Реставратор

- Служебная тайна, - строго сказал Виктор. - Но за сто грамм готов продаться и выболтать жене все подробности!

Инна, лукаво улыбнувшись, достала бутылку. Белесая от инея, она царским подарком глухо стукнулась о стол.

- Я всегда знала, что ты себя проявишь, - сказала она с восхищением. - Так оно и произошло. Я так рада!

- Может, рюмочку со мной? - предложил Порывайко. - Одну! А то ничего не узнаешь!

- Давай, - махнула рукой жена. - И рассказывай, не томи.

Виктор медленно, с чувством наполнил две рюмки.

- Жди теперь, Витек, повышения! - поздравил он сам себя. - За тебя, очередная моя звездочка!

- Чтоб сбылось! - поддержала жена. Оба выпили, Виктор крякнул и зачерпнул капустки, а Инна сразу же схватилась за горячую сосиску.

- Представляешь, - начал он свой рассказ, - оружия у него в доме что в твоем музее. Топоры, сабли, даже мечи есть! Ребята все притащили, так там один двуручный был. С одним большим клинком и двумя маленькими. Таким махать, знаешь, сколько силы нужно?

- Так ты же говорил, что маньяк ваш здоровый как бык! - напомнила Инна. - И много он так женщин погубил?

- Пока не знаю, завтра запрос разошлю... - Виктор удивился, почему он сам об этом не подумал. - Может, и в других местах отличился. Представляешь, он эту бабу свою на четыре части развалил.

- Да не может быть! - Инна всплеснула руками, - Изнасиловал, наверное? Зверюга и извращенец!

- Говорит, что сама дала, по любви. - Виктор под шумок налил по второй. - Врет, наверное. А вообще, экспертиза покажет, как оно было, по любви или нет. Ну, давай, за нее, за любовь!

Теперь Виктор выпил, не дожидаясь жены.

- Ты знаешь, он вообще со странностями. Таких чудищ рисует, продолжал Порывайко, закусывая сосиской. Ему нравилось, что Инна слушает его с таким восторгом. - Я тебе принес глянуть, в дипломате лежат...

Договорить Виктор не успел. Зазвонил телефон. Кому это приспичило в такое время?

- Слушаю вас! - сказал он в трубку. - Да, Порывайко! Да! Да... Что?! Не может быть!!! Выезжаю!!!

В полутемной камере Олег с трудом нашел свободное место и осторожно, стараясь не делать резких движений, присел. Кружилась голова, тошнило, и страшно хотелось спать. Надо было поздороваться с сокамерниками, но Олег боялся, что стоит ему открыть рот, как его тут же вырвет. Только этого не хватало, здесь и так не продохнуть от вони. В помещении стоял отвратительный запах параши и давно не мытых тел. Прислонившись спиной к стене, Олег постарался сосредоточиться и взять себя в руки.

- Эй, умер, что ли? - раздалось у него над ухом, кто-то потряс его за плечо. - По какой статье зашел?

Олег, не в силах ответить, провел рукой по горлу и махнул рукой.

- Отстань от человека! - послышалось из глубины камеры. - Видишь, его как дуплили. Мусора половину здоровья отняли.

- Видать, доказательств маловато, - отозвался еще кто-то. - А может, на вшивость пробивают. Вдруг поплывет, вот на него висяки и спишут. Меня тоже первую неделю каждый день били,

- Не гони, они по ночам бьют, - возразил еще один сокамерник.

- Ну, правильно, каждую ночь и били, - без споров согласился говоривший. - Просто я выразился так. Сначала на делюгу подписывали, а потом просто заставляли кого-нибудь на районе сдать. Кого угодно! Что знаешь, мол, то и рассказывай. Убивали, суки ментовские...

- Это у них называется контролировать оперативную ситуацию, - подал голос еще один. - Тихари ленятся сами работать, вот и выколачивают информацию у тех, кто в камеру попал. Заодно и удары отрабатывают...

Олег закрыл глаза и прислонил голову к холодной стене. Вступать в разговор не было ни желания, ни сил. В глазах стояли круги, в душе пустота. Как ни странно, но после первого шока от известия о гибели Карины он до сих пор не осознал полностью, что та, которая всю прошлую ночь была в его объятиях, теперь мертва.

Возможно, если бы его не избили, а просто вызвали на допрос и там огорошили этим сообщением, то потрясение было бы посильнее, но разве наша милиция умеет по-другому работать?

Болело все тело, гудела голова, в мыслях стоял полный разлад. Почему все думают, что это он убил девушку? Почему ему не верят? Только из-за того, что они с Кариной переспали? Да каждую ночь кто-то с кем-то спит. И не единожды. Если хотите, то и не с одним или одной. И не только ночью. Люди и в другое время суток тоже не отказывают себе в этой радости... Черт возьми, почему Карина его не разбудила? Он бы проводил ее, и тогда, может быть, она бы осталась жива. И уж точно его рисунок остался бы дома и не вывел бы ментов на него. И зачем только она его утащила?

Рисовал Олег всегда, сколько себя помнил. И действительно только шариковой авторучкой. Здесь молва не врала, ничего другого Олег не признавал, хотя перепробовал все - от карандашей и до пастели. Способности ребенка не остались незамеченными. Еще в дошкольном возрасте он поражал всех точностью изображения, тщательной проработкой деталей, искусным воспроизведением игры теней. Кто-то показал его рисунки в художественной школе, и его приняли туда сразу в четвертый класс. Ему прочили большое будущее, но отец, который и думать не хотел ни о чем, кроме арены, решил по-другому.

Школа и занятия спортом отнимали у маленького Олежки столько сил и времени, что было не до рисования. А потом все закрутилось, завертелось, пошла взрослая жизнь, надо было самому зарабатывать на хлеб. Какое тут искусство! Пришлось вместо него заниматься реставрацией...

Олег очнулся оттого, что пошевелился. Твердые доски не лучшим образам действовали на избитое тело, резкая боль напомнила о страшных реалиях сегодняшнего дня. Сколько же он пробыл в забытье? Час? Два? Судя по тому, как онемели мышцы, довольно долго. Интересно, сколько там натикало? Часы отобрали вместе с остальными вещами, так что он не имел понятия, который час. Вечер? Нет, скорее, ночь, допрос кончился поздно...

Как же могло так получиться, что он оказался в камере? Почему он должен отвечать за то, чего не совершал? Почему все это произошло именно с ним? Почему все так... Стоп! Остановись, не накручивай себя. Нельзя раскисать. Есть же способ уйти от боли и неприятностей. Он же не один. С ним его... монстрики. Те, которые с детства помогали ему и которых он всю жизнь рисовал. Они ни разу не предали своего Олежку, всегда его понимали и подбадривали. Даже когда мама ругала и наказывала, они приходили и утешали его, принимались играть с ним, носиться по другим мирам, по другим измерениям.