Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 154 из 196



Новость ошеломляющая пришла первой — еще до вторжения в Австрию, когда почти уже готовая к маршу армия стояла лагерем недалеко от Пассау, под замком Нойбург, что почти сто лет назад был разрушен австрийцами и недавно отстроен заново. Фридрих в этот день вошел в шатер майстера инквизитора, где тот пытался вникнуть в личные дела врученных ему expertus’ов и инквизиторов, и в его «доброго вам дня, майстер Гессе» прозвучало замешательство пополам с каким-то нездоровым весельем.

— Что у нас плохого? — поинтересовался Курт, прервавшись на словах «самые лучшие результаты по итогам выпуска», и отложил лист с очередной характеристикой в сторону.

— Новости из Констанца, — ответил Фридрих нарочито спокойно. — Новость требует всеобщего оглашения, однако я счел, что вам стоит узнать об этом особняком, прежде всех прочих… Собор своей волей низложил обоих оставшихся упрямцев, а объединенный конклав собрался для выборов и принял решение. У нас есть Папа.

Курт хмыкнул.

— Судя по тому, что вы не вошли сюда с похоронным видом, Висконти удалось взять всю эту церковную братию с прихлебателями в тиски и добиться по меньшей мере приемлемого для нас решения. Не сказать, что я особенно в этом сомневался, но рад узнать, что не ошибся в ожиданиях.

— О да, решение для нас более чем благоприятное, — подтвердил Фридрих и, шагнув вперед, положил перед ним на столешницу пергаментный свиток со сломанной печатью. — Думаю, вам стоит с ним ознакомиться, майстер Гессе.

Курт взял письмо, медленно его развернул, не отрывая взгляда от лица новоизбранного Императора, уже и не пытавшегося скрыть усмешку, и неспешно опустил глаза к тексту. Написанное он перечитал дважды, а потом еще трижды — имя, обозначенное в уведомлении.

— Это шутка, — сказал Курт, наконец, оторвав взгляд от пергамента, и уточнил, не услышав в ответ ни слова, но увидев уже откровенную, неприкрытую улыбку: — Это же шутка?

— От мессира Висконти я бы ждал и не такого, однако на сей раз все предельно серьезно, — отозвался Фридрих и улыбнулся еще шире: — Бросьте, майстер Гессе, вам бы порадоваться за своего духовника. Да и за себя тоже: не всякому инквизитору удается сделать наместника Христа из почти еретика и смутьяна.

— Да каждый второй из сидевших на этом Престоле — еретик и смутьян, — хмуро отозвался Курт, вновь опустил взгляд к аккуратно выведенным строчкам, зачем-то перечитав все сначала, и недовольно проворчал: — Смутьяном и остался — он даже имя менять не стал.

— А мне нравится, — с каким-то мальчишеским весельем возразил Император. — Папа Бруно Первый… Согласитесь, майстер Гессе, ведь неплохо звучит?

Курт не ответил, лишь скривившись всем лицом, будто от горсти дикой кислой смородины, и перечитал имя, выведенное ровным книжным почерком, еще трижды, словно пытаясь уместить его в разуме, осознать невероятное, принять немыслимое.

Вообще говоря, немыслимым было даже не то, что на папский престол удалось пропихнуть Великого Инквизитора с отличным послужным списком и идеальной биографией в духе какого-нибудь святого — еще полгода назад немыслимым было то, что Папой может стать немец. Тот факт, что французских и итальянских кардиналов, собравшихся в Констанце, Висконти смог повернуть в нужную сторону, особенно не удивлял — ввиду минувших событий и с хорошо подвешенным языком этого достойного духовного наследника Сфорцы было бы удивительно, если б сей финт провернуть не удалось. А вот как встретят такую новость римские граждане, от воли коих, как испытал на собственной шкуре уже не один Папа, зависело зачастую не меньше, нежели от воли кардинальской — это был тот еще вопрос, ждущий своего решения. Вопрос упирался в персону миланского фогта и его способность силами своих войск навести в городе порядок, прижав к ногтю в первую очередь семьи, окончательно постановившие считать Рим своей собственностью.

Следующую новость гонец доставил уже через два дня: избранный Понтифик при поддержке Собора и Великого Канцлера Конгрегации принял свое первое решение. Так как герцог Австрии Альбрехт публично признал свое союзничество с еретиком и малефиком Бальтазаром Коссой, а также открыто заявил о своем покровительстве, предоставил ему убежище и обещал защиту, прямо угрожая оружием всякому, кто возжелает этому препятствовать, Папа Бруно Первый отлучил обоих от Церкви и объявил о начале Крестового похода на земли Австрии.

Кандидатура короля, которому выпало этот поход возглавить, не обсуждалась никем — она была очевидна, и уже через три дня после прибывшей из Констанца папской буллы «Venit inimicus»[183] армия под водительством Императора Фридриха Четвертого фон Люксембурга начала переправу через Инн, вторгнувшись в пределы Австрийского герцогства.



А майстер инквизитор Курт Гессе, получивший от того же гонца нарочитое, отдельное послание от избранного понтифика, кажется, лишь тогда окончательно смог уложить в голове тот факт, что не стал жертвой дурного розыгрыша, потому что в письме Папа Бруно сообщал своему «старому драгоценному другу» о даровании «достойнейшему собрату по Конгрегации и вернейшему сыну Святой Церкви» титула кардинала-диакона и назначении Великим Инквизитором. В отдельном же постскриптуме сказано было коротко — «Прости. Не выпендривайся. Крепись».

Новости меж тем настигали движущуюся армию и на землях Австрийца.

Богемия полыхнула возмущением. Недобитые адепты Фемы и до сих пор тихо мутящие воду властенцы[184] восшествия своего короля и соплеменника на престол не оценили. Богемия… нет, Чехия!.. и без того переполнилась немцами, разбавляющими чистую чешскую кровь, чешский король и без того онемечился, променяв служение родной земле на эту гнилую, пагубную идею единой Империи, сосредоточенной вокруг Германии, словно мякоть вокруг кости. И вот теперь немецкий король с немецким именем, по недоразумению зовущийся богемцем, посадил на папский престол немца и начал войну с противником немецкой Инквизиции, в каковой войне бессомненно положит в землю весь цвет чешского рыцарства и тысячи простых мужей.

К кличу «Čechy Čechům!»[185] примкнули радикальные приверженцы идей Гуса. Сам проповедник, возвратившийся из Констанца с призывами к миру и единению с немецкими инквизиторами, был громко объявлен предателем и чуть не разорван в клочья на месте; на его защиту встали менее буйные собратья, с изрядным трудом отбив своего предводителя, однако произошедшее неугомонного богемца не охладило, и уже на следующий день он проповедовал на той же улице Праги, собрав округ себя вдвое большую толпу. На сей раз вмешиваться пришлось городской страже.

Богемия закипела. Оставшаяся в пределах страны часть имперской армии, плотная смесь богемцев и немцев, действовать старалась точечно и крупных столкновений не допускать, при этом не забывая о главной задаче — не допустить срыв плана по наступлению на Австрию с севера. Бытовые драки внезапно сменили поводы с денежных и любовных на политические. На улицы высыпали доморощенные проповедники — одни призывали одуматься, примириться и оставить решение судеб страны на усмотрение власть имущих, кои для того и поставлены, другие поддерживали властенцов, третьи повторяли слова Гуса. Первых и третьих стражи молчаливо игнорировали, вторых тихонько брали под руки по окончании проповедей, а то и накануне, если удавалось, и смутьяны исчезали с глаз народных.

В стенах Вифлеемской капеллы снова зазвучал голос ее настоятеля, и с каждым днем слушающих прибывало — кто-то одобрительно перешептывался, кто-то растерянно внимал, а кто-то пришел для того, чтобы самолично убедиться в невероятном: возвратившийся из инквизиторских лап святой отец и впрямь призывал соотечественников объединиться с инквизиторами.

Но в главном-то он прав, тихо, а после и все громче говорили потом на улицах. В главном он остался неизменен. В главном-то он оказался пророчески точен: ведь говорил же отец Ян, что Церковь погрязла во грехе, а папский трон занимает еретик и Антихрист, и вот — он оказался прав, даже Император и Инквизиция признали это! И даже пошли войной против нечестивца! Выходит, все верно говорит он и сейчас. Выходит, не с предательством вернулся он с Собора, а с победой. Выходит, что-то не то говорят властенцы и те ученики отца Яна, что спорят с ним, отступили от него и даже хотят убить его. Выходит, что-то вредное для Богемии они хотят учинить. Для чего им так надо вырвать страну из тела Империи, снова сделать маленьким королевством? Отчего так неприятен им богемский род, сидящий на имперском троне, отчего столь враждебны они молодому Императору, дерзнувшему выступить против слуги Сатаны?

183

«Пришел враг». Булла (от лат. bulla) — основной папский документ с печатью. Булла всегда называлась по первым двум словам текста. Здесь подразумевается отсылка к Евангелию от Матфея, притча о плевелах и добром семени: «Сum autem dormirent homines venit inimicus eius et superseminavit zizania in medio tritici et abiit» (лат.) — «Когда же люди спали, пришел враг его и посеял между пшеницею плевелы и ушел».

184

Vlastenci (чеш.) — «патриоты».

185

«Чехия для чехов!» (чеш.).