Страница 8 из 22
На следующий день двое жителей наткнулись на склоне одного из дальних холмов Чиена на лошадь Ракии и подслеповатого ишака. Как они туда забрались, понять не могли. Жена дяди, неулыбчивая Рыскал, отчитав Кано за выпитую бутылку водки, накинула верёвки на шеи лошади и ишаку, увела их в свой просторный двор.
Кано запер дом на замок, отнёс один ключ Рыскал, второй оставил себе и с пустым портфелем в руке, не глядя по сторонам, зашагал к автобусной остановке. Ему надо было вылететь в Москву. Послезавтра на киностудии «Мосфильм» был заказан зал для перезаписи. Съёмочная группа, томясь вынужденным бездельем, проклиная гостиничную жизнь в столице, с нетерпением ожидала своего режиссёра, чтобы наконец закончить фильм, от которого все так давно устали…
Юнусабад
– Папа, смотри, бассейн! – воскликнула Нигора, поднимаясь с вишнёвого цвета курпачи, разостланной на линолеумном полу, подходя к окну, прикрытому занавеской из узорчатого шёлка.
Перед окнами, на том месте, где всегда был виден лишь голый пустырь, где иногда в жару появлялся старик Тахир из глинобитного домика рядом с заброшенным кладбищем, пасущий своих грустных овец, – и где только они находили здесь траву! – на пустыре, где в ветреную погоду вздымались с земли и уносились вдаль пыльные облака, принимающие формы костлявых верблюдов с торчащими покачивающимися горбами или огромных тюков ваты, шарообразных существ неземного происхождения, постоянно меняющих свои очертания, как бы клубящихся, на пустыре, где по ночам узбечка Зухра из пятой квартиры подолгу сжигала мусор, высыпая его из пластмассового ведёрка, если не успевала сдать его днём проезжающей мимо «мусорной машине», сейчас сверкал голубыми и зелёными плиточками круглый бассейн с прохладной переливающейся водой.
– Пап, я пойду купаться! И Саёру разбужу! – и Нигора, взяв со стула полотенце и грациозно изгибаясь, будто делала под музыку аэробику, направилась к двери.
– Стой, доча, подожди! – Рустам, одетый в хлопчатобумажные синие шаровары и ослепительно белую, облегающую рельефную грудь майку, стоял перед окном и, сдвинув классического рисунка персидские брови, пристально смотрел перед собой.
Он вспоминал сейчас, как памирским школьником резво вышагивал по горной тропинке из родного кишлака в районный интернат, как останавливался перед внезапно возникшим провалом ущелья, и, если провал казался узким, перепрыгивал через него, но каждый раз сердце на мгновение замирало…
– А вон кустики! Озеленение, что ли, начали? – посмотрев правее, удивилась Нигора.
За бассейном нежным пушистым облачком зеленели ровно подстриженные кустики южной акации.
Невидимый отсюда, лишь угадываемый по слабому гулу окружной дороги, показался новенький автобус оранжевого цвета. Остановился возле столба, на котором висела табличка: «Остановка». Дверцы открылись, поджидая пассажиров, потом захлопнулись, и автобус развернулся и плавно покатил в обратном направлении.
– Пап, теперь у нас остановка, не будешь больше опаздывать на работу! – сказала Нигора.
Рустам не ответил.
На второй курпаче у дверей пошевелилась Саёра, медленно приподнялась, спросила сонно:
– На что это вы там смотрите? Мусор, что ли, опять жгут?
Она прошлёпала босыми ногами по линолеуму, двигаясь не так грациозно, как Нигора, встала у окна рядом с ней, посмотрела и ахнула.
– Пап, это же Нурмухамедова ведут, из овощного ларька! Наконец-то его арестовали!
За бассейном появился молоденький, с золотым чубчиком синеглазый милиционер, ведущий перед собой спотыкающегося Нурмухамедова со связанными за спиной руками.
– Так и надо, не будет больше гнилые помидоры продавать! – сказала Нигора.
– Пап, а вон твой декан Латыпов, взяточник! – воскликнула Саёра.
Рустам с изумлением увидел декана своего факультета Латыпова, тоже в сопровождении милиционера, декан вышагивал вдоль бассейна в тапочках без носков. Ещё вчера Латыпов смеялся над Рустамом за его вопрос: «почему в их институте продолжают брать взятки при поступлении?» И вот теперь он идёт со связанными руками, с потупленным виноватым взором… Латыпов, шаркая, прошёл мимо, – как постарел сразу человек! – и снова перед окнами стало тихо, лишь переливалась вода в голубом бассейне, шевелились от ветра зелёные кустики акации, пересвистывались воробьи, летавшие над пустырём.
– Пап, купаться хочется! – жалобно сказала Нигора. – Можно я только разок искупаюсь и обратно?
– Подожди, доча! – покачал головой Рустам.
С левой стороны пустыря показалась чёрная «Волга», остановилась перед окнами. Из неё вышли два дружинника с красными повязками на рукавах и грузный мужчина в пропотевшей рубахе, с неподвижным тяжёлым взглядом. Руки у него были связаны за спиной. Дружинники наклонились, захватили по горсти пыли и стали сыпать на голову мужчине, приговаривая: «Ай, бандит, бандит!»
Мужчина глухо застонал.
– Это же Амиров! Главарь преступного мира! – ахнула Нигора. – Вчера по телевизору показывали! Сколько людей он загубил! Три миллиона у него дома нашли, да, пап? Можно я тоже выйду на улицу и скажу ему в лицо, что он бандит?!
– Нет, выходить не надо! Иди и лучше закрой дверь на задвижку, проверь, закрыты ли окна!
– Почему всегда я? Почему не Саёра? – Нигора с обиженным лицом прошлась по комнатам, захлопнула все окна, защёлкнула на задвижку входную дверь.
– Смотрите, «ярмарка»! – захлопала в ладоши Саёра. – Никогда не приезжала к нам и – пожалуйста!
На пустыре остановились две грузовые машины, из них стали спускать лотки и полотняные тенты. С третьей машиной приехали шашлычники с жаровнями, дровами, тут же принялись разжигать огонь. Лоточники натянули тенты, распаковали огромные тюки, стали развешивать на верёвках шубы, куртки, джинсы, костюмы, платья.
– Ой, вон шуба, которую мама хотела купить, но ей не досталась, – закричала Нигора. – Может, разбудить её, пусть выйдет и купит!
– Нет, доча, подожди! – лицо Рустама становилось всё более серьёзным, он побледнел.
– А вон сапоги итальянские! И куртки на пуху! Пап, ты же хотел такую! Ой, книги!
Подъехал фургон, на котором было написано: «Книги». С него спустили лотки, на них стали раскладывать кипы книг.
Саёра надела новые очки, которые показывали как бинокль, и стала громко зачитывать названия выставленных книг.
– Джойс. Пруст. Фолкнер. Маркес. Кортасар. Ахматова. Зощенко. Мандельштам.
А потом подъехал ларёк, весь увешанный гирляндами спелых жёлтых бананов, кокосовых орехов, киоск с пирамидками из пачек индийского и цейлонского чая, с банками бразильского, колумбийского кофе, касса «Аэрофлота», железнодорожная касса.
Потом появились подмостки, на которых стала выступать труппа Королевского балета Великобритании в сопровождении симфонического оркестра, театр Кабуки, Театр Некрошюса, «Виртуозы Москвы»… Прославленные театральные, музыкальные коллективы мира демонстрировали своё искусство перед окнами дома номер 10 сектора «Б» окраинного района Ташкента, и не было конца этому ослепительному празднику.
– Пап, трещина! – сказала Нигора, на секунду отвлёкшись от яркого зрелища и указывая пальцем на оконное стекло.
Трещина здесь появилась недавно, мальчишка из третьей квартиры ударил мячом. Но тогда трещина лишь наметилась, не расползаясь дальше, а сейчас она увеличивалась прямо на глазах.
– Принеси лейкопластырь! – приказал Рустам.
Нигора побежала в ванную комнату и принесла из аптечки кружок лейкопластыря и ножницы.
Молниеносным движением, двигаясь как фокусник, Рустам отрезал кусок белой ленты и ловко заклеил ею разрастающуюся трещину. Поднял голову, оглядел потолок. На потолке трещин не было, но он слегка вибрировал, как при слабом землетрясении, слышался неясный гул.
Из спальни наконец появилась проснувшаяся, потягивающаяся Фарида в узбекском платье из натурального шёлка, превращённом ею в ночную рубашку.
– Уже проснулись, мои дорогие? – пропела она своим мелодичным татарским голосом. – Ещё не завтракали, мои красавицы? – И обняла дочерей белыми пухлыми руками.