Тени забытой шестой

— Хм… Не уверен, что это хорошая идея… — пробормотал он. — В смысле… удастся ли вам?

«Почему? А война? Не ухудшит ли это положения?»

— Светлая вояжна получит благословение на венчание только после выученного урока смирения… — ухмыльнувшись, я подвинул магистру рисунок с уродливой свадебной тиарой из рубина и постучал по нему. — Иначе мир потеряет в ее лице фальшивую заступницу, а не истинную повелительницу мира… Господь Единый может допустить первое, но наверняка оградит от второго…

Он понял, его глаза сверкнули и погасли в тени капюшона. Я сгреб нашу переписку, кинул ее в камин и вышел, едва не заехав дверью по лбу подслушивающему Тиштвану.

Аускрет Марк Альбертини, глава Инженерной гильдии, имел вид человека, доведенного до состояния крайнего отчаяния. Всклокоченные волосы стояли дыбом, за ухом был заправлен карандаш, одна пара очков была на лбу, вторая на носу, а завершало картину масляное пятно на рабочей мантии. Альбертини вместе с другими гильдейскими мастерами сгрудились вокруг разобранной кареты, о чем-то яростно споря. Тиштван сопел мне в затылок.

— Простите, что потревожил… — громко сказал я. — Но мне нужно с вами переговорить, фрон Альбертини.

— Да-да… — рассеяно отмахнулся он. — Одну минуту. Рессоры совершенно необходимы, мастер Фулькиш! Виданное ли дело, везти ее светлость, словно погремушку!..

— Тогда не выдержит колесная ось! И вообще! Вот, глядите, я рассчитал вес золотых деталей!.. Карета из чистого золота с места не сдвинется! Надо уменьшать вес! — мастер тыкал пальцем в бумажку с расчетами.

Я вздохнул и положил руку на плечо аускрету.

— Фрон Альбертини! — настойчиво сказал я. — Если вы уделите мне время, я подскажу вам, как сдвинуть с места золотую карету, не запрягая в нее табун лошадей.

Я разглядывал чертежи под нетерпеливым взглядом аускрета. Тиштван притаился в уголке, пытаясь сделаться незаметным.

— Ну? И как?

План, доселе имевший смутные очертания, становился все четче и яснее. Если хочешь что-то надежно спрятать, прячь его на виду.

— Окна занавесить, шторки расшить рубинами.

— Что? При чем тут шторки? Что за чушь? Как решить вопрос с излишним весом?

— Лишний вес — это да… — пробормотал я про себя, неожиданно сообразив, что это может стать препоной в моем плане. Зараза и раньше была тяжелой, а сейчас, поправившись, и вовсе портила мне весь расклад. — Так сколько, вы говорите, весит ее светлость?

— Да при чем здесь это! — с возрастающим раздражением воскликнул Альбертини. — Сколько бы ни весила, ее вес не составит и сотой доли золотых элементов конструкции!

— Фрон Альбертини, ну что вы как маленький? Никакого золота. Используйте золочение.

— Но… Как можно? Это же Шестая Заступница…

— Спорим, она ни о чем не догадается? Сделайте из чистого золота только ручки и перекладины, которых ее светлость будет касаться. Уверяю вас, она не полезет под днище кареты проверять. Но я не зря сказал про шторки. Зачем лишний раз искушать судьбу? Не дай боже, вояжна еще заметит изнутри, что карета не так блестит или позолота прохудится, оцарапается… Чем меньше ее светлость будет видеть из окна, тем лучше. А что касается веса… Надо сделать все, чтобы карета двигалась с видимым усилием, и ни у кого не возникло и тени сомнения, что она из чистого золота, понимаете?

— Но как же?.. А если узнают?.. — он оглянулся на Тиштвана, сосредоточенно изображающего столб.

— Не волнуйтесь, он ничего не скажет. Правда, Тишка? — я показал ему кулак.

Слуга яростно закивал и приложил руку к сердцу:

— Ни словечка! — и сделал движение, словно зашивал себе рот.

— Нет, ну Цукеркандлю-то скажи, а то обидится. Пусть заодно подсчитает, сколько мы золота сэкономили для имперской казны.

Аускрет все понял, просиял и тут же уткнулся в расчеты.

— Фрон Альбертини, еще кое-что… Я видел эскиз свадебного головного убора. Мне понравилось, — я врал так вдохновенно, словно дышал. — Почему бы увеличенную копию короны не разместить на крыше свадебного экипажа? Ее светлости это должно прийтись по вкусу…

Лешуа было сложно застать, на что я и посетовал Милагрос, когда зашел к ним однажды утром, оставив Тиштвана за дверью. Подготовка к свадьбе шла полным ходом. Повар днями напролет пропадал на кухне, изготавливая и подавая блюда на пробу взыскательной вояжне, которые она неизменно отвергала и требовала нечто такое, что поразило бы ее в самое сердце.

— Кнута бы ей всыпать да поразить в самую задницу!.. — не сдержался я, выслушивая жалобы Милагрос.

— Господин инквизитор! Ну как можно!.. — всплеснула руками женщина, роняя вышивку. — Моя бедная госпожа столько страдала, разве не заслужила она хоть малую толику счастья?..

— Что? — не поверил я своим ушам. — Заслужила? Она?

— Моя госпожа так хочет, чтобы все было красиво… — вздохнула служанка, подбирая рукоделие. — Я рисую ее мечты и прям диву даюсь, какой великолепной будет свадьба… Свадебный наряд, фата, карета… А туфельки? Вы их видели? Настоящее чудо!

— О да!.. Еще одно чудо!.. — вспылил я. — Чудо для той, у кого руки по локоть в крови. Ну разумеется, она заслужила. Убивай, жги, грабь, насилуй, но раскайся и не забудь сотворить чудо — тогда тебе все простится, так, Милагрос?

Женшина посмотрела на меня с укором. Она укололась иголкой, и на ее пальце выступила капелька крови, но Милагрос не замечала этого.

— Зачем вы так? Госпожа спасла нас всех, весь город от смерти…

— Только вы забыли упомянуть, какой ценой! Такая досадная мелочь — ваша госпожа всего лишь вырвала сердца папским гвардейцам на глазах у толпы! Вы вообще там были? Видели? Она их убила! Упивалась их болью и смертью! И это вы называете чудом?

Мои слова не смогли поколебать непрошибаемую уверенность Милагрос. Она кивнула головой, прикусив проколотый палец, и огорошила меня:

— Да, это чудо. Я бы тоже отдала ей свое сердце, чтобы она смогла сотворить чудо и спасти других, как это сделали ваши гвардейцы. Вот ни секунды бы не колебалась!

— Что? — оторопел я. — Гвардейцы не давали согласия!.. В смысле… Их никто не спрашивал! Они безвинные жертвы и никогда бы…

Я осекся, осознав мерзкий замысел Шестой. Перед глазами как наяву встала та страшная картина. Тогда я опоздал на площадь и мог лишь беспомощно наблюдать само убийство, не ведая, что ему предшествовало, что говорила Шестая, какой ложью одурманивала толпу. Но теперь я понял. Гвардейцы… Я точно помнил, что они не сопротивлялись ей. Они умирали с улыбкой на устах. Неужели эта живодерка околдовала и их?

На кухне дым стоял коромыслом, поварята сновали туда-сюда, рубили мясо, варили соусы, что-то взбивали, шинковали, помешивали в огромных котлах булькающее варево. Я осторожно пробирался между разделочных столов к высокой фигуре Лешуа, виднеющейся подле пышущей жаром печи. Мое внимание привлек громадный торт в несколько ярусов, а если точнее… в шесть. Опять шесть. Это все больше походило на навязчивую идею… Хм. А если сыграть и на этом? Как там говорилось у великого стратега и полководца древности Идриччи? «Чтобы победить, нужны удача и широко открытый разум, готовый принимать ее дары» То есть, надо использовать все возможности, даже самые малые подарки, которые тебе подбрасывает судьба, пусть они и завернуты в неприглядную обертку.

Я остановился и ковырнул пальцем верхний слой торта. Взбитые сливки с вкрапления блестящей спелой клубники. Тьфу!

— Куда руками! — накинулся на меня Лешуа, а потом узнал. — Господин Тиффано? Господи, ну что вы забыли на кухне?

— У меня сложилось впечатление, что вы от меня прячетесь. Решил застать вас на месте… так сказать, преступления.

Моя попытка пошутить не удалась. Лешуа помрачнел, торопливо вытер руки о фартук, сдернул его и, взяв меня за локоть, поволок прочь. Тиштван увязался было следом, но главный конфетмейстер так на него глянул, что тот, к моему удивлению, сразу стушевался и оставил нас в покое.