле. Мой Бог! Он узнал его. Пьяным мужчиной был Александр Блэк.

Мартин побежал. Нужно было что-то делать. Не раздумывая, он с разбегу толкнул Блэка. Тот споткнулся в удивлении.

— Оставь ее, ты, свинья! Убирайся отсюда!

Мартин слышал вокруг себя насмешки. Приятели Блэка напирали. Сам Блэк пришел в себя, и Мартин увидел по его глазам, что он узнан.

— Ты, — тяжело дыша, произнес Блэк. — «Буффало». Чертов придурок с заячьей губой. — Он загоготал. — Что, осмелел? Ну, недоумок, мы сейчас посмотрим.

Блэк, размахивая сжатыми кулаками, пошел на Мартина. Мартин ждал. Он чувствовал, как в нем рождался страх.

Коллин встала между ними. Собралась толпа. За спиной кто-то сердито перешептывался.

— Оставьте его в покое!

Двое молодых верзил, бывших за компанию с Блэком, нервно переглянулись и попятились. Коллин вела себя так, словно ничего не слышала. Ее лицо горело, и она в упор смотрела на своего обидчика. Голос ее звучал твердо, и в нем совсем не было страха.

— Вы, сэр, пьяны и ведете себя совсем не как джентльмен. Мы не хотим общаться ни с вами, ни с вашими дружками. — Она крепко взяла Мартина за руку, ее глаза метали молнии на раскачивавшуюся перед ними в пьяной пантомиме фигуру. — Пошли, Мартин. У нас есть занятия получше, чем болтать с пьяными недоумками.

Должно быть, ее смелость подтолкнула его, но Мартин выставил сжатые кулаки вперед и принялся махать ими перед Блэком. Должно быть, он что-то выкрикивал, поскольку Коллин рассказывала ему об этом позже, но он этого не помнил.