Моя драгоценная гнома

Я обреченно встала, отряхивая штаны и ладони, и буркнула:

— Куда пойдем?

— Пойдем к твоей феечке, — ответил Дагобер. — Мне тоже не терпится от тебя избавиться, к тому же, мы здорово забрали на запад — как раз по пути.

— Мы пойдем к фее Сирени?! — взвизгнула я, не веря ушам.

— И по пути постараемся сообщить обо всем дяде, — Дагобер потуже затянул пояс. — У меня все равно есть пара вопросов к этой особе. Думаю, более страшное проклятие мне уже не грозит.

Невозможно передать, какое облегчение я испытала. Не такая уж и задница этот принц! Мне захотелось плакать и смеяться одновременно, и я не сдержала улыбку.

С моих губ тут же сорвались роза и жемчужина и упали в траву.

Дагобер, надевавший куртку, замер.

— Это что сейчас было? — спросил он.

41

Вот так глупо попасться!

Я растерялась и смотрела на Дагобера, позабыв про радости и улыбки. А он переводил взгляд с меня на землю, где светилась молочным светом крупная жемчужина и благоухала на всю поляну роза.

— Что это? — повторил Дагобер.

— Где? — спросила я, не придумав ничего более умного, и продолжала таращиться на него.

— Там, — он указал пальцем к моим ногам.

— О! — я опустила голову, словно впервые увидев драгоценный камень. — Как это я ее уронил?

— Так ты камни в защечных карманах прячешь? — Дагобер натянул куртку и опередил меня, подхватив жемчужину.

Теперь он крутил ее, осторожно держа двумя пальцами.

— М-м-да-а… — выдавила я.

— А розы у тебя под языком растут? — спросил он.

Я молчала.

— Вот что, Эрм, — принц всучил мне жемчужину и так же внимательно рассмотрел розу, правда, в руки ее не взял. — Мне твои секреты надоели. Я хочу сейчас же услышать всю правду…

Я застонала мысленно, а язык уже сам собой молотил о подарке феи Сирени:

— Всего-то дала ей напиться, когда гномы не пускали ее к колодцу. Она тогда обернулась старушкой, и ее толкали… а я пожалел… И она пришла к нам домой и сказала, что теперь когда засмеюсь или запою, с моих губ будут падать драгоценные камни и прекрасные цветы.

— Ничего себе, отблагодарила, — сказал эльф. — И ты стал вот так плеваться камнями?

— Почему — плеваться? — обиделась я. — Когда пою или смеюсь…

— Или когда улыбаешься.

— Или когда улыбаюсь, — покорно повторила я. — Папаша тогда очень испугался, хотя это было здорово — мы столько камней сразу добыли, даже платить поставщикам не пришлось. Он запретил мне смеяться при сторонних, боялся, что меня похитят ради богатства. И петь тоже запретил. А сам говорил, что это он находит камни. Его так и прозвали — Счастливый Гном.

— Твой отец совершенно прав, — сказал Дагобер, слушая меня и хмурясь. — А фея повела себя, как идиотка. О чем она думала, награждая тебя таким опасным даром? Даже не знаю, стоит ли идти за помощью к такой дуре…

— Она не думала ни о чем плохом, — запротестовала я. — Она верит, что в каждом есть что-то доброе, и что даже в самом черном сердце может просиять луч света. Она подумать не могла, что кто-то захочет меня похитить.

— Сказки для глупых гномов, — проворчал эльф. — Ладно, идем к Туманным горам, попробуем разыскать фею, раз уж она так к тебе добра.

— Спасибо, — произнесла я очень искренне, и даже пустила слезку, чему очень смутилась.

Дагобер увидел и отвернулся, по-моему, ему было неприятно видеть, как я плачу. Я поспешно вытерла щеку рукой.

— Пошли, — хмуро скомандовал Дагобер. — Только ты поосторожней — будешь хохотать, еще поперхнешься булыжником.

Мы шли по лесной дороге и болтали. Да, именно болтали — почти по-дружески. Дагобера очень интересовало, что еще падает с моих губ при улыбках.

— Чаще всего — жемчуг и драгоценные камни, — рассказывала я. — Но бывает, что и полудрагоценные получаются. Но я могу не только камни, еще и цветы.

— Всегда одни и те же или разные?

— Разные. Папаша записывал, какие камни появляются, но его никогда не интересовало, почему сегодня рубины, а вчера были сапфиры. А на розы он, вообще, внимания не обращал.

— Есть какая-то закономерность? — Дагобер слушал с живым интересом, и я заливалась соловьем — как же здорово рассказать кому-то о тяготившей столько лет тайне!

— Есть, — кивнула я. — Если грустно — камни синие, если радостно — желтые или зеленые. Если я… очень волнуюсь, то красные. А когда смеюсь — почти постоянно сыплется жемчуг.

— Хотел бы я посмотреть, как ты смеешься, — сказал Дагобер задумчиво. — Наверное, это очень красиво.

— Но сейчас мне не до смеха, сказала я быстро. — Очень трудно смеяться на заказ, я не умею. Но папаша придумал…

— Что?

— Он всегда смешил меня. Танцевал гномий танец.

— Гномий танец?..

— Да, он так забавно плясал, что я не мог удержаться от смеха.

— Он заставлял тебя смеяться через силу? — спросил вдруг Дагобер каким-то особенным голосом.

— Нет-нет! — ахнула я. — Папаша никогда бы так не поступил. Наоборот, он боялся, что меня похитят и заставят петь без конца. Сначала родители прятали меня. Я обижался, даже пытался сбежать. Но теперь я им благодарен, они оберегали меня от злых людей, — из-за воспоминаний о прошлой жизни и папаше, слезы так и подступили к горлу, и я поспешила сменить тему разговора. — Но мне больше нравятся цветы! Когда пою вот эту песню… — и я затянула балладу про королеву Роз.

При первых же строфах посыпались алые и белые розы вперемешку с рубинами. Дагобер остановился, как вкопанный, глядя на сверкающие камни.

— Наверное, это все надо подобрать? — спросил он неуверенно.

— Пусть лежат, — ответила я. — Кто знает, кто пойдет тут после нас? Может, ему эти драгоценные камни сгодятся для доброго дела. А вот цветы я подберу.

Напевая, я собирала розы, пока их не получилась большая охапка.

— Зачем тебе? — спросил Дагобер.

— Увидишь! — я улыбнулась и опять уронила жемчужину.

На первом же привале я обломала у цветов шипы, срезала ветку плюща и смастерила венок — пышный, благоухающий. Дагобер сидел рядом, привалившись спиной к стволу дерева, и наблюдал за мной.

— Надень, пожалуйста, — попросила я застенчиво, протягивая венок эльфу.

Он не взял его, а только наклонил голову. Я надела ему венок, коснувшись пальцами шелковистых волос, и не сдержала вздох восхищения. Никогда, никого я не видела прекраснее. В венке из живых цветов Дагобер был красив дикой, первозданной красотой. Наверное, так выглядел первый эльф, когда встретил свой первый день в девственном лесу, после того, как боги создали мир.

Дагобер вдруг улыбнулся — не насмешливо, не презрительно, и спросил очень ласково:

— Что такое? Так сморишь, будто увидел лесного царя.

И тут я поняла, как ошибалась!

— Лесной царь! — воскликнула я, захлопав в ладоши. — Да! Именно — лесной царь!

Дагобер вскинул брови, не понимая.

— Я сделал твою статуэтку в виде охотника на отдыхе, — объясняла я сбивчиво. — Но это не то! Надо было сделать тебя в образе Лесного царя!

— Ты сделал мою статуэтку?

— Угу, — я не сдержалась и покраснела. — Похоже получилось. Ее забрали люди судьи при обыске.

Дагобер задумался, а потом сказал:

— Когда вернусь в столицу, пожалую тебе звание королевского ювелира.

Я засопела, потому что так и подмывало сказать, что обещаниями все богаты, пока в беде. Но требовать от эльфа королевского слова было бессмысленно, я уже знала, как он умеет его держать.

— Не согласен? — спросил Дагобер.

— Не надо, — сказала я, страдая, — мы с папашей не хотели жить в столице. Моя мама умерла в городе вдовствующей маркграфини, ми ы с папашей хотели накопить денег, чтобы купить право на памятник. Ты же знаешь, что гномам нельзя ставить памятники на могилы, только с особого разрешения, но это очень дорого стоит…

— Считай, что разрешение у тебя есть. Самый лучший памятник, из белого мрамора, который вам выделят из королевской сокровищницы.

— Спасибо, — пробормотала я, опуская голову, потому что ужасно захотелось всплакнуть.