Рейд БТ

Степан принял все меры, чтобы танк смог тронуться с места и пройти по лесу на колесах. Нижняя ветвь гусеницы, оставшаяся под катками левого борта, давала уверенность, что колеса не увязнут в первые мгновения движения. С правым бортом было хуже. Пришлось выложить дорожку из снятых траков перед машиной, перевернув ведущие траки зубом вниз. Танк стоял на склоне, наклонившись вперед и нужно было максимально использовать это обстоятельство. Степан надеялся, что, используя траки, как разгонную полосу, удастся за счет набранной скорости провести машину на катках по лесистому склону и выскочить на ровное поле.

Когда был выбит последний соединительный палец и последний кусок гусеницы уложен перед танком, Паничкин залез в танк и перебрался на место механика-водителя.

— Так, люк башни закрыт, башня застопорена в положении "стволом назад". Нижняя створка люка водителя — закрыта. Рычаги бортовых фрикционов — в заднем положении. Передача — выключена. Главный фрикцион — выключен. Опережение зажигания — выставлено. К запуску двигателя — готов. — Степан резко выдохнул. — Ну, милая, давай!

Завыл стартер, раскручивая коленвал двигателя. Он всё выл и выл, и казалось что уже всё — ничего не произойдет. Но одна вспышка, другая, хриплый рев пробитого глушителя и двигатель сначала неуверенно, а затем всё быстрее начал набирать обороты. Лейтенант смотрел на вибрирующую стрелку тахометра, на оживающие шкалы аэротермометров, и сердце наполнялось холодной уверенностью: — Дойдем. Надо дойти. Но сказать — мало. Нужно сделать.

Медленно Степан придавливал педаль газа, увеличивая подачу топлива двигателю. Главное сейчас было тронуться плавно, но быстро. Если трогаться слишком медленно — катки правого борта зароются в землю. Тронешься быстро — и можно не попасть на выложенную короткую дорожку. Тогда танк не наберет нужной скорости.

Стиснутые до белизны руки замерли на рычагах управления. Вибрация двигателя сотрясала бронекорпус мелкой дрожью. В открытый водительский люк была видна полоска выложенных траков и прогал в кустах, за ней. Вот туда и нужно попасть Степану. Конечно, Паничкин бы предпочел, чтобы за рычагами сидел Скрипчук, наездивший на этой машине сотни часов. Но Скрипчук пропал, и в этом была вина лейтенанта Паничкина. И теперь Степан должен был справиться сам.

Решившись, Степан плавным движением двинул рычаги вперед. Бетушка, рявкнув мотором, прыгнула с места вперед. Проскочив выложенную дорожку, машина влетела в кусты. Хлестнули по броне ветки, в лицо Степана больно брызнуло влагой. Набирая скорость, машина пошла по склону вниз, вдавливая в землю кусты и мелкий березняк. Прикусив до крови губу, Паничкин старался вести БТ ровно, не допуская потери скорости, но и оберегая катки и подвеску от бревен и пней.

Вот что-то со скрежетом прочертило по днищу танка. Ствол гнилой березы разлетелся на куски под ударом лобовой брони. Снова удар снизу — протестующе заскрипели пружины подвески. Еще рывок машины в сторону, и когда Степан уже думал что танк пойдет юзом, склон кончился.

Продавив кусты на опушке, "бетушка" выскочила из леса и ходко пошла по кочковатому полю, иногда пробуксовывая на небольших ухабах. Главное было, аккуратно работая педалью акселератора, не дать танку забуксовать на одном месте. Иначе прорвется тонкий слой дерна, удерживающий одиннадцатитонную машину, зароются в сырую землю ведущие катки и танк ляжет на днище. Тогда конец. Одному машину не вытащить.

Четыре пары обрезиненных катков давили мокрый бурьян, с каждым оборотом приближая Степана к моменту принятия очередного решения. Нужно было решить — либо сделать круг по полю и пытаться пробиться по старой грунтовке, либо снова выходить на большак. После стычки с немцами, потери "тазика" и гибели Скрипчука — ответ, казалось бы, был очевиден: только грунтовка. Но тут было одно большое "но". Если на гусеницах танк ещё мог передвигаться по полузатопленным колеям, то на колесах — надежда на благополучное продвижение практически отсутствовала. А на большаке могут быть немцы. И одному в танке, даже стрелять не получится.

Но тут решение само надвинулось на Степана. "Лоб" машины нырнул вниз и тут же задрался вверх. Мотор надрывно загудел, теряя обороты. Степан инстинктивно надавил на педаль акселератора и танк, преодолев неглубокий кювет, выскочил на большак, неожиданно оказавшийся ближе, чем рассчитывал Паничкин. Тормоз, руль влево, притормозить левым бортовым фрикционом, руль прямо, выжать педаль главного фрикциона, рычаг коробки передач установить в нейтральное положение, отпустить педаль фрикциона и снова нажать педаль тормоза… Стоп. Стоим на большаке.

Лейтенант откинул нижнюю створку люка водителя и наполовину высунулся наружу. Дождь немного стих. Вблизи от танка можно было ещё рассмотреть отблескивающие зеркальца луж, а дальше всё терялось в темноте.

— Да, двигаться без света — не удастся. А включить фару, значит демаскировать себя. С другой стороны — самолеты ночью не летают. И если снова немецкая засада — придется прорываться ходом, стрелять всё равно некому. Значит, включаем свет. Если есть что включать.

Степан щелкнул переключателем. Ожидаемо загорелась только левая фара, бросив на дорогу луч желтоватого света. Состояние дороги оказалось лучше, чем помнил Степан по последней побывке. Видно ремонтировали дорогу, засыпав полотно мелким гравием и укатав его. Тем лучше. Паничкин захлопнул обе створки люка механика-водителя, включил передачу и, плавно отпуская педаль главного фрикциона, тронул танк с места. — Ну что, господа фрицы, попробуйте-ка, меня остановить.

Узкое стекло триплекса ограничивало обзор в стороны, давая возможность видеть только прямо вперед, но открывать верхнюю створку люка Паничкин не хотел. Слишком явственно при этом вспоминалась кровь, заливающая лицо старшины Скрипчука. Упершись налобником танкошлема в планку смотрового прибора, лейтенант ворочал тугой обод руля, покрытый деревом, ведя машину по извилистой дороге. Шинель, отсыревшая во время ремонта в лесу, от дождя сверху и от пота изнутри, грела плохо. Потоки воздуха, протягиваемые вентилятором двигателя через боевое отделение, также не добавляли комфорта.

Да и в мыслях было стыло и неуютно. Степан понимал, что как только он доложит командованию о потере топливозаправщика и гибели Скрипчука и Галимзянова, то он как минимум пойдет под трибунал, за невыполнение приказа. И оправдываться будет нечем. Но сначала нужно найти и доставить в бригаду топливо. Слишком дорогая цена была заплачена за ошибку лейтенанта. И если не будет горючки, то цена эта увеличится многократно. А еще, необходимо доложить командованию о немецком дозоре, который рейдирует недалеко от Ивантеева. Поэтому, несмотря на тяжелые мысли, давившие душу лейтенанта, Паничкин все придавливал и придавливал педаль газа.

— Ещё немного. Сейчас будет поворот на новый грейдер, потом мост через реку, а там и Ивантеево рядом.

Танк вписался в дугу поворота и, разгоняясь, понесся по новой дороге. Рокот грузошин опорных катков по укатанной щебенке большака и уханье срабатывающей подвески исчезли, как по мановению волшебной палочки. Только шипение разбрызгиваемой воды и гул двигателя сопровождали теперь движение машины по гладкой поверхности дороги.

Лейтенант озадаченно повертел головой. Приподнял ухо танкошлема. — Действительно, стало ощутимо тише. После грохота, сопровождающего движение опорных катков по гравию, железная симфония, издаваемая двигателем, воспринималась как отдаленное жужжание майского жука. Что-то неправильное было в этой дороге. Какая-то она была слишком гладкая для грейдера.

— Может, я свернул не там? Да, нет — не было здесь другой дороги, одна она. Значит, пока я дома не был, дорогу чем-то покрыли. Новое какое-то покрытие, не иначе.

Серое полотно дороги, поблескивая водяной пленкой в свете единственной фары, уносилось под днище танка. Ровно гудел двигатель, подвывала шестернями коробка передач, и танк всё набирал и набирал скорость. А, значит, нет смысла беспокоиться из-за странностей дороги. Главное, добраться до Ивантеево и найти топливо.