Ревенант

– Вы не в Ольсе, – напомнил граф, отпив бренди.

И вновь я лишь фыркнул в ответ.

– Будто не понимаете, что и в Ренмеле меня не ждет ровным счетом ничего хорошего! Если в Сваами начнутся гонения на Вселенскую комиссию, с меня канцлер живьем шкуру сдерет!

– Бросьте, магистр! – вяло отмахнулся граф Хирфельд. – На роль козла отпущения могли выбрать кого угодно, вашей вины в том нет! Это же очевидно!

Я покачал головой.

– В Ренмеле меня никто и слушать не станет.

– В Ренмель вам еще надо попасть! – резко бросил магистр-управляющий. – Да, мне приказано обеспечить беспрепятственный проезд, но не все зависит исключительно от меня!

– Полагаете, нас могут… – я запнулся, припоминая соответствующий юридический термин, – экстрадировать в Сваами?

Граф Хирфельд порывисто вскочил из кресла и всплеснул руками.

– Не знаю, магистр! Просто не знаю! Отношения между нашими странами далеки от добрососедских, пограничные стычки давно стали обыденностью. Но решение о вашей судьбе будет приниматься в королевском дворце, и большой вопрос, кто возьмет верх: партия мира или партия войны!

Я кивнул и поинтересовался:

– Что-то можно предпринять?

– Все возможные действия с моей стороны уже предприняты, – объявил хозяин особняка, перехватил изучающий взгляд и выпятил нижнюю челюсть. – Да, магистр! Это именно так, ибо ваша выдача станет настоящей катастрофой и ляжет несмываемым пятном на репутацию Вселенской комиссии. Посудите сами – ну кто захочет вести со мной дела, если я не сумел отстоять своего коллегу?!

В голосе графа прозвучало нескрываемое раздражение, он отошел к окну и посмотрел в сад, безуспешно пытаясь взять себя в руки.

– Я бы поставил десять против одного, что экстрадиции не будет, – глухо произнес магистр-управляющий некоторое время спустя, – но вы сами осложнили свое положение до чрезвычайности!

– Каким образом, позвольте узнать? – полюбопытствовал я.

– Стычкой с герхардианцами! – напомнил хозяин дома. – Формальным поводом для разбирательства стало убийство добрых братьев!

– Мы неподсудны церковным властям! – отрезал я. – Герхардианцы не имели права…

– Да бросьте, магистр! – перебил меня собеседник. – Разумеется, они зарвались, но стоило ли отстаивать свои права столь… яростно? Вас бы в любом случае доставили для разбирательства в Лёнинцген, только при этом на руках не было бы лишней крови!

Я выслушал эту сентенцию с непроницаемым выражением лица, хоть показную невозмутимость и удалось сохранить с превеликим трудом, затем спросил:

– Насколько велико влияние ордена Герхарда-чудотворца при дворе?

Граф Хирфельд неопределенно пожал плечами и, ничего на ответив на мой вопрос, в свою очередь спросил:

– По какой причине герхардианцы ополчились на вас, магистр?

Мне и в голову не пришло ответить правду, я отпил вина и развел руками.

– Понятия не имею.

– Улики должны быть весьма серьезны, раз добрые братья решились провести задержание. Если их предоставят королевскому прокурору, тому придется созвать большой трибунал…

– Улики? – Я позволил себе презрительную усмешку. – Нисколько не сомневаюсь, что мой арест требовался черно-красным для усиления своих позиций в Сваами. Или полагаете, монахи не могут быть охотниками за головами?

– Хорошо, если так, – вздохнул граф Хирфельд, но было видно, что мои слова окончательно его не убедили.

Впрочем, эту тему он счел закрытой и больше ее касаться не стал. Дальше мы обсудили какие-то насущные вопросы, а напоследок магистр-управляющий настоятельно рекомендовал не покидать после наступления темноты особняка, поскольку на ночь в сад выпускали собак.

– Местная традиция? – уточнил я с улыбкой.

– Насущная необходимость, – ответил граф с убийственной серьезностью.

После беседы с хозяином я отправился проведать Уве, но вымотавшийся за день школяр уже спал. Марта в полученных от одной из служанок ночной сорочке и чепце сидела на кровати и отрабатывала показанное накануне плетение, благоразумно не касаясь при этом эфира. На легкий скрип дверных петель она даже не обернулась, я немного постоял на пороге и не стал проходить в комнату, ушел в гостиную, где в одиночестве распивал вино маэстро Салазар.

– Счастлив? – поинтересовался я у бретера.

Микаэль окинул меня пристальным взглядом блестящих черных глаз и скривил в ухмылке губы.

– Счастье – это нечто большее, нежели простое удовлетворение потребности человека в выпивке, – сказал он, почесал заросшую длинной щетиной щеку и махнул рукой. – Впрочем, ты прав. Счастлив-счастлив.

Но стоило только мне усесться за стол, и показное спокойствие мигом слетело с маэстро, будто наносная шелуха.

– Каковы наши шансы отправиться на эшафот? – напрямую спросил он.

Я поморщился в ответ, но подручный одной лишь гримасой не удовлетворился, пришлось выложить все как на духу.

– Рано об этом говорить. В любом случае бегство оставим на самый крайний случай. Нашего хозяина такой исход втравит в серьезные неприятности.

– Какое тебе дело до этого хлыща? – фыркнул Микаэль. – Нет, я понимаю – парик! Облысеть всякий может, мода опять же! Но он еще и бороду подкрашивает! Представляешь?

– Да пусть хоть в женском платье ходит! – отмахнулся я. – Он магистр-управляющий! Не знаю, как обстоят сейчас дела у моих коллег в Сваами, но, если создадим проблемы Вселенской комиссии еще и в Грахцене, выйти сухими из воды уже точно не получится.

– Предлагаешь нам во имя высших интересов сложить голову на плаху, так?

– Повторяю: в бега ударимся только в самом крайнем случае. Ясно?

– Ясно-ясно, – скривился Микаэль, потянулся откинуть с лица отросшие волосы и зашипел от боли, невзначай коснувшись расчертившего лоб шрама. Тот уже затянулся, но еще оставался воспаленным и припухшим с явственными отметинами стежков. Благодаря усилиям Марты заживление протекало довольно быстро, и все же полностью убрать рубец ведьма пока не могла.

Я налил себе вина из стоявшего перед маэстро Салазаром кувшина и спросил:

– Уверен, что не стоит показать Уве нормальному целителю?

– Брось, Филипп! – вяло отмахнулся помощник. – Ты же видел, что творится с его эфирным полем! Любое дополнительное вмешательство лишь усугубит ситуацию. Время. Ему нужно время.

С улицы вдруг донесся яростный лай уже спущенных с цепи псов, я подступил к окну и приставил к стеклу ладони, но ничего толком не разглядел. А только вернулся за стол, и появился граф Хирфельд.

– Магистр, вы не спите? – обрадовался он. – Отлично! Нас желает видеть барон Аренкас, королевский прокурор.

Удивлению моему не было предела.

– В столь поздний час?

Магистр-управляющий нервно рассмеялся.

– Нам ли привередничать? Я просил барона об аудиенции, и столь быстрый ответ – если не чудо, то весьма хороший знак.

Я кивнул и скомандовал маэстро Салазару:

– Собирайся, едешь с нами.

– Есть ли в этом нужда? – нахмурился граф Хирфельд.

– Лишним не будет.

Ночные поездки по незнакомому городу вполне могли обернуться перерезанным горлом или колотой раной между третьим и четвертым ребром, и я не собирался выходить из дома в компании людей, которых видел первый раз в жизни. Еще и пистоли пришлось оставить в саквояже и ограничиться кинжалом, шпагой и волшебной палочкой!

При виде магического жезла граф Хирфельд озадаченно потер висок.

– Покорнейше прошу извинить, магистр, за бестактный вопрос, но разве не вас именуют Ренегатом?

Я озадаченно посмотрел на собеседника, затем понимающе улыбнулся.

– Ах, вы об этом! Да, это мое прозвище. Все верно. Но, думаю, вы и сами замечали, сколь превосходным образом жезл удерживает простецов от необдуманных поступков и высказываний. Ведь так?

Граф Хирфельд ничего отвечать не стал. Стуча каблуками по ступеням лестницы, мы спустились на первый этаж и вышли на улицу, где нас дожидались уже взнузданные лошади. На этот раз магистр-управляющий двумя охранниками не ограничился и взял в сопровождающие полдюжины бойцов. Как видно, поездки по темным улочкам вызывали беспокойство отнюдь не только у меня одного.