Грубиян

Несколько мучительно долгих минут слышу отчётливо раздающиеся в доме шаги — отец проверяет чистоту квартиры — а после они устремляются в сторону моей комнаты. Когда моя прикрытая дверь распахивается настежь, я автоматически сжимаюсь в комочек.

— Ну вот, можешь же, когда захочешь! — восклицает родитель. — А то времени у неё нет! Я так и знал, что ты притворяешься!

На его лице расцветает ехидная ухмылка, и он наконец покидает мою обитель. Я могу расслабленно выдохнуть: из его уст подобные фразы — это практически похвала. Но потом я понимаю, что родители, скорее всего, сейчас направятся на кухню, продолжать вчерашний банкет, а я съела их единственную закуску…

Я с содроганием ожидаю услышать очередные ругательства и готовлюсь переносить побои, которые сегодня в лучшем случае лишат меня сознания. Но проходит полчаса, а в мою комнату так никто и не входит; более того, в квартире стоит абсолютная тишина, что тоже меня настораживает, но не настолько, чтобы я вышла. Должно быть, они напрочь забыли о том, что вообще оставляли в доме хоть что-то съестное…

Кажется, я успеваю заснуть, потому что прихожу в себя, когда в квартире становится чересчур шумно, и мозг лихорадочно соображает, что я слышу больше двух голосов. Значит, к родителям пришли «друзья», и заснуть сегодня раньше двух ночи мне вряд ли удастся. Привычно задёргиваю защёлку на двери и вновь сажусь за учебники. Правда, долго сосредотачиваться на уроках мне не удаётся: из кухни доносятся дикие завывания, которые мои родители ошибочно считают пением, и я совершенно не запоминаю то, о чём читаю. Это заставляет меня нервничать: одно дело — пьяные родители, и совершенно другое — их неадекватные собутыльники.

Примерно в одиннадцать вечера, когда моя голова уже начинает нещадно болеть от бездарного пения, словно по ней колотили молотком, улавливаю чьи-то шаги в направлении своей комнаты.

«Ну вот, отец увидел пустой холодильник, и теперь мне конец», — проносится в голове за секунду до того, как с треском выдирается защёлка и открывается дверь моей спальни, и я вижу «посетителя».

Волосы на затылке становятся дыбом от ужаса, потому что на пороге вовсе не отец, а один из его «гостей», который едва стоит на ногах.

— Ты не сказал, что твоя дочь такая красавица, — произносит шепелявым голосом визитёр, слегка развернув голову в сторону кухни, и я замечаю отсутствие у него двух передних зубов. — Такой экземпляр запрятал! Неужели тебя не учили делиться?

Меня начинает мутить от запаха перегара, грязных намёков и раздевающего взгляда, направленного на меня, так что мне приходится сделать над собой огромное усилие, чтобы подавить рвотный позыв. Мужчина двигается с места и направляется прямиком ко мне, и нет нужды быть гением, чтобы понять, что у него на уме. Правда, моя собственная реакция несказанно меня удивила: вместо того, чтобы застыть столбом от страха, я хватаю с тумбочки свой рюкзак и обрушиваю его на голову шатко стоящего передо мной гостя. Он оседает на пол, словно куль с мукой, а я как будто наблюдаю за собой со стороны. Вот я вместе с рюкзаком выскакиваю в коридор, натягиваю ботинки и куртку и, пока никто не успел опомниться, выскакиваю за дверь квартиры. Из-за громко грохочущего в ушах сердца даже собственных шагов по лестнице не слышу, но останавливаться и проверять, нет ли погони, даже в мыслях нет.

Останавливаюсь только в соседнем дворе, где без сил опускаюсь на промёрзшие детские качели. Смахиваю в глаз непрошеные слёзы, которые всё равно ничего не могут исправить, и думаю, как теперь быть. Домой возвращаться точно нельзя, потому что после того, что я сделала, вряд ли смогу ходить: отец выполнит свою вечную угрозу, и на мне живого места не останется. И его совершенно не будет волновать тот факт, что я всего лишь защищалась. Скорее всего, он будет крайне недоволен тем, что я отказалась сделать приятное его «хорошему другу».

От подобной мысли меня передёрнуло и чуть не вывернуло наизнанку, стоило мне на секунду представить, чем всё могло закончиться, если бы я ничего не сделала. Достав из кармана куртки телефон, я открываю контакты и набрала один-единственный забитый в памяти аппарата номер.

— Ну как, живая? — взволнованно спрашивает подруга.

Не даю себе времени обдумывать решение и выпаливаю на одном дыхании:

— Можно я приеду?

На том конце воцаряется молчание, и я начинаю переживать о том, что Алиса думает, как помягче мне отказать.

— Конечно, приезжай! Хочешь, я сама за тобой приеду?

Твёрдо качаю головой: я и так собираюсь воспользоваться её радушием, и злоупотреблять этим не собираюсь.

— Я доеду на автобусе.

Подруга ожидаемо недовольна, но отвечает согласием и отключается. Нашариваю в кармане мелочь, оставшуюся от последней стипендии, и устало бреду в сторону остановки, мечтая о горячем чае, тёплом душе и мягкой постели.

2. Максим

— С каким персонажем ты себя ассоциируешь? — услышал я голос Лёхи сквозь алкогольную дымку.

Я нахмурился.

— Чё за бред?

— Да что ты везде суть ищешь? — встревает Егор. — Просто ответь на вопрос!

Но мне сегодня почему-то было не до шутливых перебранок, хотя обычно я же первый их и затевал.

— Отвалите.

Опрокинул в себя очередную порцию рома и скосился в сторону светящегося от счастья Кирилла: даже трезвый он был доволен выше крыши, а уж пьяному сам Бог велел… Сегодня наша первая попойка со дня свадьбы лучшего друга, так что мы, можно сказать, продолжаем гулянку. Я ему искренне завидовал, потому что таких открытых и чистых девушек как Ксюша можно было по пальцам пересчитать. Вокруг в основном были охотницы за статусом или конкретные шлюхи, которым не нужно ничего, кроме денег и побрякушек.

— Тогда я скажу, с кем ты ассоциируешься у меня, — хмыкнул Костян. — Ты напоминаешь мне Стича: вроде прикольный, но злой — капец; чё говоришь — нихрена не понятно и вообще та ещё псина.

— А ещё постоянно синий, — добавляет Лёха.

Пару секунд мы переглядываемся, и на весь боулинг-клуб раздаётся наш дикий ржач. Меня слегка отпускает, и на это короткое время я позволяю себе не думать о том дерьме, которое в памяти всколыхнул своим появлением Никита.

Отсмеявшись, я поймал на себе внимательный взгляд Кирюхи и вопросительно приподнял бровь.

«Ты в порядке?», — спрашивали его глаза.

Я не привык врать друзьям, так что неопределённо передёрнул плечами, потому что и сам не знал, в порядке ли я.

— У тебя эмоциональное состояние как у рыбы, — бурчит недовольно Егор. — Совсем разучился веселиться.

Он обвинял меня в том, в чём я сам совсем недавно обвинял Кирилла.

— У рыб нет никаких эмоций, — возражаю в ответ.

Лёха усмехается.

— А вот и есть.

Я окинул нашу компанию скептическим взглядом: до чего мы докатились — обсуждаем ихтиологию…

— И какие же?

— А у них тоже всё плохо, — начинает Егор. — Рыбаки хитрые. Вода мутная. Поговорить не с кем. Крабы дерзят.

— Твоих детей жрут с бутербродами, — подключается Лёха.

— Мумией твоей бабки херачат об стол, — не остаётся в стороне Костян.

Моё лицо вытягивается от удивления, и я перевожу взгляд на Кирилла, который из последних сил сдерживается, чтобы не заржать.

Только сейчас до меня доходит, что всю эту херню парни выдумали лишь для того, чтобы вывести меня из застойного болота, в которое меня затянуло. В очередной раз не сдерживаюсь и начинаю ржать до рези в животе и брызжущих из глаз слёз. Наверно, нервное…

Парни подключаются, и мы дружно выпиваем ещё по паре стопок.

— А если серьёзно, — выдаёт вдруг Костян, смотря на меня. — Что с тобой происходит в последнее время?

Я не знал, что именно он хочет от меня услышать. Трагедии парней тоже были серьёзными, но только у меня, Лёхи и Кирилла они были непосредственно связаны со старшим братом последнего. Костяну с Егором просто не повезло. Хотя нет, Костян сам был виноват в своих бедах, потому что нехрен было садиться за руль в нетрезвом виде. На себя самого он уже давно перезлился, а вот я…