Стальные останки

К тому времени, как они вернулись во дворец, начался криновый отходняк. Император ждал в Палате разоблаченных секретов – факт, чью важность не упустили из виду придворные, назначенные сопровождать Арчет, которых она встретила по пути. Она прошла мимо них и отметила, какими взглядами они обменялись. Палата разоблаченных секретов представляла собой плот с навесом, сооруженный из редких пород дерева и шелков, стоявший на якоре в центре закрытого бассейна пятидесяти ярдов в поперечнике. В куполе крыши имелось единственное окно. Вода сплошным потоком лилась по искусно вырезанным мраморным стенам по периметру комнаты, делая подслушивание невозможным, а в бассейне обитала крайне смышленая разновидность осьминогов, которых регулярно кормили приговоренными преступниками. Все, что говорилось в Палате, предназначалось для ушей тех, кому безгранично доверял император, или тех, кому не суждено было отсюда выйти. И в такие изменчивые времена было трудно предсказать, к какой из групп причислят кого бы то ни было.

Арчет наблюдала с наркотическим безразличием, как двое пожилых придворных, взявших на себя обязательство привести ее сюда, воровато поглядывают в бассейн. Из-за ряби на воде там было невозможно что-то разглядеть. Беспокойное пятно цвета могло быть и осьминогом, который разворачивал щупальца, и просто камнем, а полоса в воде – щупальцем или побегом водоросли. Лица придворных от неуверенности выглядели так, будто их мучает кишечное расстройство, а царивший в комнате зыбкий, бледный свет лишь усиливал кажущиеся признаки болезни.

Зато лицо раба, который вез их через бассейн в коракле [1], отталкиваясь шестом от дна, напоминало камень. Он знал, что ему предстоит перевезти императора обратно, и, в любом случае, он был глухонемым, аккуратно отобранным, а то и искалеченным специально для такой работы. Он бы ничего не услышал и не мог выдать ничьи секреты.

Они достигли плота и тихонько ударились о его край, покрытый замысловатой резьбой. Раб потянулся к одной из опор навеса и закрепил лодочку, пока придворные выбирались из нее с явным облегчением. Арчет вышла последней, кивком поблагодарив раба. Это был машинальный жест – кириатские привычки даже здесь сохранялись. Раб, как любой предмет обстановки, не обратил на нее внимания. Она скривилась и последовала за придворными через лабиринт занавесок в центр плота, озаренное свечами великолепие и императорское присутствие. Она преклонила колено.

– Мой повелитель.

Его светлость Джирал Химран II, первый сын Акала Химрана, прозванного Великим, ныне в силу престолонаследия Хранитель Ихельтетской Твердыни, Пастырь Семи священных племен, Советчик пророка, Главнокомандующий имперских войск, Защитник открытого моря и Законный император Всех Земель не сразу отвлекся от распростертого тела девушки, с которой забавлялся.

– Арчет… – пробормотал он, хмуро рассматривая разбухший сосок, который катал между большим и указательным пальцами. – Я ждал почти два часа.

– Да, мой повелитель. – Извиняться она не собиралась.

– Это долго для самого могущественного человека в мире, Арчет. – Голос Джирала был тихим и невыразительным. Он провел свободной рукой по мягкой равнине женского живота и запустил ее в тень меж согнутых ног. – Слишком долго, как твердят некоторые мои советники. Они считают, тебе… – Рука продвинулась глубже, и женщина напряглась. – …не хватает уважения. Я спрашиваю себя, так ли это?

Почти все внимание Арчет занимала женщина. Как большинство обитательниц гарема, она была северянкой, с длинными руками и ногами, бледной кожей. Груди большие, хорошей формы, еще не отмеченные материнством. Ни цвет волос, ни черты лица Арчет не разглядела – от шеи до макушки наложницу окутывала гаремная вуаль из черного муслина, – но могла поклясться, что ее привезли из краев, которые опрометчиво называют себя «свободными торговыми государствами». На рынках Ихельтета в последнее время такие рабыни изобиловали, поскольку экономика на севере трещала по швам, и целые семьи продавали, чтобы покрыть их долги. По слухам, которые дошли до Арчет, в свободных городах быстро формировался новый класс работорговцев; это были хитрые предприниматели, которые быстро зарабатывали состояния, приобретая местную плоть по бросовым ценам, а затем продавая ее на юге, в Империи, где многовековая традиция рабства создала массивный и устойчивый рынок и где никогда не утихала жажда экзотики. На протяжении долгого пути в имперские земли первоначальная цена женщины вроде этой могла легко увеличиться раз в пятьдесят. С такими прибылями и военным долгом, в большинстве городов еще в значительной степени неоплаченным, неудивительно, что Лига вновь с воодушевлением занялась торговлей. Аккуратно и весело откатилась назад почти два столетия – во времена, предшествовавшие отмене рабства, – чтобы обеспечить себе новый приток богатства.

Император отвлекся от своего занятия.

– Я требую ответа, – мягко проговорил он.

Арчет на миг задумалась, не собирается ли Джирал наказать женщину у нее на глазах, причинить боль за предполагаемое отсутствие уважения не ей самой, а кому-то другому. Спокойный, разумный упрек он приберег для женщины с чернейшей кожей, которая стояла рядом, в то время как другая, белая словно молоко, страдала у него на коленях от физической жестокости, словно вывернутый наизнанку аватар. Арчет такое уже видела: раба исхлестали до крови за выдуманное нарушение, и на фоне мучительных воплей и влажных ударов хлыста, Джирал тихонько отчитывал одного из своих распорядителей. Он не был – и никогда не станет – воином, как отец, зато от Акала Химрана Джиралу достался тот же прозорливый ум, а с ним – глубина дворцовой изощренности, которую Акал Великий, вечно пребывающий в седле то в одном конце своей Империи, то в другом, так и не удосужился приобрести.

Или, может, женщина здесь только для искушения. В императорском дворце мало что удавалось сохранить в секрете, и о предпочтениях Арчет шептались повсюду, пусть никто ничего не знал и не испытал наверняка.

Она кашлянула и почтительно опустила голову.

– Я работала, мой господин. Надеялась, что на верфи удастся добиться успеха, который мог бы принести благо Империи.

– А-а. Вот как.

Во взгляде императора что-то мелькнуло. Он вытащил руку из межножья бледной северянки, деликатно понюхал пальцы, словно повар-гурман, а потом хлопнул ее по заду. Она соскользнула с его колен – ее явно научили правилам приличия – и на четвереньках уползла с глаз долой.

– Можешь встать, Арчет. Сядь рядом со мной. Вы двое. – Он кивком указал на придворных, замерших, словно два деревянных истукана. – Пошли вон. Займитесь… теми важными делами, какими обычно заполняете свободное время. Ах, да… – Рука ладонью кверху, царственный жест великодушия. – Молодцы. В списках нового сезона для вас, несомненно, кое-что найдется.

Придворные с поклоном удалились. Арчет опустилась на подушку по левую руку от Джирала и проследила за ними взглядом, полным смеси зависти и презрения. Как только за их спинами опустились завесы, Джирал наклонился к ней и крепко ухватил за подбородок. Его пальцы все еще были влажными и хранили запах промежности белой женщины. Он притянул Арчет к себе и уставился на нее так, словно ее череп был диковинкой, продающейся в базарной лавке.

– Арчет. Ты должна наконец взять в толк, что кириаты ушли. Точка! Они тебя бросили. Ты ведь это осознаешь, верно?

А вот и наказание. Арчет уставилась Джиралу через плечо и ничего не сказала. Император нетерпеливо тряхнул ее, держа за челюсть.

– Верно, Арчет?

– Да. – У слова, что сорвалось с ее губ, был привкус тухлятины.

– Грашгал отказался взять тебя с собой и сказал, что они не вернутся. «Жилы Земли уведут нас отсюда, как когда-то привели сюда. Наше время истекло, дела наши закончены». – Голос Джирала звучал добросердечно, покровительственно. – Ведь он это сказал в Ан-Монале, прощаясь? Что-то вроде этого?

1

Коракл – маленькая лодка с каркасом из ивовых прутьев, обтянутых шкурой.