Мой капитан - киборг

Медленно поднялся и направился к ней:

— Я просил лечь на кровать, — напомнил застывшей на четвереньках девушке.

Первая волна растерянности прошла по ее телу мурашками, когда она послушно улеглась на покрывало, раскинув руки. Грудь тяжело вздымалась, губы сохли, и она постоянно облизывала их, тяжело сглатывая.

— Еще мартини? — издевательски усмехнулся.

Странно, но мне казалось, что стоит коснуться ее — и пути назад не будет. Она затягивала меня куда-то будто скрытым подводным течением, из которого уже не выбраться и не вернуться к отправной точке. Или это меня долбила дрянь, что разгуливала в крови, пытаясь вырубить.

Ее кожа будто вспыхнула под пальцами — такой горячей показалась, хотя, скорее, это у меня слегка поднялась температура и похолодели ладони. Но это ненадолго. Я коснулся ее колена и медленно повел руку вверх, наслаждаясь этими секундами спокойствия, когда еще можно просто дышать ей.

Теперь, после душного клуба, я, наконец, мог слышать ее запах, и он был моим каждой своей нотой. Горько-терпкий, бескомпромиссный… такой либо нравится раз и навсегда, либо вызывает жгучую неприязнь. Мне нравился. Я склонился ниже к ее животу, чтобы вдохнуть глубже и услышать стук ее сердца. Невыносимо захотелось коснуться ртом, и я перестал сдерживаться — опустился ниже и провел губами от пупка и ниже.

— Ты теперь моя… — и я повторил путь языком.

Она вцепилась пальчиками в простыни и выгнулась, а я двинулся выше. Содрал с нее чертов кусок прозрачной ткани, расстегнул лиф… и все это время глядел ей насмешливо в глаза.

— Что с тобой не так? — прошептала она одними губами.

— А тебе не сказали те, кто нанимал? — и я сжал маленькую грудь совсем легко, но и на это она отреагировала бурно — выгнулась и застонала. Держалась за мой взгляд, но никакой мольбы о пощаде в ее глазах я не заметил.

— Нет… — выдохнула она и обхватила меня за шею.

— На киборгов снотворные не действуют, — наслаждался я эмоциями изумления в ее глазах, но недолго.

Мне нужны были другие. Животный голод пустил по телу волну возбуждения, разогнавшую остатки препарата в крови. Пальцы стали горячими и чувствительными. Я стянул футболку и джинсы и вернулся к ней, трясущейся на постели. Но успокаивать ее не собирался.

— Что… что потом? — уперлась она ладонями в мою грудь.

— Я давал возможность уйти. — Ее лицо вблизи казалось еще более идеальным и… «моим». — Помнишь?

Надо будет узнать, что там она мне подсыпала… Но потом.

Я запустил пальцы в ее волосы и дернул к себе, впиваясь в ее рот. Злость клокотала в груди — на этот вечер, на эту дурочку в моих руках вместо профессиональной шлюхи, на два прошедших месяца…

Я не собирался ее щадить, целуя зло и жестко, сжимая пряди мягких волос между пальцами. И зря мне показалось, что она сдалась. Стоило прикусить ей губу, бестия выдернулась из рук и залепила пощечину, спуская что-то внутри с предохранителя.

Я одним броском распял ее на кровати, прижимая собой, жадно целуя, почти кусаясь. Она извивалась и вскрикивала подо мной, но вырываться не пыталась. Нет, если бы она заорала, чтобы выпустил и не трогал, я бы отпустил. Никогда не насиловал и не собирался. Но девчонка обвила мои бедра ногами, кусаясь в ответ и невозможно возбуждающе постанывая. Мы напоминали диких зверей на случке, когда невозможно хочется друг друга и когти втянуть нет сил.

Кажется, я порвал ей трусы, пытаясь стянуть их и втиснуться между бедер. Все, ради чего дышал сейчас — ворваться в нее до предела, резко и сильно, чтобы взвыла и поняла, кому сейчас принадлежит, но ни черта не вышло. Девочка оказалась такой тесной, что влететь в нее не смог. Я прижал ее руки к кровати, глядя в бешеные блестящие глаза, и толкнулся, насколько получилось. Она закусила губы и прижалась ко мне сильней. В какой-то момент показалось, что я так и останусь почти снаружи — не с моим прибором ее трахать… Но отступать было некуда. Я обхватил ее шею и, прижав к кровати, впился остервенело в ее рот. Она глухо вскрикнула, когда заполнил ее одним рывком, и вцепилась ногтями в мою спину, тяжело дыша.

— Совсем одичала, — усмехнулся ей в губы и двинулся медленно, прислушиваясь к ее реакции.

Желание наказать разбивалось о чертов страх сделать больно! Я, блять, боялся сделать больно после того, как у нее не вышло меня вырубить!

Девочка жарко дышала и постанывала в мой рот, наполняя чувством давно забытого восторга — ей было хорошо! А когда она сама накрыла своими губами мои — я улыбнулся. Злость разлетелась, осталась только она — всклокоченная, мокрая и вся моя. Я толкнул ее на спину и задвигался сильнее и резче, любуясь лоснящейся от пота кожей и вздрагивающей грудью с возбужденными сосками. Девчонка закричала громче, жмурясь и выгибаясь, не оставляя мне шанса сдержаться… И я кончил в нее, едва не рухнув сверху — так сильно ударило в голову. Двухмесячное воздержание и дрянь в бокале делали свое дело…

Только это было лишь начало… Сначала я снова довел ее до такого же состояния — девочка оказалась горячей и голодной не меньше, хоть сопротивлялась уже сильнее. Но то, как ломался ее протест о жажду разрядки, делало месть особенно приятной. Она дрожала и насаживалась на мои пальцы и язык сама, лишь бы позволил ей кончить.

В третий раз мы финишировали одновременно. Я чувствовал, как сжимается ее лоно вокруг члена, смотрел, как невменяемо дрожит она вся, и сыто усмехался — будешь знать как дразнить голодного мужика в баре. Потом вдруг подумалось, что черта с два позволю ей кого-то еще дразнить… кроме меня. А потом мысли растворились в каком-то тумане.

1_Лаки

Струи воды уже невыносимо обжигали, а мне все было мало. Нет, я не терлась остервенело мочалкой, пытаясь стереть прошлую ночь с кожи… Просто не могла согреться. Так бывает, когда вылазишь из-под одеяла утром, и прошибает озноб от того, что еще несколько секунд назад было тепло, а то, что ждет — безрадостно.

Я вылезла из объятий мужчины сразу, как его дыхание стало глубоким. Думала, умру от страха, пока собиралась, опасаясь, что он проснется. То, что он вообще уснул, было невероятно — его ведь не вырубило снотворное, которым меня обеспечили для задания.

Я подняла голову, подставляя лицо струям. Жаль, что нельзя выполоскать воспоминания из мозгов!

Что… что вообще это было?! Как я оказалась в такой переделке?! И почему он меня не грохнул?! Я ведь всерьез подумала, что отымеет и пристукнет. Может, он так и хотел, но… уснул?

Не верилось.

Я смотрела на покрытую паром дешевую пластиковую перегородку, как капли воды набухают на ее поверхности и срываются вниз… а перед глазами стояло совершенное тело мужчины, блестящее от пота, и капли, скатывающиеся с висков по жестким скулам к подбородку. Его на самом деле заботило мое удовольствие. Боялся сделать больно — я видела. Взгляд синих глаз вспарывал мою душу с сухим треском истлевшей ткани… Все, чем обернулась я за эти годы выживания здесь, в гетто, он содрал за одну ночь. Будто я была не сухой мумией, а винтажной скрипкой. И он заставил меня звучать. И чувствовать…

Кусок битого зеркала напротив не порадовал — об этой ночи еще долго будут напоминать его метки на шее и укус на губе.

Я стиснула зубы и выкрутила кран. В моей конуре горячая вода бывает только по утрам, но не все встают так рано. Повезло сегодня хоть в этом, потому что через полчаса вода до меня уже не поднимется.

Квартирка с видом на трущобы с высоты полета флайглайда. Полшага — и я в кухне, которую пересекла еще в два. Капли холодили разгоряченное тело, расслабляя. Захотелось завалиться спать. Может, так и сделать? Я обвела взглядом свои пятнадцать квадратов: кровать, стол и шкаф — все, что помещалось. Но это того стоило — меня было нереально найти. Камер в районе нет ни одной, патрули почти не забираются сюда.

О деле я всегда договаривалась в сети. Даром, что ли, я — одна из лучших хакеров Лордона? Навыки идеальной подчистки следов за собой я освоила раньше, чем начала ходить. И нечего разводить паранойю, меня не найти. Никто никогда не находил.