Любить дракона

КАБЛУКОВА ЕКАТЕРИНА

ЛЮБИТЬ ДРАКОНА

Часть 1

Глава 1

Тиль медленно брела по улице, кутаясь в старый шерстяной плащ. Ветер уже неделю дул с северных гор, отчего в воздухе пахло холодом и снегом. Камни мостовой с утра подернулись белым инеем, напоминавшем плесень на сыре, который продавался лишь в лавке на ратушной площади. Сыр был очень дорогим, и девушке приходилось экономить по полгода, чтобы побаловать себя, купив маленький кусочек к Дню Обновления. Мимо неё по мостовой пронесся фаэтон, тотчас забрызгав случайных прохожих грязной водой из лужи, в которой примешивались и осколки еще тонкого льда. С тротуара послышалась ругань, один из прохожих, которому досталось больше всех, даже сделал несколько шагов в сторону экипажа, потрясая кулаком: грязь теперь украшала его модный светлый плащ бурыми кляксами.

Сама Тиль машинально вжалась в стену, избежав холодного душа, при этом она больно ударила локоть, отчего на глаза навернулись слезы. Вернее, они уже давно противно щипали глаза, и боль в руке была именно той последней каплей, после которой они хлынули рекой. Тиль судорожно зашмыгала носом, пытаясь их остановить, но бесполезно. Вдобавок нос заложило, отчего дышать пришлось ртом. Девушка прекрасно понимала, что это – прямой путь к болезни, а болеть ей сейчас нельзя, но ничего с собой поделать не могла. Сегодня ей опять отказали. Это было последнее приличное предложение за неделю. Она так надеялась, что ее возьмут гувернанткой к «очаровательному трехлетнему малышу», как гласило объявление. На самом деле очаровательный малыш оказался банально толстым ужасно капризным ребенком, постоянно вытиравшим сопливый нос рукавом рубашки. Но Тиль, за последний месяц поднаторевшая в собеседованиях, отнюдь не питала радужных надежд. Ей просто была необходима эта работа. Вернее было сказать, что ей вообще нужна была работа, и ради этого она готова была смириться и с капризами ребенка, и с чванливым высокомерием его матери, смотревшей на девушку с изрядным презрением. Она даже почти прошла собеседование, когда вдруг дверь кабинета хозяйки распахнулась, и в комнату вошел молодой человек, вернее, судя по прыщам, обильно украшавшим ярко пламеневшие щеки, юнец, только что выпорхнувший из классной комнаты во взрослую жизнь. При виде Тиль он, представленный как старший сын хозяйки, красноречиво замер на пороге, позволяя полюбоваться его прыщами, а затем начал бросать на девушку весьма недвусмысленные взгляды, после чего его мать резко прервала разговор, заявив, что девушка слишком молода и некомпетентна. Ей ничего не оставалось, как покинуть негостеприимный дом и отправиться восвояси. Потом она долго бродила по улицам города, пытаясь справиться с отчаянием, охватившим её. Ей так нужна была работа. Вот уже две недели она каждый день ходила на собеседования, по всей округе, и если вначале она робела и стеснялась, то теперь она спокойно отвечала на каверзные вопросы будущих работодателей, но ей все равно отказывали под различными предлогами. На самом деле, она прекрасно понимала, что все отказы строятся лишь на том, что она – молодая, симпатичная девушка, не имеющая никаких рекомендаций, кроме отзыва директора пансиона, в котором она провела почти всю свою жизнь.

Настоящее имя Тиль было Матильда. Претенциозное и тяжеловесное, она ненавидела его, как впрочем, и всю свою жизнь, не отличающуюся особым разнообразием. Единственная дочь, обедневших, но гордых своим дворянским происхождением родителей, она очень рано была отослана в пансион, щедро оплачиваемый ее крестной, где и провела более десяти лет своей жизни, пока её родители проматывали остатки состояния. Будучи весьма посредственной в рисовании и музыке, она старалась как можно больше времени уделять таким предметам, как домашнее хозяйства и ведение учетных книг, здраво рассудив, что это ей пригодится в жизни куда больше.

Смерть крестной и необходимость предстать перед судом за долги, заставила барона и баронессу фон Дерек вспомнить о дочери. Возвращаясь в обветшалый дом, приютившийся на краю города, Тиль не питала радужных надежд, для этого она была слишком практична. Холодно поприветствовав родителей, она прошла к себе в комнату, одновременно оглядываясь по сторонам и намечая фронт работ, которым не суждено было осуществиться. Ровно через день после приезда, родители торжественно объявили ей, что у нее есть жених. Им оказался сын соседей – разбогатевших торговцев, которым родители задолжали достаточно большую сумму денег. Ганс был невысоким, полноватым юношей, от сального взгляда которого девушку передергивало. Одна мысль о том, что она будет отдана ему и он сможет сможет касаться ее потными пухлыми пальцами, приводила её в ужас. Попытки переговорить с родителями не увенчались успехом, они давно были чужими друг другу людьми. Объяснение закончилось громкой ссорой, сопровождавшейся хлопаньем рассохшихся дверей и битьем давно потрескавшейся посуды, которую потом Тиль пришлось долго склеивать. Формально, еще год родители оставались её опекунами, и имели полное право распорядиться дочерью так, как сочтут нужным. Единственный выход девушка видела в том, чтобы найти работу и выплатить весь долг, или же просто исчезнуть до своего совершеннолетия. С трудом выпросив для себя отсрочку, она упорно ходила по собеседованиям, ни гнушаясь никакой приличной работой. Но для горничной она была слишком образована, для гувернантки – слишком молода, для продавщицы – слишком благородна. Тиль подозревала, что помимо всего остального за частью отказов стояло желание угодить семье Ганса – очень зажиточным горожанам, мечтавшим за счет свадьбы сына попасть в высшее общество.

Тиль решительно смахнула слезы и одернула плащ. После последнего собеседования, оставившего весьма гадкое чувство на душе, она битый час бродила по улицам города, обдумывая, что же ей теперь делать. По всему, выход оставался один: бежать из города. Будучи особой абсолютно лишенной романтических переживаний, Тиль прекрасно понимала абсурдность такого плана: у неё не было, ни друзей, которые бы могли помочь, ни денег, крайне необходимых для такой авантюры, к тому же её тот час объявят в розыск, будто преступницу. Можно было, конечно, подобно разбойникам, попытаться спрятаться в лесу, и она могла бы рассмотреть вариант, будь сейчас лето, но дело близилось к зиме, и Тиль сомневалась, что ей понравится мерзнуть под елками и спать на снегу.

Тяжело вздохнув, она побрела дальше, стараясь не замечать ни холодного ветра, пробирающего до костей, ни свинцово-серых снежных туч, которые уже полдня висевшие над высокими хребтами гор. Ноги сами привели ее на ратушную площадь, где по выходным проходила ярмарка. По будням же здесь наказывали преступников или зачитывали указы. Сегодня был будний день. Пара воров-карманников стояли на помосте, привязанные к столбу. Над каждым из них была табличка с надписью о преступлении, совершенном им и вынесенном приговоре. Рядом городской стражник лениво опирался на алебарду, снисходительно глядя на нескольких зевак, расположившихся на площади. Судя по его покрасневшему носу, для согрева он частенько прикладывался к фляге, висевшей на поясе. Стайка оборванных мальчишек пронеслась мимо, кто-то запустил в одного из воров огрызком, но слегка промахнулся: огрызок попал в столб, рассыпавшись на кусочки. Один из них угодил в тот час же встрепенувшегося стражника, тот вздрогнул, выпрямился и сделал угрожающее движение в сторону сорванцов. Те, с радостными криками, поспешили удрать. Стражник не стал гнаться за ними, понимая, что выйдет себе дороже: догнать не догонит, а вот нагоняй за то, что оставил пост, получить может.

Тиль улыбнулась, впрочем, улыбка не затронула ее глаз, шмыгнула носом, и прошла к стене ратуши, где на деревянном щите развешивали объявления, в надежде найти что-то новое для себя. Она с удивлением отметила, что вокруг щита толпится народ, с удивлением тыча пальцами в большой лист плотной дорогой бумаги, судя по белизне, повешенный буквально несколько минут назад. Протиснувшись сквозь толпу, девушка подошла поближе и нахмурилась, вчитываясь в строки, написанные на гербовой бумаге каллиграфическим почерком. Объявление гласило: