Земля в иллюминаторе

– Сын Эрники, – понял Фирхайф. – Ну-ну.

Тави чуть поклонился – жест вышел забавно – и тоже переключил свой шлем на громкую связь.

– А могу я Вас звать просто Фирхайф?

– Как хочешь, так и зови. – Машинист немного сбросил скорость, но мальчикам все равно приходилось почти бежать, чтобы оставаться с ним наравне. – И что же молодые люди забыли так далеко от Шарту?

– Собираемся добыть пару центнеров фрата и продать их Вам, – ответил Хинта. – Надеюсь, на тихоходном найдется местечко для нашего товара?

– На тихоходном найдется местечко для всего фрата, который можно купить в Шарту. Вот только не будет ли этот фрат краденным? Вы что, бедовые головы, никак собрались обнести куркуля Джифоя?

– Не весь фрат – его.

– А по-моему, все эти поля как раз таки его и только его. И ваши родители, сорванцы, тоже работают на него. Вот поймает вас охранный дрон да притащит к нему в лапы – то-то будет дело!

– Поля кончаются там, где начинаются скалы. А фрат растет и на камнях.

– Ах ты, маленький хитрец, – рассмеялся Фирхайф. – Решил украсть, не воруя?

– Джифой все равно не пойдет собирать этот фрат. И дроны его не полезут на скалы. Это дикий фрат. Никто не обеднеет, если мы его соберем.

– Ну-ну, Хинхан. Ладно, буду ждать тебя на погрузке! Придешь продавать – поговорим.

Поезд снова начал медленно набирать скорость.

– А почему совсем-совсем нет пассажиров? – уже в спину старику спросил Тави.

Фирхайф оглянулся.

– А чего им ехать в наш поселок? Здесь глушь, вот и не бывает никого. К тому же, политика. Но сегодня есть один. Нелюдимый, правда. Не захотел ехать со мной, сел в другом конце –

Было уже слишком далеко, чтобы еще что-то кричать. Ребята остановились и смотрели, как тихоходный утягивается в поля. Ашайта раскачивался в корзине на спине Иджи и поводил в воздухе руками, будто гладил уходящий вдаль состав, а мимо шли нескончаемые грузовые слоты с припасами из города для сельских жителей.

– Его зовут Фирхайф... – начал Хинта, забыв уйти с громкой связи – и осекся, увидев незнакомца. Тот, закинув ногу на ногу, сидел в одном из кресел посреди безлюдного пассажирского вагона, предпоследнего по счету. Это был молодой мужчина. Его гражданский скафандр представлял собой взрослую версию модели Тави, только вставки были не зелеными и оранжевыми, а желтыми и фиолетовыми. Как и Тави, незнакомец снял свой шлем, и его волосы развевались на ветру, тоже русые, но более темного оттенка. Глаза над кислородной маской были серые.

Поезд уже разогнался, а мальчики стояли на месте, так что чужак промчался мимо них достаточно быстро.

– Пта, – используя уважительное обращение, крикнул Хинта, – вам лучше надеть шлем – над полями вредный туман!

Мужчина ответил жестом благодарности и, кажется, улыбнулся под маской, но совету не последовал. Его фигура становилась все меньше и меньше, пока не исчезла за очередным изгибом спирали.

Хинта вернулся на радиосвязь.

– Слушай, я бы мог подумать, что это твой отец. Или даже, скорее, старший брат.

Тави тоже вернулся на их канал.

– Это не мой отец. А брата у меня нет. – Его голос звучал растерянно. – Просто похож. Но странный человек. Кто он? Зачем ему в Шарту?

Они зашагали дальше по тропе. Поезд исчезал вдали, превращаясь в тонкую темную нить, сдвоившуюся со светлой нитью монорельса.

– Не знаю, – сказал Хинта. – Фирхайф прав, в Шарту почти никто не приезжает – ну, ты-то знаешь, все, кто селится за Стеной, теряют литское гражданство. Чаще всего дорогой пользуются богачи из самого поселка, чтобы ездить на деловые переговоры в город. И даже их, я слышал, не пропускают дальше первой станции. Еще из Литтаплампа иногда приезжает какая-нибудь комиссия. Проверяют, как дела у Джифоя.

– Этот пассажир не похож на делового человека. – Тави в задумчивости теребил застежку шлема. – Я видел их достаточно, когда они общались с моей мамой. Никто из них не стал бы снимать шлем на улице – так делают только местные мальчишки, а все, кто старше или не отсюда, боятся, что атмосфера сожжет им глаза.

– Тендра-газ тяжелый. Пока мы высоко, на скалах, это почти не опасно.

– Это ты такой умный. А городские и взрослые просто читают инструкцию к полускафандру, а в инструкции написано: не снимать ничего и никогда. Притом, что сам полускафандр сделан так, что разбирается по частям, особенно моя модель. Кстати, у него ведь была как раз такая...

– Он даже не как твой брат, – решил Хинта. – Он как взрослый ты.

Тави покачал головой.

– У него глаза серые.

Хинта удивился, что Тави обратил внимание на такую деталь. И вообще, тот казался каким-то притихшим; его манера двигаться стала более мягкой, он больше не летел вперед по тропе, а брел, погрузившись в какие-то свои мысли.

– Ну, извини, что тебя с ним сравнил, – пытаясь утешить друга в этой непонятной беде, сказал Хинта. – Просто странный человек. Мало ли кто и куда едет. А что он на тебя похож – так на меня вон тоже много кто похож. Почему мы вообще о нем говорим?

Тави заметил беспокойство Хинты, кивнул.

– Просто говорим. Можем перестать.

И все таки что-то было не так с Тави – Хинта это чувствовал.

– Может, он преступник, – предположил он. – Сбежал за Стену, потому что литский закон его здесь не достанет. Такое уже бывало.

– Будь он бандитом, никто бы не позволил ему вот так запросто сесть на поезд. Пришлось бы лезть через Стену или лететь по воздуху.

Хинта не придумал, что еще можно сказать, и перестал тормошить Тави. Большую часть оставшегося пути они проделали в молчании.

Целью их путешествия была низкая скала. Она находилась в необычном месте, где тропа разделялась на два рукава – большой торный путь шел наверху, но появлялась и вторая тропинка, куда меньше, которая, прячась среди камней, спускалась вниз, к широкому скальному карнизу, нависшему в шести метрах от земли над самыми шляпками треупсов. Она никуда не вела – около километра тянулась сама по себе, а потом снова шла вверх и сливалась с большой тропой. Но на скальном карнизе можно было собирать дикий фрат: зеленые щупальца губчатой жизни ползли снизу вверх, стелились по отвесным камням, поднимаясь до самого обрыва скалы.