Точка Зеро

Дорога отходила от магистрали, проходила мимо гостиницы и разветвлялась надвое: налево к деревне Рэтби, прямо — вдоль опушки леса, через поля, по мосту над речкой, обрываясь прямо в поле у ручья.

— Когда-то здесь была мельница, — сказал Тони. — О ней еще в буклете было написано, который в гостинице давали.

— Говорят, сгорела. Давно уже. Когда я был здесь, ее уже не было. Ни в нашем мире, ни в том, другом. Темнеет уже. И есть хочется. Может, закончим на сегодня?

Они вернулись в гостиницу и снова устроились за столиком в баре. Еду там подавали не слишком разнообразную — рыбу с картошкой, мясной пирог, яичницу с салом. Зато пива было вдоволь, и очень даже неплохого. И крепкого.

— Может быть, не стоит? — осторожно спросит Тони Питера, который пил уже третью кружку. — Все-таки завтра за руль.

— Ты думаешь, на этой сраной дороге бывают полицейские? — высокомерно приподнял брови лорд Скайворт.

— Скажи… — Тони старательно рассматривал узор на пивной подставке. — Ты случайно ничего не знаешь о Свете? Люси ничего не говорила?

Питер посмотрел на Тони исподлобья, барабаня пальцами по столу.

— Знаю, — сказал он. — У нее все хорошо. Наверно, это все, что нужно знать тебе.

— Питер…

— Послушай, Джимми, — медленно и с неожиданной злостью начал Питер, назвав Тони его вторым именем, которое тот очень сильно не любил. — Мне не хотелось бы с тобой ссориться, тем более, сейчас. Но раз уж ты начал… Хорошо, я скажу тебе все. А там можешь обижаться сколько угодно.

— Хорошее начало, — пробормотал себе под нос Тони. — Ну, давай. Возможно, у меня тоже есть что сказать. Нет, не о тебе. Просто я так понимаю, ты теперь Светин адвокат, и…

— Ты знаешь, что она беременна? — перебил его Питер.

— Ты думал, я сейчас начну удивляться и рвать волосы? Не начну. Да, я знаю, что она беременна. То есть был почти в этом уверен. Где-то процентов на девяносто. Ну, сейчас ты подтвердил.

— Она тебе сказала? — удивился Питер.

— В том-то и дело, что нет. Просто я умею считать до тридцати. Плюс еще кое-что сопоставил. Почти две недели ждал, что она скажет. Нет. Ни намека. И какой я должен был сделать вывод? Только тот, что я ей не нужен. Ни в качестве мужа, ни в качестве отца нашего ребенка. Я даже не знаю, Питер, собирается ли она рожать или уже сделала аборт. Может, ты знаешь?

— Нет, — покачал головой Питер. — К сожалению.

— А тебе кто сказал, интересно? Люси?

— Еще чего! Если Люс узнает, что я знаю… Просто, Тони, ты понятия не имеешь, что такое жизнь в огромном доме, где десятки глаз, ушей, языков, причем все друг другу родня и знакомы с детства. Ты рядом с этим, но не внутри. Здесь ничего не остается тайным. Спрятать в сейфе секретный документ — допускаю. Но повседневная жизнь… Как можно скрыть что-то, когда слуги заправляют твою постель, стирают белье и опорожняют мусорные корзины? Если ты, конечно, понимаешь, о чем я.

Тони покраснел так, как, наверно, не умела даже Света.

— Прекрасно понимаю, Питер! — он начал заводиться и чувствовал, что вряд ли уже остановится. — Десятки глаз, ушей, языков. Десятки шпионов. И сплошное лицемерие. Все такие приличные, порядочные, да? Вековые традиции, да? Как мы приезжали к твоему деду со своими девушками — и жили в разных комнатах. Девочки с девочками, мальчики с мальчиками. А по ночам менялись — как в школьном лагере. Ты не помнишь, как твой дядя орал на Майка, когда застукал его с Лиз? «Это порядочный замок, а не бордель». Хотя они уже были помолвлены и жили вместе. А сам в каждый свой приезд и потом, когда стал графом, по ночам ходил наверх к Элизабет. И все об этом знали. В том числе и твоя тетя Агнес.

— Я во многом с тобой согласен, Тони. Но не во всем. Во всяком случае, тебе никто ни слова не сказал, когда Света каждую ночь оставалась у тебя.

— Сказали бы — если б я остался у нее. Поэтому не надо мне тут…

— Ты закончил? Тогда заткнись и послушай, — Питер грохнул кружкой об стол так, что пиво выплеснулось и растеклось лужицей. — Борец, твою мать, с лицемерием. На месте Светы я вцепился бы тебе в морду. Но она повела себя как настоящая леди. Промолчала, уехала и разорвала с тобой все отношения. Ты хочешь знать, почему она тебе ничего не сказала о ребенке? Так я тебе объясню. Когда ты лапал Эшли в холле, она сидела в кресле за камином и прекрасно все видела. А я стоял наверху, на галерее. И тоже все видел — и вас, и ее.

— Что за бред? — возмутился Тони. — Эшли чуть не упала, я ее поддержал, только и всего. Между нами тогда вообще ничего не было.

— Только и всего, — повторил Питер. — А потом появились Энни и Салли. Хочешь знать, что они сказали, когда вы с Эшли ушли? — и Питер дословно пересказал то, о чем говорили горничные.

Тони снова бросило в краску, которая сразу же сменилась мертвенной бледностью. Он открыл рот, но так и не смог ничего сказать.

— Я давно знаю, что ты спал с Энни, — продолжил Питер, превратив пальцем лужицу пива в каракатицу со множеством щупальцев. — Тебя видели, когда ты утром выходил из ее дома. И что она аборт делала, тоже знаю. Я не стал тебе ничего говорить, потому что никаких осложнений не последовало. В конце концов, ты тогда был холостым, без постоянных отношений. Мало ли что может случиться между взрослыми людьми. Но ведь Света об этом не знала, так? И ты всерьез думал, что не узнает? Кстати, совсем не факт, что это был твой ребенок, Энни тогда встречалась с парнем из деревни. И сказать об этом могла потому, что заметила Свету в холле. Специально для нее.

Тони молчал, обхватив голову руками.

— Ты можешь сказать, что все это было давно, задолго до твоего знакомства со Светой. Но подумай сам, как это выглядит. Ты трахнул горничную, которая потом стелет постель твоей новой пассии.

— А ты никогда не спал с горничными? — беспомощно огрызнулся Тони.

— Ты же знаешь, мне было тринадцать. И ту горничную в худших аристократических традициях мне подсунула маменька. Чтобы я потерял невинность с санитарно чистенькой девицей, а не подцепил триппер или что похуже от какой-нибудь шалавы. Впрочем, я себя не оправдываю. Того раза мне хватило, чтобы стать моногамным. После нее у меня было только две женщины, и на обеих я женился. И не считаю, что многое потерял.

— Я ее люблю, — после долгого молчания сказал Тони, по-прежнему не глядя на Питера. — Свету.

— Серьезно? — насмешливо поинтересовался Питер. — А она в курсе? Я так и думал.

Он встал, бросил на стол пару купюр и пошел к выходу, но остановился у двери, как будто что-то вспомнил. Вернулся и положил перед Тони зеленый листочек-стикер с написанным телефонным номером.

— Не думаю, что тебе это нужно, но мало ли? Каких только чудес не бывает в жизни.

Когда Питер ушел, Тони еще долго сидел за столом и крутил в руках стикер. Потом решился и набрал номер. Механический голос что-то сказал по-русски, затем раздался гудок: видимо, предлагалось оставить голосовое сообщение. Тони нажал кнопку отбоя, поджег листочек в пламени стоявшей на столе оплывшей свечи и бросил в пепельницу…

Когда Тони поднялся в номер, Питер уже спал. Или делал вид, что спит. Утром они тоже не разговаривали. Молча собрались, молча спустились в бар на завтрак. Молча сели в машину и поехали по набившей оскомину раскисшей дороге. Дождь со вчерашнего дня так и не прекращался, лил и лил — такой же серый и унылый.

И вдруг его словно ножом отрезало. Как будто на театральной сцене сменилась декорация. Из-за туч даже просвечивало мутным круглым глазом солнце. Ветер донес запах дыма, где-то лаяла собака.

— Похоже, его перестроили, — пробормотал Тони, пытаясь разглядеть дом. — Или крышу поменяли.

— Пять лет назад он уже был таким, — сухо ответил Питер.

— Послушай…

— Считай, что мы закрыли эту тему. Вчерашнюю тему. Скажу только одно. Через неделю вернется Джонсон. Я бы мог уволить Эшли, но не буду. Не думай, что ради тебя. Просто Джонсону пока будет тяжело справляться со всем.

— Значит, наши с тобой отношения?..