Змеиное варенье

— Хм…

— Что там, профессор Вальтер?

Старик уже успел добраться до брюшины и перевернуть тело на бок. Интересно, он заметит?..

— Старые повреждения толстой кишки, хм… Неоспоримые свидетельства богопротивных и противоестественных сношений погибшего…

Я скривилась в презрительной улыбке. Змеиная чешуя с яблока неслышно упала на пол, и Гук Чин со смаком впился в сочную плоть.

— Это невозможно, — невозмутимость гаяшимца треснула, словно корка льда на солнце. — Посол будет вынужден заявить ноту протеста кераимскому княжеству, если только вы посмеете обвинить его сына…

— Эта прискорбная новость не покинет этих стен, уверяю вас, — почтительно ответил магистр и покосился в сторону каноника. — Подтвердите, ваше преосвященство.

Толстяк нахмурился и пожал плечами.

— Это будет зависеть от того, насколько…

Их голоса утонули в мерзком смехе мары. Щуплый Гук Чин выбросил огрызок и двинулся ко мне, поигрывая ножом. Я подняла голову и посмотрела маре в глаза. Я не боялась ублюдка при жизни, а уж после смерти тем более не опущу глаз. Хотя его нож мог оставить вполне материальные и кровавые следы на моей коже…

— Кто тебя убил? — шепнула я неслышно, одними губами.

Он злобно оскалился:

— Ты.

Я не успела больше ничего спросить, потому что инквизитор встревоженно сжал мою ладонь в своей руке и спросил:

— Вам нехорошо?

При звуке его голоса мара исчезла, словно отражение в водной глади пруда после брошенного камня.

— Со мной все хорошо, — процедила я недовольно, освобождая руку.

За гаяшимцем с глухим стуком затворились тяжелые двери. Я опять все пропустила.

— Таким образом, — как будто ничего не произошло, продолжал скучно и обыденно нудеть профессор Вальтер, — кроме странного состояния кожных покровов убитого, я не нахожу ничего, что указывало бы на колдовские изменения. В заключении я напишу, что это самоубийство, если нет других замечаний.

Кожа с верхней части туловища и лица лежала отдельно, в миске, уже аккуратно подписанная.

— А что не так с кожей? — лениво поинтересовался магистр.

— Она слишком мягкая и отслаивается… как чешуя. Если ко мне больше вопросов нет, то я закончил.

Я вздрогнула и нахмурилась. Кысей рядом вздохнул с облегчением и уже развернулся уходить.

— Вы не закончили, — остановила я профессора. — Вы забыли вскрыть черепную коробку.

Старик с интересом взглянул на меня, словно впервые заметил среди присутствующих.

— Не думаю, что вы можете здесь указывать, госпожа Хризштайн, — резко ответил кардинал Яжинский.

— Я прошу прощения за мою спутницу, — выступил вперед Кысей, — она позволила себе бестактность, это я настаиваю на полном вскрытии. В конце концов, у погибшего ранее Драгана Мирчева были обнаружены… ммм… органические изменения мозга.

Что-то мне определенно не договаривают… Профессор кивнул ассистенту, и тот подал ему пилу для костной ткани. Кысей склонился ко мне и спросил:

— И что вы там надеетесь увидеть?

— Клубок змей, — зло пошутила я, и он раздраженно заворчал.

— Вам бы только лишний раз поиздеваться надо мной…

Мне всегда было интересно узнать, что творится в голове у больных извращенцев, вроде Гук Чина, хотя… Наверное, то же самое, что и у меня. И вряд ли профессор-зануда обнаружит там что-то интересное… Пока я не решила для себя, колдовство это или нет. Хотя определенно, ничем другим это быть не может, слишком много совпадений для таких частых и страшных смертей. Интересно, насколько далеко зашел в своих жестоких забавах Гук Чин? И не является ли его смерть местью со стороны какого-нибудь несчастного, чья дочь или сын стали жертвой гаденыша? Тем более, что Марина Остронег тоже была еще той оторвой… Этакий клуб мстителей… Или клубок…

— Демон! — резкий окрик оторвал меня от мыслей. Старенький профессор проявил неожиданно проворство, отпрыгнув от тела почти на метр. Я подалась вперед. Моему взору открылась развороченная черепная коробка, внутри которой извивались и шипели змеи. Я настолько оторопела, что решила, что мне это только чудится. Но по реакции остальных поняла, что они тоже что-то видят.

— Что там?

— Это же невозможно!

Кысей отодвинул меня в сторону, потрясенно уставившись на тело.

— Профессор Вальтер, — кажется, кардинал Яжинский был единственным, кто не потерял присутствия духа, — соберите их в сосуд и проведите исследования. Они живые?

— Да… — старик вытер пот с лица. — Никогда такого не видел. Я… пожалуй, я поторопился с заключением. Колдовское воздействие на лицо.

— Что ж… — удовлетворенно кивнул кардинал. — Значит, дознание полностью переходит под юрисдикцию Святой Инквизиции. Магистр Лоренц, я надеюсь, теперь вы не станете настаивать на…

— Давайте мы обсудим это без лишних свидетелей, — с нажимом произнес магистр. Он был явно недоволен таким исходом дела. — Пройдемте ко мне в кабинет. Ваше преосвященство, после вас…

Сановники покинули анатомический театр, и я дернула инквизитора за рукав, потянув за собой со словами:

— Пойдемте и мы, господин инквизитор, найдем какую-нибудь приличную таверну. Я что-то проголодалась, да и вы наверняка не завтракали…

— Не думаю, что у Кысея есть аппетит, — участливо заметил незнакомец, выступая на освещенное пространство зала из темноты. — Простите, нас забыли представить. Профессор Адриани, к вашим услугам.

Получалось, все это время душевед имел возможность спокойно наблюдать за мной, скрытый во тьме. Я прищурилась, разглядывая мужчину. В глаза сразу бросилась кисть левой руки, скрытая перчаткой, хотя другая была без нее. Профессор был одет скромно и даже неряшливо, был небрит, что мне сразу категорически не понравилось, а еще его усталые глаза смотрели слишком пытливо, словно видели собеседника насквозь.

— Очень приятно, профессор, — пробормотала я и покосилась на инквизитора, который стоял бледный и подавленный. — Только я слишком голодна, чтобы вести светские беседы, так что если вы не против…

— Кысей, я задержу твою спутницу ненадолго, подожди ее снаружи, — профессор Адриани обернулся ко мне. — Всего пять минут.

Я недовольно нахмурилась, гадая, чего ждать от душеведа. Беседы с ним в мои планы не входили, несмотря на обещание инквизитору. Когда за Кысеем затворились двери, профессор спокойно спросил:

— Мне интересно, госпожа Хризштайн, как вам удалось побороть слабость Кысея при виде мертвого тела?

Я собиралась примерить личину легкомысленной дурочки, страдающей от излишней впечатлительности и мнительности, чтобы провести профессора, но неожиданно поняла, что после увиденного он в это не поверит.

— Возможно, ему просто не захотелось выказывать свою слабость при мне, — самодовольно ухмыльнулась я и сделала резкий шаг вперед. Обычно это срабатывало, собеседник отшатывался и терял инициативу в разговоре, но профессор не поддался.

— Возможно, — легко согласился он, продолжая внимательно разглядывать меня. — Вам нужна помощь, госпожа Хризштайн?

Легкая полувопросительная интонация.

— Конечно, нужна, — тоже легко согласилась я, старательно зеркаля его поведение, даже позу сменила, — помогите мне, профессор.

— И в чем же? — его губы тронула легкая улыбка, а в глазах появились лукавые искорки. Похоже, он решил, что владеет ситуацией.

— Я страдаю от наваждения, — я не сводила с него глаз, — ничего не могу с собой поделать.

— Кажется, я даже знаю, что это за наваждение…

— Неужели?

— Ваше наваждение зовут Кысей Тиффано, верно?

Я вздрогнула, и профессор это заметил. Но вместо самодовольства в его голосе вдруг послышалась горечь.

— Поверьте, я понимаю вас как никто другой. Я даже всерьез подумываю посвятить свое следующее исследование любви как основной душевной болезни…

— При чем здесь любовь? — зло фыркнула я, а потом указала пальцем на распростертое на столе тело. — Мне повсюду мерещатся змеи, профессор Адриани. Они мне даже снятся. А что касается господина инквизитора, то… — я приблизилась еще на шаг к профессору и понизила голос до шепота, — он слишком красив, чтобы оставаться девственником. Как считаете?