Ревенант

Ворота распахнулись, и мы выехали в ночь. Ущербная луна заливала тянувшуюся меж оград и живых изгородей дорогу серебристым сиянием, изредка впотьмах мелькали тусклые отсветы огней, а людей навстречу поначалу не попадалось вовсе. И лишь когда пригород остался позади и отряд поехал меж двухэтажных домов, с соседних улочек начали доноситься визгливые завывания скрипок и гул нестройного хорового пения, запахло подгоревшей стряпней, замелькали тени припозднившихся горожан. На перекрестках неярко мерцали заправленные дрянным маслом фонари, несколько раз слышалась перекличка ночной стражи. Иногда приходилось ехать через погруженные во мрак кварталы, но никто не посмел задержать вооруженных до зубов сеньоров и там.

Центр Лёнинцгена оказался вымощен брусчаткой, копыта лошадей звонко зацокали по мостовой. Улицы до предела сузились, верхние этажи домов едва ли не смыкались над головами, луна потерялась за скатами крыш, стало темно; не спасали даже горевшие на углах домов светильники. Впрочем, граф Хирфельд прекрасно ориентировался в родном городе и быстро вывел нас из каменного лабиринта к набережной канала, коим в свое время отделили дальнюю часть мыса от большой земли.

Попасть на ту сторону оказалось делом не столь уж и простым. Для начала магистр предъявил полученный вместе с письмом от королевского прокурора пропуск, затем лейтенант королевских мушкетеров – а несли службу на мосту именно эти бравые вояки, – долго выискивал какое-то подтверждение в толстенном фолианте, и в итоге пропустил только меня и графа. Остальным пришлось дожидаться нашего возвращения у моста.

Магистра-управляющего такой исход вовсе не порадовал, но протестовать он и не подумал. Мы пересекли канал и поехали по узкой и весьма извилистой улочке. Окрестные строения будто тянулись к небу, и луна окончательно затерялась за островерхими фронтонами, крытыми черепицей скатами крыш и башнями. При этом всюду горели фонари, и светло было едва ли не как ясным днем.

На многих перекрестках стояли караулы королевских мушкетеров, и все же граф недовольно хмурился; он даже откинул полу плаща, заранее высвободив из-под нее рукоять пистоля, которого прежде я у него не замечал.

– Ждете неприятностей?

– В нашем славном королевстве благородному человеку невозможно не иметь двух-трех кровников, – ответил граф.

– Здесь кругом солдаты!

– Они станут глухи и слепы, если только кто-то облеченный влиянием попросит их об этом. Такое случается нечасто, но это не повод забывать об осторожности. Кёнелиен безопасен лишь для тех, кому благоволят при дворце. А кто знает, как там решили разыграть вашу карту?

Мне сделалось не по себе, и я тоже расстегнул фибулу плаща.

– Кёнелиен? – уточнил между делом, поправляя ножны со шпагой.

– Королевский остров, – пояснил граф Хирфельд, кинул на меня быстрый взгляд и рассмеялся. – Спокойствие, магистр! Полагаю, для начала нас все же выслушают…

Так оно и вышло. Нет, не в части «для начала», а в том смысле, что до резиденции королевского прокурора мы добрались без всяких заминок, да и в приемной нас мариновать не стали, пусть там и дожидались аудиенции полдюжины посетителей. Не иначе ночные приемы здесь были делом обычным.

Барон Аренкас оказался пожилым сеньором с крючковатым носом, сединой в короткой бородке и едва ли не налысо остриженной головой; роскошный парик лежал на краю заваленного бумагами стола. За стоявшей в углу конторкой сгорбился клерк, личный секретарь спешно выкладывал перед королевским прокурором какие-то документы, а тот, не отрываясь от бумаг, перевернул песочные часы и коротко скомандовал:

– Говорите!

Граф Хирфельд нервно сглотнул и попытался обрисовать ситуацию, но вельможа тут же нацелил костлявый указательный палец на меня.

– Хочу услышать рассказ из первых уст! – объявил хозяин кабинета и предупредил: – Рёгенмар находится вне пределов моей юрисдикции, начинайте сразу с инцидента на постоялом дворе. Какие претензии высказали вам братья-герхардианцы?

Тонкая струйка песчинок беспрестанно сыпалась из верхней колбы в нижнюю, поэтому пришлось импровизировать.

– Никаких претензий высказано не было, ваша милость. Братья не сказали мне ни слова. – Прокурор нахмурился, и я спешно добавил: – Со мной общался официал ордена, некий сеньор де ла Вега. Он потребовал незамедлительного возвращения в Сваами, а, получив отказ, попытался настоять на своем силой. Ничего не оставалось, кроме как воспрепятствовать этому беззаконию.

– А обвинение в чернокнижии?

– Послужило формальным оправданием агрессии и было высказано уже постфактум. К тому же осмелюсь напомнить вашей милости, что ученое сословие неподсудно…

Хозяин кабинета досадливо отмахнулся, заставив меня замолчать на полуслове.

– Чего добивался тот официал? – спросил барон Аренкас. – Как думаете, магистр, в чем заключается интерес ордена?

Я развел руками.

– Полагаю, на столь вопиющее нарушение закона упомянутого мной официала подтолкнуло стремление получить для ордена некие политические преференции в Сваами. Грубейшая подтасовка улик, лежащих в основе моего обвинения в убийстве маркиза Альминца, позволяет заподозрить в нечестной игре отдельных представителей ордена Герхарда-чудотворца, но это лишь догадки и предположения.

– Только глупец оставит в теле жертвы клинок с дарственной гравировкой в свой адрес, – понимающе улыбнулся барон. – Но едва ли глупец сумел бы избежать ареста, ведь так?

Я лишь склонил голову в знак согласия и не сдержал облегченного вздоха, когда королевский прокурор откинулся на спинку кресла и объявил:

– В экстрадиции сеньора вон Черена отказать!

Но радость оказалась преждевременной.

– Вместе с тем, – продолжил хозяин кабинета, – орден Герхарда-чудотворца должен иметь возможность обосновать свою позицию и подтвердить выдвинутые обвинения или отказаться от них в случае, если нападение совершили самозванцы.

У моего спутника при этих словах натуральным образом вытянулась физиономия.

– Ваша милость, неотложные дела требуют немедленного отбытия магистра вон Черена в империю!

Королевский прокурор глянул в ответ с нескрываемой усмешкой.

– Все в ваших руках, граф. Поговорите с приором. Уверен, его высокопреподобие прислушается к доводам разума и не станет тянуть с ответом. До этого момента сеньор вон Черен не должен покидать пределы города. На этом все!

Граф Хирфельд попытался было выдавить из себя протест, но свирепый взгляд хозяина кабинета заставил его проглотить возражения, поклониться и попятиться к выходу, незаметно потянув меня за собой.

Я и не думал противиться. Разбирательство обвинений в связях с запредельем – сущие пустяки в сравнении с мучительной казнью без суда и следствия, коей неминуемо обернулась бы моя высылка в великое герцогство Сваами.

Глава 2

Разбудил пристальный взгляд. Всегда полагал такое невозможным, но прежде мне и не доводилось спать в обществе чем-то обозленной ведьмы. Контролировала свой дар Марта пока что не самым лучшим образом, незримую стихию так и перетряхивали отголоски переполнявших девушку эмоций.

– Ангелы небесные! – проворчал я, разлепляя глаза. – Теперь-то что?

Сидевшая у изголовья кровати ведьма неопределенно передернула худыми плечами, подтянула одеяло к шее и ничего не ответила.

– Обучение? – с обреченным вздохом предположил я.

– Ты обещал! – напомнила девчонка.

– Сегодня приступим помаленьку, – нехотя сказал я.

Святые небеса! Вот же навязалась на мою голову!

Ведьма глянула с явственно читавшимся в серовато-льдистых глазах сомнением, через голову стянула ночную сорочку и прямо на голое тело надела принесенное служанкой темно-синее платье, болтавшееся на ней словно на вешалке. Девчонка отошла к висевшему на стене зеркалу и попыталась привести в порядок волосы, но особо в этом не преуспела, слишком уж неровно были обстрижены серебристые пряди. Пришлось прятать их под чепец, и настроения это Марте нисколько не улучшило.