Страница 54 из 70
— Извини, Питер, — смущенно сказала я. — Но в этом надо родиться и вырасти. Я, конечно, читала Дебретта, но, если честно, мало что поняла и запомнила.
— Если бы тебе это было нужно, запомнила бы. Утешься, у нас есть Джонсон, а на официальных обедах на столе стоят именные карточки.
Я посмотрела на Тони, который сидел в самом конце стола, и меня словно царапнуло. Смутная неловкость — что я вдруг оказалась рядом с хозяином дома, а он… Наверно, обычное чувство женщины, общественный статус которой внезапно оказался выше, чем статус ее мужчины. Точно так же Маргарет смотрела на сидящего на самом непочетном месте Мартина. А ведь если бы его происхождение было известно…Тогда бы он, наверно, сидел справа от хозяйки, роль которой играла Миртл — жена наследника.
Кстати, Джонсон, объясняя мне уклад Скайхилла, пояснил и положение Тони. В частности, будучи служащим высшего ранга, он имел право обедать за хозяйским столом — равно как и личный секретарь хозяина или бухгалтер, но эти должности были давно упразднены. Так повелось еще со времен средневековья. Однако существовал один нюанс: этим правом Тони мог пользоваться только в присутствии хозяина и при наличии других гостей. Впрочем, как личный друг Питера он присутствовал и на частных трапезах — если, конечно, Питер и Люська не желали побыть тет-а-тет. А в мой первый вечер после приезда просто не хотел нам мешать.
Поздно ночью я никак не могла уснуть. Обычно мне было так спокойно и уютно рядом с Тони, что я засыпала почти мгновенно, но только не сейчас. Две мысли мучили меня попеременно.
Что хотел сказать Тони перед тем, как позвонила Люська? Как понимать его фразу: «А что мешает?»? Ничего не мешает тому, чтобы мы были вместе всегда? Или все-таки это был вопрос: что же именно мешает этому?
А вторая… А ведь Аманда была права. Я тревожилась из-за того, что уже произошло и что я не могла изменить. Мы были у ювелира меньше месяца назад, но мне казалось, что это было в прошлой жизни. В прошлой жизни, которую я забыла… Как связана эта тревога с ребенком, которого я могла родить — или которого еще рожу?
Почему-то я не сомневалась, что девочка, которая мне приснилась, должна была быть нашей с Тони дочерью. Мэгги… Но почему она вдруг превратилась в куклу? И что снилось мне этой ночью — когда я проснулась в слезах?..
25. Бал
За завтраком сходство с гостиницей еще больше усилилось. Все те же лица, что и вчера, бродили с тарелками вдоль буфетов, наливали себе кофе и чай, тихо переговаривались, сидя за столом. Герцог Бэдфорд приветливо поздоровался со мной. Остальные, мимо кого я проходила, тоже здоровались первыми. Видимо, после того как Питер накануне повел меня к столу, мои акции взлетели до небес. Я почувствовала себя Хлестаковым.
Кстати, Питера за столом не было. Он позавтракал раньше и вместе с Тони и Джонсоном проверял, все ли готово к приему. И собак тоже не было на привычном месте, их не пускали в столовую при гостях. Я нашла Фокси и Пикси лежащими на кровати в спальне Люськи. «Когда хорошего становится слишком много, — читалось на собачьих мордах, — оно превращается в свою противоположность. И гости в том числе».
Люська в пеньюаре сидела за туалетным столиком и критически разглядывала свое отражение.
— Дурдом! — пожаловалась я, устраиваясь на банкетке у кровати.
— А теперь представь, каково было мне, когда я только приехала. На третий день после приезда похороны дяди Роберта и траурный прием, а через месяц — официальный прием в честь нашего бракосочетания. Хоть танцев не было — уже песня. А так у нас обычно три больших приема в год. Рождественский для родственников и близких друзей, бал арендаторов мае и летний прием в июле. Не нами придумано, не нам и отменять.
— Куда ни сунешься — везде люди.
— Не говори. Причем большинство из них я не знаю.
— А Питер знает?
— Питер-то знает, а что толку? — вздохнула Люська. — Сегодня вечером здесь будет полторы сотни человек. Полторы сотни, Светка! Половина приедут уже к чаю. Плюс те, кто уже здесь. Остальные — к обеду. После обеда будут танцы. В полночь оркестр сыграет «Боже, храни королеву». Потом фейерверк — и все. К завтрашнему утру останется человек тридцать. И до конца сезона ни одного дня, когда в замке не будет хотя бы десятка гостей. И только к середине сентября можно будет расслабиться.
— Люсь, обед для полутора сотен гостей?! — обалдела я.
— Собственно обед в столовой — для тридцати человек. Для остальных — фуршет в других помещениях. На кухне сейчас настоящий ад. Да, учти, ланч будет холодный — закуски, салаты, так, на один зубок. Что делать будешь?
— Не знаю. А ты?
— Сейчас оденусь и буду ходить туда-сюда. Здороваться, пожимать ручки, мило улыбаться. Выслушивать всякую хрень про супругов, детишек, внуков, собачек. После ланча приедут парикмахер и визажист, будут из нас с тобой королевишен делать. Так что поешь — и сразу ко мне. К чаю нужен либо легкий костюм, либо платье и шляпка. Платье у тебя есть, белое в цветочек — в самый раз. Шляпку дам. А к обеду нас уже причешут по вечернему варианту.
— А куда мне сейчас деться, пока уборка? — спросила я, поднимаясь с банкетки.
— Какая уборка? — фыркнула Люська. — Девчонкам все гостевые комнаты надо подготовить. Так что можешь у себя сидеть до ланча.
— Слушай, Люсь… — замявшись, я остановилась на пороге. — А Тони будет на обеде? Люська нервно дернула уголком рта.
— Извини, — сказала она со вздохом. — Ты — точно будешь. Только не вздумай кривляться: мол, я лучше с ним. Не лучше. Он этого точно не поймет и не оценит. Это другой менталитет, имей в виду.
Ничего не ответив, я вышла и закрыла за собой дверь. Портрет Маргарет смотрел на меня сочувственно: уж я-то тебя понимаю, говорил ее взгляд. Как никто другой.
Все время до ланча я провалялась на своей кровати в обнимку с ноутбуком. Настроение — и так не лучшее — испортилось окончательно. И напрасно я пыталась убедить себя, что все это ерунда. Что обед обедом, а потом мы будем с Тони вместе. Откопать в себе хотя бы крошечку радости по поводу предстоящего праздника никак не получалось. Кроме того — платье… Судя по тому как Люська расписала грядущую светскую жизнь, надевать его мне придется еще не раз. Со всеми вытекающими последствиями.
Время тянулось, тянулось… В детстве так было тридцать первого декабря, когда я не могла дождаться вечера. Но если тогда умирала от нетерпения, теперь ожидание было совсем другим, тягостным: скорей бы все это уже закончилось. Холодный ланч со шведским столом — народу еще прибавилось, но теперь никто уже никого ни с кем не знакомил. В воздухе висело все то же томительное нетерпение.
Парикмахер Жером оказался таким, каким я ошибочно представляла себе повара мистера Саммера, пока не увидела: маленьким толстеньким брюнетом с брезгливым выражением лица. Вместе с ним приехали колористка Айрис — совсем молоденькая девушка, визажист Бритни — женщина в возрасте, и маникюрша Кора — веселая толстушка, чем-то похожая на Люську. Хозяйская спальня превратилась в салон красоты.
Пока Айрис превращала Люськину невыразительно русую гриву в изысканный пепельный блонд, Кора занималась моими руками, а Жером разглядывал меня и висящие на вешалках платья — белое и синее.
— Ассиметрия, мадам! — наконец-то вынес он вердикт. — Это прическа вам хоть и идет, но как-то простит. Надо подчеркнуть скулы и глаза. Айрис, подбери для мадам самый темный каштан, вот, посмотри, — он показал колористке какие-то цветные таблицы.
— Мне бы хотелось наоборот подчеркнуть рыжие тона, — робко возразила я. — Мне кажется, темные волосы меня старят.
Мсье Жером задумчиво походил вокруг меня, сравнивая таблицы и мое лицо, потом таблицы и платья.
— Нет, мадам, вы ошибаетесь. Мы же не будем делать из вас брюнетку. Темный каштан идеально подойдет к обоим платьям и сделает ваши глаза синими, а не серыми. Особенно в сочетании с вечерним платьем.