Страница 129 из 145
— Хорошо, — голос его звучал почти равнодушно, а сам он перевел взгляд за окно, наполовину затянутое ледяными стрельчатыми узорами. — На нашем браке настаивает король, потому что я обесчестил девицу ле Анже, а она пожаловалась.
— Вы в самом деле сделали это?! — воскликнула я в ужасе.
— Наверное, — сказал он еще более безразлично.
— Как это — наверное?!
Ален пожал плечами.
— Вы не помните, что произошло между вами и леди Милисент?
— Не помню, — он посмотрел мне в глаза, и я поежилась — таким холодом повеяло от него.
Но я желала узнать эту историю до конца:
— Как такое может быть, Ален?
— В тот вечер я напился. Напился, как свинья, прости уж меня за резкость. А когда проснулся — был с ней в постели. В ее комнате. Милли сказала, что я ворвался к ней ночью, обесчестил, а она даже не могла позвать на помощь, потому что я… обошелся с ней грубовато. Вот и все.
— Но… вы этого не помните?
— Я же уже сказал. В тот вечер я напился так, что собственного имени не помнил.
— А где был ваш Пепе?
— Как раз отпросился к сестре на свадьбу. Я и отпустил. Непростительная глупость с моей стороны.
— Ален, а это… могло быть правдой? — еле выговорила я. — То, что вы ворвались к благородной леди и… были грубы с ней?
Он перевел взгляд за окно и ответил:
— Могло.
Я прислонилась к стене, раздумывая над тем, что сейчас услышала. Неужели Алария оказалась права? Графу нравится причинять женщинам боль. Он ударил леди Эстер, хотя и говорит, что сделал это по причине ее предательства. Он силой взял леди Милисент, спровоцировав скандал — а то, что скандал был, я не сомневалась, если уж король решил вмешаться… Потом — Алария. Не проявил ли граф свою грубость по отношению к ней? Бедная Барбетта, Гюнебрет — все они боялись графской порки. Значит, уже пробовали ее? Да и я сама — разве не пришлось мне испытать дикость его нрава? Но ведь Ален был так нежен со мной… вчера…
— Милли мне сразу понравилась, — заговорил вдруг граф, и от неожиданности я вздрогнула. — Она… она ведь очень красива. Она говорила со мной так, словно я был ей приятен. И танцевала, и смеялась. Она сразу поняла про мою больную руку и сказала, что болезнь — это еще один бой, который надо выиграть. Говорила, что пока жив, есть надежда, что мы обязательно найдем лекарство. Милли принимала меня таким, каким я был, и это казалось мне почти чудом. Я увлекся ею, постоянно думал о ней. Так что когда выпил — вполне мог заявиться в ее комнату. Тем более, она в тот вечер спала не в комнате фрейлин королевы, а в комнате своего отца, а ее папаша как раз пил со мной и отправился переночевать к девочкам в веселый дом.
— Бедная девушка… — сказала я. — Представляю, что она пережила.
— Бланш, — позвал Ален.
Я не ответила, и рука его легла мне на плечо, притягивая меня властно, но вовсе не грубо.
— Ты осуждаешь меня? — спросил он.
— Осуждаю? — откликнулась я эхом. — О нет, милорд. Ваш поступок — он ужасен, но я не могу ненавидеть вас за него, хотя мне всем сердцем жаль леди Милисент, и еще я боюсь…
— С тобой никогда ничего подобного не случится, — сказал он глухо. — Все изменилось, когда я встретил тебя, — я чувствовала, что ему непросто дались эти слова. — И сам я изменился… хочу измениться…
— Это прекрасно, — сказала я, прижимаясь щекой к его груди и вслушиваясь в ровное и сильное биение его сердца, — но справедливо ли так поступить с леди Милисент?
— Справедливо. Она получила то, что хотела. А я хочу получить ту, которая спасла меня от проклятья, от боли, от одиночества. Если бы не ты, я так и остался бы калекой, если не сошел с ума от этого дрянного снадобья Сильвани, — он попытался поймать мои губы, чтобы поцеловать, но остановился. — Что случилось? Почему ты так побледнела?
— Подождите, милорд, — я разжала его руки и встала перед ним, собираясь с духом.
— Вы рассказали мне всю правду, я верю, что ничего не утаили. Теперь мне надо кое-что сказать вам.
— Ну, говори, — сказал он, скрестив на груди руки. — Послушаем, чем ты опять меня удивишь.
— Простите, но я обманула вас. Солгала, и сделала это сознательно.