Моя драгоценная гнома

— Правильно, — процедил нехотя Дагобер. — Только первоначальное значение этого слова совсем иное, не такое, как теперь. Оно означало — «удваиваю». Когда основатель королевского дома Харальд Харфагри начертал этот девиз на своем щите, он имел в виду, что он сам и его потомки будут удваивать славу, богатства и земли, которые перейдут к ним по наследству.

— Как интересно, — восхитилась Маэль. — Это ведь было в незапамятные времена?

— Мой спутник — знаток древних легенд, — объяснила я, забирая еще хлеба. Похлебка была до ужаса вкусной, и я с удовольствием выскребла остатки капусты со дна чашки. — Знали бы вы, какие сказки он, порой, рассказывает.

— Может, если вы согласитесь переночевать, то расскажете хотя бы одну из них? — спросила Маэль, подливая мне еще полчерпака похлебки. — По-правде сказать, мы живем обособленно, и гости для нас — это праздник.

— Скорее всего, они торопятся, — вмешался в разговор темноволосый эльф, и добавил еле слышно: — и не такой уж это и праздник…

Судя по лицу Дагобера, он тоже не слишком мечтал здесь задерживаться, но от угощения не отказался, и съел все, что было предложено.

— И все же, я попрошу вас остаться, — сказала Маэль, — вечером мы затопим камин, будет очень славно посидеть у огня, ведь ночи еще прохладные, а соловьи уже поют. А нигде нет таких соловьев, как в наших садах… — она вдруг потянулась через стол и коснулась кончиками пальцев руки Дагобера. — А завтра утром мы запряжем повозку и довезем вас до большой дороги, вы наверстаете то, что не пройдете сегодня за день.

Дагобер затаился, и я испугалась, что сейчас он ответит грубостью милой хозяйке, но принц молчал.

— Не настаивай, Маэль. Ты же понимаешь, что мои сородичи никогда не примут нашего выбора, — сказал Морохир, и в голосе его было столько же презрения, что до этого — на физиономии Дагобера. — Так что пусть идут своей дорогой, а мы пойдем своей.

Вот уж, поистине, эльфы стоили друг друга!

— Мы останемся, — сказал Дагобер, и Маэль снова просияла улыбкой.

Я только вскинула брови, не решаясь даже предположить, с чего это королевский спесивец так переменился. Не иначе, сделал это назло Морохиру.

Похоже, темноволосый эльф тоже был удивлен, но прежде, чем он что-либо ответил, Маэль защебетала, убирая со стола пустые чашки:

— Тогда я испеку пирог с малиновым вареньем. В этом году малина еще не вызрела, но у нас остались прошлогодние запасы — берегла для особого случая! Попробуете — и вспомните прошлое лето, и станете мечтать о лете грядущем!

29

Пирог с малиновым вареньем и в самом деле оказался чудесным, и вечер на хуторе Чокнутого Эльфа был таким же. Легкие весенние сумерки спустились с гор, и розы начали благоухать особенно сильно. Хозяева затопили камин, и огонь славно потрескивал за кованой решеткой. Дагобер не отказался от домашнего вина из красных слив, и с удовольствием прикладывался к кружке, позабыв, что решил клеймить презрением всех осквернителей чистой крови.

Госпожа Маэль сидела в кресле-качалке и гладила черную кошку, устроившуюся у нее на коленях. Морохир тоже пил вино, но меньше, чем Дагобер, и отшлифовывал костяной пластинкой дверную ручку, взамен сломанной.

Сад за окном был разбит с любовью — каждое дерево и куст на своем месте, и сладковатый запах роз мешался с горьковатой свежестью ландышей. Я сидела на подоконнике, болтая ногами, и впервые после последних событий чувствовала себя, как дома.

Наверное, в этом была своя магия — магия доброго сердца. Потому что рядом с Маэль всем вдруг стало хорошо, уютно и спокойно.

Эльф и человеческая женщина! Кто бы мог подумать? Я снова посмотрела на эту странную пару. Неужели, и правда такая любовь, что эльф бросил все, чтобы быть с человеческой женой?

— Вы ушли сюда, чтобы вам не досаждали из-за смешанного брака? — спросила я.

Вопрос был лишен деликатности, но мне очень хотелось узнать их историю. Я почти ждала, что сейчас Морохир разозлится, объявит, что это не мое дело, и что любопытство — признак шпиона, но эльф молчал, только кость в его руке засновала с особым усердием. Мне ответила Маэль, так и не дождавшись, чтобы заговорил муж:

— Не только из-за брака. Просто Морохиру больше нравилось заниматься садом и огородом, чем праздно жить за чужой счет. Он часто приезжал на нашу с отцом ферму, сначала мы его опасались — он ведь такой красивый и такой высокомерный, — Маэль засмеялась, и Морохир наклонил голову, пряча улыбку, — но потом мы лучше узнали друг друга и поняли, что оба ошибались. Мой отец давно умер, ферму пришлось продать и перебраться сюда. Здесь мой муж может заниматься любимым делом, не опасаясь насмешек…

— Я и не опасаюсь, — немедленно ответил он. — Я переживаю за тебя. А что там думают некоторые снобы, — он выразительно шаркнул костью по дереву, — на это мне плевать с высокой груши.

Один из этих снобов, про которых упомянули в разговоре, как раз подливал еще вина.

— Я слышал о тебе, — сказал Дагобер, и голос у него был почти добродушный, — это был хороший скандал, еще оте… прежние король с королевой были живы. Не думал, что когда-нибудь с тобой встречусь.

— Мы не хотели скандала, — просто сказала Маэль. — Мы хотели жить спокойно и быть счастливыми.

— Все этого хотят, — согласился Дагобер. — Но есть некоторые правила.

— Заткнись, — оборвала я его, — не порти такой замечательный вечер своими занудными нравоучениями. Тем более что ты понятия не имеешь, о чем говоришь.

— Почему это? — лениво осведомился Дагобер.

— Потому что, похоже, что за всю свою жизнь ты не любил даже свою собаку, — огрызнулась я.

Маэль и Морохир обменялись взглядами.

— Не обращайте внимания, — сказала я, заметив это, — мы с моим спутником частенько ссоримся, но до драки дело не доходит. Почти никогда.

Дагобер демонстративно фыркнул.

— Хотелось бы надеяться, — сказала Маэль, хотя уголки ее губ так и дергались. — По-правде сказать, вы еще более странная пара, чем…

— Мы просто оказались вместе на одной дороге, — торопливо прервала я ее, — и просто идем в одном направлении.

— Вот как, — Маэль гладила кошку, и та мурчала на всю комнату. — Что ж, пусть ваш путь не продлится долго, и вы поскорее придете к цели.

— Только об этом и мечтаем, — заверил ее Дагобер.

Нам приготовили постели тут же, на веранде — разложили на полу матрасы, набитые свежей соломой, застелили их льняными простынями, пахнущими лавандовым мылом, и принесли клетчатые шерстяные пледы. Одно удовольствие закутаться в такой перед прогоревшим камином.

Дагобер улегся, а я продолжала сидеть на подоконнике, любуясь вечером и садом. Кошка залезла ко мне на колени и свернулась клубочком. Взошла луна — огромная, чуть початая, как полная, как головка желтого сыра, от которой отрезали краешек, и соловей завел песню, восславляя май, ночь и любовь.

Я чувствовала, как сладко тает сердце — разве такое услышишь в городе? Притиснула кошку к груди, и чуть не плакала под соловьиное пенье. Не я одна прониклась этой ночной красотой.

— Как заливает, — сказал вдруг из темноты Дагобер.

— Не спишь? — спросил я.

— Уснешь тут, — он вздохнул, встал с постели и подошел поближе, поставив локти на подоконник.

Я передвинулась в сторону, чтобы не соприкоснуться с ним даже краем одежд, но постоянно косилась, и рядом с эльфийским принцем соловьиное пение стало особенно мучительным и прекрасным.

— Скоро зацветет сирень, — сказал Дагобер, разглядывая сад, залитый лунным светом.

— Уверена, что она тут такая же прекрасная, как в садах феи Сирени, — сказала я. — Посмотри, даже розы здесь пышнее и ароматнее, чем даже в графском саду.

— Да, красиво.

Мы помолчали, а потом я не утерпела:

— За что фея Сирени прокляла тебя? Это не праздное любопытство, но я не могу поверить, что она просто так приговорила тебя к смерти.

— Почти приговорила, — невесело усмехнулся Дагобер.