В условиях обмана

— Ну и мы все-таки первый раз встретились, тебе полезно будет знать, что я живу, может, и скромно, но не жалуюсь, — продолжаю я наше третье по счету знакомство. — Машина есть, квартира есть, работа есть. И я холост.

— Дурак, — смеется она и упирается руками в скамейку, не прекращая улыбаться. А мне становится действительно хорошо, именно ради ее улыбки я и говорю такую чушь. 

Мне легко общаться с девушками, но если копнуть поглубже, то можно столкнуться с нюансами. Поверхностные отношения, знакомства, секс — да, пожалуйста; здесь многого не нужно. Этого опыта у меня навалом. А дальше я уже давно перестал заходить и много раз всем говорил: никакой близости, адьос, малышка.

Серьезные отношения у меня были дважды: первая школьная любовь и типа первая осознанная любовь. «Типа», потому что не могу сказать, что это была любовь, скорее, просто очень сильная влюбленность.

Если говорить о женской половине семьи, то она невелика. Тем более, когда я покинул родной город, теперь с ними не пересекаюсь вообще, только с бабушкой. Теть или сестер у меня нет, а те, что есть либо слишком далекие родственники по семейному древу, либо давно уехали в другие крупные города, подальше отсюда.

Мать — это вообще отдельная история. Наши отношения похожи на небольшую лодку, которая в открытом океане, где постоянно штормит. У нас трудные отношения, построенные на непонимании. Мы будто отгорожены друг от друга стеной, поэтому, когда разговариваем и пытаемся что-то донести, наши слова не долетают и рикошетят об эту стену. Было бы странно обвинить во всем этом мать, но в этой ситуации я абсолютно не имею представления, что творится в ее голове и почему она так поступает.

Все, что я чувствую со стороны матери — это какие-то негативные эмоции. Честно говоря, мне вообще кажется, что ее любимый сын — это Миша. Словно после смерти отца я перестал быть ей нужным, возможно, потому что мы с Мишей не являемся полнокровными братьями. У нас разные отцы, и иногда мать смотрит на меня абсолютно по-другому. Не знаю, как объяснить это чувство. Она сразу отворачивается, а мне становится неуютно, но я подозреваю, почему это так, что бы она мне не говорила.

Мое детство было прекрасным, если бы не начавшиеся ссоры между родителями, продолжавшиеся около года, было бы идеальным. И если бы не смерть отца. Когда мой отец умер, в семье произошел конкретный сбой. Нас с Мишей отправили к моей бабушке, а мать куда-то исчезла. Мы виделись с ней только на похоронах. Она была бледной, потерянной, словно неживой. Держалась за нас, но никак не делала ничего больше (не обнимала, например). Я думал, что раз и Миша стоит без возражений, то и я не должен. Уже тогда я знал, что мой отец — не его отец. И мне хотелось быть мужчиной, чтобы мама чувствовала мою поддержку, хотя самого разрывало изнутри и так хотелось разрыдаться в маминых руках.

Тот день я запомнил навсегда. Мать ушла, даже не попрощавшись. Я знал, что ей тяжело и хотел идти за ней, но мне не дали. Меня утащили другие родственники, а мне оставалось только лицезреть, как мать провожает меня пустым взглядом, не пытаясь забрать меня. Я обиделся на всех.

Так мы и продолжали жить у бабушки. Я тайно ходил с братом к нашему дому, но там всегда было закрыто, и никто не открывал. Мать пришла к нам только через месяц после похорон. Этого момента я ждал дольше всех, поэтому сбежал с уроков домой (моим домом на тот момент стал дом бабушки), упав в объятия к матери. Тем не менее, я чувствовал только какой-то барьер от нее и странный холод. Она разговаривала и смотрела на меня, но в ней что-то изменилось. Нашу семейную идиллию с отцом или без было уже не вернуть.

Мама начала изредка навещать нас с братом и бабушкой, но не забирала. Это был самый ужасный год моего детства, который сопровождался вечным ожиданием матери и разочарованием. Я отдалялся от нее и уже не радовался ее приходу. Думал, хуже быть не может. В школе я стал задираться, получая много замечаний.

Когда мне было уже десять, мать объявила: «Я возвращаюсь к своему бывшему мужу, и вы, дети мои, переезжаете со мной». Мне было все равно, хотя в душе поселилась надежда на воссоединение семьи. Но бывшего, ставшего настоящим, мужа, по совместительству отца Миши, я сразу невзлюбил. Особенно когда у меня начался переходный возраст, года через два.

Все это время я видел, что мать не счастлива. Пытался ее подбодрить, но она лишь натянуто улыбалась и говорила, чтобы я ей не мешал. И тут все изменилось, когда я начал ссориться с отчимом. Скандалы на весь дом, его бесполезные попытки наказать меня за неодобрительное поведение (это не останавливало меня ничуть).

Единственным вариантом было загрузить себя по полной, чтобы реже бывать дома, но и это не помогло. Все равно что-нибудь было разбито (ваза, посуда, телефон). Я хотел защитить свою маму, потому что замечал, как отчим с ней обращается. И я часто напоминал ему, что если бы мой отец был жив, его бы тут не было. Ему это очень не нравилось.

Что касается Миши, он всегда был спокоен, уравновешен и держал дистанцию. Хотя откровенно признался мне, что лучше бы они не сходились: «От них больше негатива, чем позитива. Но ты, Саш, перестань так заводиться, лучше не станет». А я не мог не заводиться.

Между тем, мать и отчим не ладили. Часто видел, как она плачет, когда думает, что ее никто не видит. Но я видел и не решался подойти, потому что не хотел, чтобы она снова меня отталкивала.