Тени забытой шестой

Он сел на кровати, подтянул одеяло, немного успокоившись, и насмешливо сказал:

— А я, представьте себе, тоже не буду настаивать. Настаивать на браке. Даже совсем наоборот. Светлая вояжна, нахальства вам не занимать, признаю, однако вы переходите всякие границы…

— Ваше Величество, — поморщилась я, — довольно этих словесных игр. Вы либо женитесь на мне, либо я достанусь вашим врагам.

— Я могу позвать стражу и…

— И что? Тихонечко чик… и нету? — передразнила я слова палача. — Концы в воду?

— Откуда вы?..

— Хороший план. Только тихонечко не получится. Я говорила вашей матушке, повторю и вам. «Кровь» во мне. Вся ярость «Крови» теперь во мне. Я и есть Искра…

Я остановилась, потому что поднимавшееся во мне бешенство и в самом деле грозило обернуться чем-то страшным. От невыносимой духоты в затылке пульсировала боль.

— Допустим… — задумчиво протянул император. — Допустим, все так. Но увы… Я не могу на вас жениться, я обещал вас Тиффано.

Я криво ухмыльнулась.

— Как вы могли обещать ту, что вам не принадлежит? Но раз обещали… Обещания надо выполнять.

— Да? — удивился он моей неожиданной сговорчивости.

— Конечно. Вы женитесь на мне и вот тогда сможете сдержать слово. Отдадите СВОЮ жену Тиффано.

Он потрясенно молчал.

— Этот сластолюбец… Признаться, Тиффано так надоел мне своими неуклюжими домогательствами, но с другой стороны… Если так подумать…

Я вновь подсела к императору на постель и все-таки ухитрилась провести ладонью по его щеке. Легкая щетина кольнула кожу. Я поморщилась.

— Если так подумать, он может быть полезен Гарлегии. Ручной глава Ордена Пяти, как вам, Ваше Величество? Кстати, на будущее. Терпеть не могу щетину. Впредь извольте бриться, когда нам предстоит появляться на людях.

Император еще немного поупорствовал в своем заблуждении относительно вопросов брака, но это уже было кокетство. Он хотел, чтобы его уговорили. Тем более, что власти он желал больше, чем чего-либо иного. Колдовство его мало страшило, и тому примером были Вырезатели… Было решено обойтись без помолвки и сразу объявить о свадьбе. Однако сначала предстояло уладить вопрос с Орденом Пяти, а значит, надо было навестить Тиффано. Но в висках стучали крошечные злые молоточки, а из носа капала кровь. Первые громовые удары уже гремели в вершинах Аллавийских гор, доносясь до притаившегося Виндена отдаленным гулом. Я выбралась из дворца, закутавшись в какое-то тряпье, и поспешила в приют.

Лешуа всячески скрывал от меня, где прятал Милагрос, но я слишком хорошо знала свою сердобольную служанку. Детский приют имени святого Кристофа был самым убогим в городе, и я ничуть не удивилась, обнаружив там Милагрос в одну из своих вылазок.

Первые тяжелые капли упали на мостовую. Город еще спал в душном жарком бреду, его каменные телеса не успели остыть за короткую летнюю ночь. Капли дымились на мостовой, собираясь в слабые ручейки. Я ускорила шаг, а потом и вовсе побежала. Не хватало еще свалиться с приступом посреди улицы. Скорее, скорее!.. Темное неухоженное здание приюта. Я заколотила в дверь и закричала:

— Помогите!.. Скорей! Умираю!..

Дверь распахнула сонная послушница, я оттолкнула ее с дороги и ринулась по коридору с криком:

— Милагрос! Ты где?!?

Служанка испуганно выглянула из маленькой кельи, где баюкала больного ребенка, шикнула, чтоб не шумели, но узнав меня и увидев мое перекошенное окровавленное лицо, побледнела и отпрянула:

— Что? Госпожа, что? Вам нехорошо?..

— Рисуй!..

Слова поплыли в сизом удушливом тумане, а палуба закачалась и накренилась вбок. Мое сознание стремительно скользило по ней в бушующий океан грозы…

… и вынырнуло в звенящую пустоту. Чье-то лицо обеспокоенно склонилось надо мной, губы шевелились, но я ничего не слышала. Мне сунули чашку, заставили выпить подсоленную воду, обтерли лоб, захлопотали, убирая с меня наваленный ворох одеял. Я протестующе вцепилась в край, не отпуская. Было очень холодно.

— Ты кто? — спросила я и едва не оглохла от звука чужого хриплого голоса.

Женщина испуганно посмотрела на меня и погладила по голове.

— Госпожа, у вас был приступ… Вы полежите еще немного, а я пока согрею вам бульона…

— Ты кто? — повторила я и попыталась сесть.

— Милагрос… — она смотрела на меня с такой невыносимой жалостью, что хотелось ее ударить.

Воспоминания возвращались рваными клочьями, как будто всплывая обломками кораблекрушения. Рисунки плавали в море беспамятства спасительными островками. Их было много. Очень много. Я перебирала их один за другим, как будто листала книгу собственной жизни. Гротескно искаженная летопись, особенно последние ее страницы. Там везде был Тиффано. Черный тюльпан-недотрога, цветущий на вершине, и я, карабкающаяся за ним по опасным камням. Вот я срываюсь и лечу вниз, но в последний момент он снисходит и протягивает ко мне руку. А вот я торжествую победу, срывая с его губ поцелуи-лепестки… Одна половина лица у меня довольно ухмыляется, но вторая… застыла от ужаса. На следующем рисунке я уже сама вьюсь лозой вокруг Тиффано, истекаю кровью, а в груди у меня сверкает рубиновая искра… Храмовая татуировка!.. Как я могла про нее забыть!

Я вскочила с постели, упала, ноги плохо меня слушались, на коленях подползла к маленькому щербатому зеркалу на стене. Дернула на себе сорочку и уставилась на символ священной бесконечности. Он кровоточил. На полу валялись и другие рисунки. Пугающие, жуткие. Вот я стою на холме, сложенном из оскаленных черепов, и смеюсь в смердящей пустоте. Вот я уже не я, а носовое украшение корабля-призрака, который рассекает кровавое море и давит тонущие человеческие фигурки… При одном виде волн меня замутило. А вот я пирую, пожирая живых крыс прямо с блюда на глазах у толпы скелетов. Мне чудился вкус крови во рту и крысиный визг. А вот я бреду по кладбищу и волоку за собой последний гроб, в котором тикает умирающее время. Тик-ток, тик-ток… Его хриплое дыхание звучало наяву, под кожей бедра. А на пятом рисунке я рассыпаюсь огненными искрами и пляшу в безумном танце на пепелище мироздания… Я слепо оглядела комнату. Под кроватью валялся еще один листок. Шестой… Что там? Еще один вариант конца мира? Я обещала Антону не делать этого… Но что, если от меня уже ничего не зависит? Если Единый уже принял мою ставку?

Я потянулась за шестым рисунком, но тут дверь распахнулась, и в комнату ворвался Лешуа.

— Превосходно, — зло процедил он. — Очухались, ваша светлость? Все с ног сбились, разыскивая пропавшую невесту Его Величества, но вам непременно было нужно свалиться именно моей жене на голову!..

— Дерек, не надо, пожалуйста… — испуганно залепетала Милагрос за его спиной. — Ты же видишь, госпожа нездорова…

— Она тебе больше не госпожа!.. Пусть выметается отсюда!..

Трясущимися руками я собирала рассыпанные рисунки, ползая на коленях.

— Милагрос, подай мне тот, что под кроватью…

Но служанка не успела. Лешуа опередил ее. Он наступил на рисунок грязным сапогом и подтолкнул его ко мне.

— Убирайтесь отсюда, ваша светлость. И не смейте больше тревожить мою жену. Иначе я за себя не ручаюсь.

На белом листке бумаги, сквозь разводы и грязь, на меня смотрел Тиффано. Он стоял с занесенным мечом над моей коленопреклоненной фигурой. Его длинные волосы были рассыпаны по плечам, а с клинка стекал огонь… Рядом в скорбном безмолвии застыли тени. Тени Шестой, мои бесконечные отражения…

Оказалось, что я провалялась в беспамятстве три дня. Во дворце меня уже поджидали. Целая банда служанок накинулась и захлопотала, закрутила в бессмысленной суете, увлекла за собой переодеваться, умываться, краситься и прихорашиваться. Я плыла по течению, в голове было пусто. Ни единой мысли. Безвольная марионетка Единого, весь смысл существования которой сводился к уничтожению других… марионеток. Но Тиффано?.. Какая роль у него? Кто он?.. Едва ли он кукловод… Значит, такая же марионетка… Вопрос лишь в том, сколько у него степеней свободы… А вдруг больше, чем у меня?.. Я вырвалась из лап служанок и потребовала сопроводить меня в Крафградскую крепость. Мне надо было увидеть Тиффано. Больше откладывать разговор не имело смысла.