Змеиное варенье

— Господин Дрозд, мне нужен список всех, кто был в заведении в вечер смерти Гук Чина, — оборвал я его. — Кстати, по поводу завтрака… Вспомните, Гук Чин обедал у вас?

Толстяк вздрогнул так, что его многочисленные складки заколыхались, волной расходясь от подбородка.

— У нас все свежайшее! Я на своих гостях не экономлю! А для дорогих гостей и вовсе заказываю еду из самых лучших рестораций.

— Что он ел в тот день?

Хозяин наморщил лоб, потом досадливо покачал головой и позвал старшего слугу. Им оказался юркий малый с легкомысленными усиками на смуглом лице, который тотчас все припомнил и отрапортовал, что господин Гук Чин заказывал мясо перепелов под сливочным соусом и печеные яблоки в меду.

— Яблоки? — переспросил я, вспомнив нездоровый интерес Лидии к этому фрукту. — Вы их сами готовили?

— Нет, как можно, ваша святость, — угодливо поклонился тот в очередной раз, что меня уже начинало раздражать. — Заказываем в ресторации.

— Какой?

— "Пять колосков". У них все свежее и вкусное, по рецептам самого княжьего повара! — с затаенной гордостью сообщил старший слуга. — А вы на завтрак что изволите?

— Яблоки в меду, те самые, — неожиданно вырвалось у меня.

В ожидании завтрака я потребовал показать приходскую книгу заведения, чтобы установить, посещали его другие жертвы или нет. Однако хозяин начал мямлить и увиливать, поэтому я решительно пресек его невнятное бормотание словами:

— Господин Дрозд, ведь этот игорный дом на откупе у властей? Тогда вам нечего боятся… кроме меня, конечно же… Если будете готовы к сотрудничеству, обещаю, что ваше заведение откроется в самое ближайшее время…

Толстяк тяжело задышал, потом почему-то фамильярно мне подмигнул и радостно закивал головой:

— Понимаю, понимаю… Все будет в наилучшем виде… Сейчас достану… — он даже руки потер от возбуждения, словно воодушевленный моими словами.

Я погрузился в изучение списка клиентов игорного дома за последние восемь месяцев. Предположение Лидии о том, что жертвы выбираются колдуном в этом заведении, было не лишено смысла. Я действительно обнаружил фамилии Витора и Мирчева в книге. Но среди них не было Лешуа и Остронег, поэтому я захлопнул книгу и спросил у хозяина, смиренно застывшего рядом:

— Вспомните, пожалуйста, и не вздумайте лгать или хитрить. Бывал ли у вас в заведении Виль Лешуа?

Господин Дрозд ответил почти мгновенно и без колебаний:

— Не было такого.

— Хм… А Марина Остронег?

— Она захаживала.

— А почему ее нет в списке?

— Так она не играла. Госпожа Остронег любила смотреть, как играют другие… — хозяин плотоядно улыбнулся и опять потер руки.

— Вы хотите сказать — любила подзуживать на игру других? С кем она приходила?

— Ох, да с разными. Всех, пожалуй, и не вспомню…

— С Мирчевым или Витором?

— Да, с ними тоже приходила.

— К завтрашнему дню вспомните детально, с кем приходила Марина, и составьте мне список. И не забудьте про список всех, слышите, абсолютно всех, кто был в заведении в вечер смерти Гук Чина.

Расторопный слуга успел обернуться в ресторацию и уже доставил блюдо, прикрытое серебряной крышкой. Он поклонился и театральным жестом снял крышку, водрузив его передо мной. Сладкий яблочный аромат печеных яблок смешивался с запахом корицы, меда и еще чего-то незнакомого, против воли возбуждающего аппетит. Я сглотнул голодную слюну и поблагодарил.

— Рекомендую, господин инквизитор, — раболепно поклонился хозяин в сотый раз за это утро. — Очень пользительно для мужской силы, один из рецептов Чжона Орфуа, оригинальная гаяшимская кухня, а они до этого дела охочи…

— Что-о? — я поперхнулся от многозначительного подмигивания толстяка, и терпкая сладость тающего на языке фрукта вдруг показалась отвратительной. — Что вы имеете в виду?

— Да ничего такого… — заюлил господин Дрозд, опуская глаза. — Я же все понимаю, все мы живые люди…

— Гук Чин часто заказывал это блюдо? С кем он обычно приходил? У него был спутница… или спутник?

— Знамо дело, любил он шлюхами побаловаться. Только у меня с этим строго, не жалую у себя продажных девок, не люблю скандалов, а "Храм наслаждений" совсем рядом, моим клиентам их девки по карману… Там и мальчики, кстати, имеются… Они подороже будут, но мелочность не к лицу, верно? — толстяк противно захихикал и опять подмигнул.

Я оторопело смотрел на него, понимая, что сведения о противоестественных пристрастиях Гук Чина вот-вот станут известны широкому кругу, и тогда гаяшимцы… Я тяжело сглотнул и переспросил:

— Вы… знаете?

— Не извольте беспокоиться, я — могила! — господин Дрозд выразительным жестом запечатал себе уста и опять подмигнул. — Только хотел уточнить по поводу госпожи Хризштайн…

Я стиснул в руках вилку и зло посмотрел на толстяка. Вчера у меня получилось запугать его, дав понять, что покойника никто не видел, кроме него, что это лишь плод его больного воображения. Но поведение Лидии в этой версии оставалось слабым звеном, и если он даст себе труд задуматься, то… Надо было срочно переключить его внимание на что-то другое.

— Хорошо, что вы напомнили, — я отодвинул стул, вставая, и угрожающе навис над этим жирным червяком. — О каком таком долге вы вчера говорили? Вы что-то задолжали Гук Чину?

Господин Дрозд даже с лица спал, побледнел и вжал голову в плечи.

— Я… я не помню… Я все понял, я сам… с госпожой Хризштайн… не извольте беспокоиться…

— До этого вы утверждали, что Гук Чин много проиграл. А вчера лепетали, что видели мертвого, и что он пришел за долгом. Как это расценивать?

— Я не в себе был… что вы… я же так… со страху… что покойник мстить пришел… что проиграл…

— Я думаю, мне стоит сообщить о вас в церковную больницу, — задумчиво пробормотал я. — Ваше душевное здоровье внушает серьезные опасения… Покойников видите… Вон даже госпожа Хризштайн это заметила, а она молчать не будет…

Толстяк упал на колени и попытался облобызать мне руки.

— Не извольте гневаться, господин инквизитор… Я все устрою… В накладе не останетесь… Ни вы, ни она… Прошу вас…

Я брезгливо оттолкнул его от себя и напомнил:

— Списки, господин Дрозд. И для вас будет лучше, если вы никого в них не забудете.

До сего дня мне не доводилось бывать в Посольском квартале. Гаяшимское посольство занимало значительную территорию и было скрыто от любопытных взглядов высокой каменной огорожей. Большую часть земли занимал ухоженный парк с несколькими искусственными прудами и ажурными мостиками, соединяющими их в единое целое. Весной здесь, должно быть, было прекрасно, но и сейчас поникшие заснеженные ветви деревьев придавали странное очарование этому месту.

Молчаливый слуга почтительным жестом предложил следовать за ним и повел меня к одному из павильонов — вытянутых одноэтажных домов, настолько хрупких на излете изящных линий, что они казались игрушечными. Маш-ун Уль Джен оказался высоким сухопарым гаяшимцем с непроницаемым лицом. Мы обменялись почтительными, ничего незначащими любезностями, за которыми мне было предложено угощение в виде ароматного чая и засахаренных фруктов. Памятуя слова Лидии, я решительно отказался, сославшись на строгий пост, чтобы не обидеть маш-уна. Церковник вежливо улыбнулся, но настаивать не стал, невозмутимо прихлебывая горячий чай. Я смело ринулся в атаку:

— Достопочтимый маш-ун, предлагаю сразу перейти к делу. Поскольку трагическая смерть Гук Чина является не первой в череде ей подобных, в которых несомненно присутствует колдовское влияние, то дознание будет проводиться под руководством Святого Престола южного обряда. Однако любая помощь и участие с вашей стороны будут приняты с благодарностью.

Маш-ун спокойно улыбался, лишь немного ссутулился и продолжал смотреть на меня. Его невозмутимость несколько обескуражила меня, но я упрямо продолжил:

— А щекотливый момент с богопротивными пристрастиями погибшего…