Страница 22 из 55
— Ну, что скажешь? — поинтересовался Останний.
— Он все правильно доложил, Гордей Кондратович, — поспешно и нечленораздельно начал Мусияка.
Генерал Останний хмуро надвинул брови. Он не любил своего имени и отчества и терпеть не мог, когда его так называют. Все знали, что к нему следует обращаться или «товарищ генерал», или в третьем лице. Мусияка был новичок и об этом не знал. Еще больше чем своего имени и отечества, генерал не любил «нечленораздельных». В связи с чрезмерным ростом волос в ушах у него развилось тугоухие, и он постоянно подозревал, что над ним издеваются прямо ему в глаза.
— Так все и было. Но спиной чувствую, как вы и говорили, он не наш!.. — с нарастающим возбуждением заговорил Мусияка, смахивая слюну с широкого губастого рта, — Арестовать бы его и расстрелять «при попытке к бегству»! — предложил он, бросив быстрый взгляд на генерала.
— По-го-ди Пэтя, дай срок… — расслышав конец фразы, расчувствовавшись, проговорил Останний, мечтательно растягивая слова. — От про́йдет наш Янукович в президенты, и мы этим займемся. Тут еще скандал с отравлением претендента от оппозиции, не вберегли мы цього Ющенку, а жаль…
— Да, Гордей Кондратович, на конкурсе красоты ему теперь не победить, — ухмыляясь широким ртом и многократно кивая головой, поддакнул Мусияка. Его толстые щеки при этом тряслись, как студень.
— Главное, не победа, а участие, — надвинув брови, наставительно провещал Останний. Мо́лодежь! Ну, никак не усвоит правил вежливого обращения. — Ладно вжэ, ты пока со своего глаз не спускай. Записал наш разговор?
— Ага, тютелька в тютельку!
— Ладно, я после сам посмотрю. Иди работать! ‒ знакомым окриком по своему обыкновению попрощался генерал.
Он выпустил Мусияку из своей комнаты отдыха через ту же дверь, через которую он туда попал. Она выходила на противоположное крыло здания, откуда по переходам с этажа на этаж можно было спуститься в фойе. Ни Очерет, ни Элеонора не должны были знать, что Мусияка присутствовал при этом разговоре. Генерал Останний не доверял своей преданной секретарше, которая проработала с ним более десяти лет. Всех своих подчиненных и даже Элеонору он постоянно упрекал в том, что они не переживают (не уболівають) за самостийну Украину. За это преступление их бы при Сталине через одного бы расстреляли перед строем. В действительности же, он их всех, в том числе и свою секретаршу, подозревал в том, что они зарятся на его место. В этом не было ни логики, ни смысла, но именно в этом и был весь генерал Останний.
В жизни всегда есть место абсурду, преднамеренный алогизм — надежное средство от сумасшествия. Впрочем, генерал Останний вряд ли отдавал себе отчет в этой тонкой материи. Кроме множества самых разнообразных своих прямых обязанностей, Элеонора выполняла и дополнительные, его любовницы. Под соответствующее настроение, в виде особой милости Останний заставлял ее искать у себя голове, приговаривая при этом: «Ну, шо? Нашла? Бо будешь шукать, пока не найдэш!» Так они и жили. Вообще-то, жизнь странная штука.
* * *
Очерет хорошо знал Хоменко.
У тех, кто общался с Хоменко, при первой встрече создавалось впечатление, что это продувная бестия, только это было не в полной мере так. Среди многих же, не общавшихся с Хоменко сослуживцев, он считался асом разведки. Хоменко распространял о себе слухи, что даже матерые шпионы, узнав о том, что ему поручили их обезвредить, сами приходили сдаваться с повинной, только бы не попадаться ему в руки. Хоменко не врал, только когда молчал, а это было редко, и даже случайно не говорил правду. Никаких шпионов он никогда не видел, а занимался исключительно слежкой за неугодными властям согражданами. Так же часто, как и со шпионами, Хоменко имел дело и с боевым оружием, которое вызывало у него панический страх, он почему-то был уверен, что обязательно им что-нибудь себе отстрелит.
Тем не менее, начальство его ценило и хорошо знавшие Хоменко сослуживцы, догадывались за что… Сам же он объяснял это своими боевыми заслугами. Главной его заслугой было то, что следя за одним вредным журналистом с грузинской фамилией, который в своих публикациях поносил президента Кучму, он разведал, что у Гиви есть любовница, и первым доложил об этом начальству. Хоменко за это даже хотели представить к правительственной награде, ордену «Ярослава Мудрого». Но журналист куда-то пропал, разгорелся скандал, и Хоменко ничего не обломилось. Для серьезной оперативной работы Хоменко был совершенно непригоден, здесь с головой хватало Очерета, что же касается наружного наблюдения, тут он не знал себе равных. Не хуже Джеймса Бонда Хоменко умел маскироваться под окурок или прикидываться шлангом. Второе, ему удавалось намного лучше…
В группу Хоменко входил сам «многомудрый» Хоменко, это было не совсем хорошо, Очерет знал, что он человек генерала Останнего. В подчинении Хоменко находилось два оперативных сотрудника: опытный Цуркан и молодой, но подающий надежды Сахно. Это были профессионалы, толковые и ухватистые, дело свое они знали и понимали все с полуслова. От Очерета требовалось только координировать их действия. Его устраивал состав опергруппы, как построить свои отношения с ее командиром, он тоже знал. Ничего бо́льшего от визита к своему начальнику Очерет не ожидал. Как всегда, он полагался только на себя.
Теперь ему предстояло встретиться с группой Хоменко. Они несли дежурство на майдане Незалежности, где который уж день и ночь подряд продолжался митинг в связи с фальсификацией выборов президента Украины. Цуркан и Сахно рыскали в толпе митингующих, подслушивали крамольные разговоры и фотографировали скрытыми камерами подозрительных. Хоменко, чтобы его не рассекретили, запрещал им связываться с собой по мобильному телефону. Отключив телефон, он шел домой спать. Когда Хоменко спал, он не вредил. За пятнадцать-двадцать минут до конца дежурства он включал свой мобильный телефон, собирал своих подчиненных и шел в управление рапортовать.
В той же последовательности все повторилось и в этот раз. После сдачи дежурства Очерет собрал группу Хоменко в чьем-то пустом, прокуренном кабинете. Он сообщил им, что они переходят под его командование, кратко изложил вводную, и поставил задание: отслеживать все контакты Розенцвайг.
— Шесть часов на отдых, два, на подготовку. Приступить к выполнению задания сегодня, в двадцать ноль-ноль, — жестко подытожил Очерет.
Хоменко сидел с безразличным видом и по своему обыкновению, мурлыкал себе под нос гимн Украины, будто убеждал себя в том, что она действительно «щэ нэ вмэрла»… Говорили, что он так любит украинские песни в исполнении певца Иво Бобула, что в его честь своего сына назвал Бобулом. В заключение Очерет обратился непосредственно к Хоменко.
— Мне известно, что у вас плохо работает мобильный телефон. Если он еще раз забарахлит, генерал Останний тотчас вам выпишет новый…
Хоменко ничего не ответил. Втянув голову в плечи и воровато ухмыляясь, он молча, стриг глазами по сторонам. При этом происходило нечто невиданное: глаза у него, то разбегались в разные стороны, то сходились, нацеленные на кончик носа. Вообще-то был разговор, что Хоменко настолько подозрителен, что его правый глаз следит за левым.
Своим любезным предложением Очерет напрочь отбил охоту у Хоменко распевать гимн дальше. Больше заряженного пистолета, Хоменко боялся генерала Останнего. Это было довольно странно, поскольку в их характерах было много общего. Более того, они были земляки, из одного села в несколько дворов под Бердичевом. Вполне вероятно, что они даже состояли в дальнем родстве. И внешне они были очень похожими. Они оба были низкорослые, упитанные и курносые, у обоих были выступающие вперед челюсти и низкие покатые лбы, отчего казалось, что черные волосы растут у них прямо от бровей. Отличались они друг от друга только тем, что у генерала Останнего были сильнее выражены надбровные дуги, более косматыми были брови и больше были выпучены глаза, а у Хоменко брови были менее лохматые и в меньшей степени были вылуплены глаза. В остальном же, это были совершенно разные люди, более того, даже фамилии у них были разные…