Страница 6 из 20
– определение «степени привязанности» индивида к государственной территории и системе гражданства/подданства;
– рассмотрение в качестве формально равных субъектов политических отношений государства как целостного юридического лица, субъектов федеративного государства, народа, институтов гражданского общества (религиозных конфессий, национальных групп, бизнес-корпораций и т. п.), отдельных граждан-личностей;
– понимание человека в качестве самоценной социальной единицы – человеческой личности, наделенной неотъемлемыми правами на жизнь, равенство, свободу, собственность, достоинство;
– признание первичности человека, его прав и свобод по отношению к общегосударственным интересам.
Безусловно, реализация этих положений в различных государствах осуществляется по-разному либо не осуществляется в принципе. Однако их использование в качестве оценочных параметров позволяет осуществлять сравнительный анализ состояния политогенеза применительно к различным национальным культурам и делать обоснованные предположения о его возможных перспективах в будущем.
В рамках проблематики обозначенной темой монографии полито-генез будет рассматриваться в качестве комплексного явления, характеризующего собой процесс образования государства как завершенной социальной конструкции человеческой организации и публичной власти. Данный вид может быть условно назван «первичным политогенезом». Соответственно, «вторичным политогенезом» будет являться процесс государственной трансформации, в ходе которого качественным образом преобразуются традиционные государственные институты и происходит изменение восприятия социальной сущности государства в индивидуальном, групповом и общественном сознании.
Глава 2
Методологические основания исследования политогенеза
2.1. Государство и время
В отечественной юридической науке проблема появления и трансформации государства традиционно рассматривалась в аспекте приобретения и утраты нормативными актами юридической силы, а также в аспекте обратной силы закона, что само по себе предполагает определенную фрагментарность. Вместе с тем продолжает оставаться, по сути, неизученной проблема влияния времени на сам процесс правового регулирования.
В связи с этим необходимо проанализировать взаимозависимость государства и времени. При этом, прежде чем приступить к рассмотрению проблемы влияния времени на процесс политогенеза, следует разобраться с вопросом понимания времени как юридически значимой категории.
Представляется, что в юридической науке и практике существуют (хотя и до сих пор концептуально не оформлены) два типа понимания времени. С определенной долей условности эти типы можно назвать астрономическим (календарным) и социально-историческим (эволюционным) временем. Первый тип понимания времени используется в качестве некой измерительной шкалы, градация которой обусловлена прежде всего объективными закономерностями природных циклов (смена дня и ночи, времен года, приливов и отливов, сезонов дождей и пр.).
Можно утверждать, что объективность факторов, влияющих на измерения астрономического времени, предполагает независимость данной шкалы координат от социума. Иными словами, человек живет в рамках астрономического времени, приспосабливается к нему, однако не может оказывать на него преобразующего воздействия.
Применительно к юридической практике астрономическое время именуется сроком и измеряется днями, месяцами, годами и т. д. Временные сроки характеризуют такие юридические институты, как человеческая жизнь (применительно к тому или иному государственному деятелю), период правления определенной монархической династии, события, оказавшие значимое влияние на государственную жизнедеятельность (войны, государственные перевороты, административно-территориальные и политико-правовые трансформации и т. п.).
Астрономическое время невозможно преобразовать, оно существует объективно. Конечно, не обладая возможностью изменить время, можно попытаться изменить порядок его измерения. Подобное стремление особенно ярко проявляется в ситуациях, связанных с революционными изменениями политико-правовых систем. Так, после революций во Франции и в России с целью формального закрепления начала «новой эры» были введены новые календари. Вместе с тем подобные попытки повлиять на объективный характер течения времени носили столь же абсурдный характер, как и имевшие место в истории случаи, когда царственные особы «наказывали за прегрешения» моря, ветры, колокола и т. п. Естественно, что в названных примерах менялось не само время, а лишь календарные формы его исчисления.
В отличие от астрономического времени, характеризующего этапы (циклы), имеющие место в объективной природе, время социально-историческое используется для оценки состояния, в котором находился или находится тот или иной социум15. При этом следует иметь в виду, что законы общественного развития, в отличие от природных закономерностей, гораздо более подвержены изменчивому влиянию субъективных факторов, соответственно, и социальное время является в достаточной степени изменчивой категорией, которая в зависимости от обстоятельств может развиваться как в прогрессивном, так и в регрессивном направлениях. Взяв данный тезис за основу своих дальнейших рассуждений, можно сделать еще одно предположение: на течение социального времени человек способен оказывать осознанное (либо неосознанное) воздействие и, таким образом, в определенном смысле влиять на время, применять его. В этом принципиальное отличие социально-исторического времени от астрономического, чье направление и собственно протекание нельзя, во-первых, модифицировать, во-вторых, остановить, в-третьих, повернуть вспять. Социальное же время, обусловленное существованием человечества, во многом зависит от субъективной воли, что делает его, с одной стороны, уязвимым в смысле возможной внешней экспансии в систему общественной жизнедеятельности, приводящей к последствиям деструктивного характера, а с другой, делает восприимчивым к прогрессивным тенденциям, которые смогут привести к улучшению жизни как отдельной личности, так и социума в целом.16
Следующей посылкой, характеризующей социально-историческое время, является связь пространства и времени. В связи с этим целесообразно использование антиномий монохронность и дихронность социального развития, впервые обозначенных А. А. Макейчиком в монографии «Философия дихронности. Принцип дихронности и русское философское самосознание»17. Само понятие «дихронность» образовано от двух греческих слов (dis – дважды, двойной и chronos – время), буквально оно означает «двоевременье», концептуальный смысл принципа дихронности заключается в трактовке общественного развития «как процесса и результата интеграции двух социокультурных времен, его собственного и взаимодействующего с ним внешнего18. При этом дихронным будет считаться общество, находящееся одномоментно в своем социокультурном времени и ином, существенно влияющем на его развитие, которое исходит от другого субъекта социальной действительности.
Дихронность проявляется исключительно в случае встречи и (или) сосуществования двух (и более) обществ с различным уровнем развития, несущих в себе разные формы и степени цивилизованности. Условиями существования дихронной ситуации оказываются, во-первых, географическая неизолированность обществ, во-вторых, отсталость одного из субъектов дихронного процесса, который ассимилирует достижения другой стороны. В противном случае интеграция двух времен невозможна. Сторона, отставшая по каким-либо причинам в своем развитии (социальном, экономическом, политическом, правовом), после столкновения с новой социальной общностью приобретает новые, ранее неизвестные ей, способы и формы протекания общественной жизни.
15
О социальном времени более подробно см.: Лой А. Н. Социально-историческое содержание категорий «время» и «пространство». Киев, 1978; Артемов В. А. Социальное время. Новосибирск, 1987; Сучкова Г. Г. Социальное время и проблема его освоения // Философские науки. 1988. № 6.
16
Ромашов Р. А., Анисимова А. Н. Действие права во времени // История государства и права. 2004. № 1. С. 6–10.
17
См.: Макейчик А. А. Философия дихронности. Принцип дихронности и русское философское самосознаие: Монография. СПб.: Изд-во РГПУ им. Герцена, 2001. 62 с.
18
Там же. С. 18.