Страница 8 из 16
Промчавшись по Приморскому шоссе мимо верениц унылых загорелых иностранных строителей, они свернули на Береговую улицу и довольно быстро подъехали к воротам яхт-клуба Геркулес. За ними располагалась небольшая искусственно возведенная бухта с многочисленными маломерными парусниками самого разного класса и ценового достоинства. Почти все яхты здесь носили женские имена. В большом крытом ангаре им предложили посмотреть на верфи парусный линейный корабль «Полтава», реплику его исторического тезки, построенного по чертежам Великого Петра. В ангаре пахло свежим обработанным деревом, как это случалось на новой загородной даче.
Лебединые обводы корпуса огромного корабля от самого низа до верха были облеплены строительными лесами, через которые предполагался экскурсионный поход в его внутренние помещения. Всем посетителям выдали оранжевые пластиковые каски. Кажется, сделали это очень вовремя, поскольку, оказавшись на палубе 54-пушечного парусника, Свешников тут же нашел головой низкий поперечный бимс. Каска заметно смягчила удар, а корабль хоть и загудел недовольно, но все же не пошел ко дну. Он пока еще твердо стоял на земле. В дальнейшем ему была уготована невеселая судьба музейного аттракциона в местном парке 300-летия Санкт-Петербурга. Строили его умельцы энтузиасты, которые прежде уже спустили на воды Балтики большой исторический парусник Штандарт. Конечно, без такой крылатой мечты заниматься всем этим было бы слишком грустно. «Штандарт» не первый год, как бороздил внутренние воды Евросоюза, и возвращаться на историческую родину пока не собирался…
На каменистом мысе их встретил молодой человек в красном камзоле образца начала XVIII века. На камеру пятого телевизионного канала он произвел выстрел из чугунной корабельной пушки в сторону моря. В качестве боеприпаса сошла обычная петарда, но со стороны все это выглядело весьма неплохо.
Впрочем, всем было понятно, что настоящая жизнь протекала совсем в другом месте, хотя и почти рядом. В это время юные яхтсмены весело зажигали на детских парусных швертботах «Оптимист» по Маркизовой луже. Они полной мерой «отгребали» от своих тренеров недетские замечания и радовались признанию первого успеха. Словно бабочки, яхты весело покачивали крыльями-парусами и шли под ветром, закладывали крутые виражи или ложились в спокойный дрейф. Дети не боялись погружаться в холодную весеннюю воду и вытаскивать свои яхты на берег. Попавшая внутрь их гидрокостюмов, она не вызывала паники даже у родителей. После такой морской прогулки многим детям хотелось рухнуть на землю и лежать без движения. Только так здесь делать было не принято, настоящему яхтсмену следовало уметь терпеть..
К вечеру на берегу стало заметно холоднее, с залива подул сильный ветер. Они решили ехать дальше. Ночь в эту майскую пору не торопилась на грешную землю, несмотря на поздний час. Какое-то застывшее сонное состояние природы, будто, уходя второпях, в доме забыли выключить свет…
В академии
Теперь их путь лежал на Васильевский остров, в Российскую Академию наук на Университетской набережной. Это было что-то из разновидности нового для многих научного туризма. В общем, туда в обычный день почти не попасть – музейное дело совсем не главный профиль для Академии. Марье давно хотелось посмотреть здесь знаменитую мозаику Михаила Васильевича Ломоносова «Полтавская баталия». Они припарковались в Биржевом проезде. По пути Марья показала Ивану корпуса своего института.
В Академии в этот час было немноголюдно. Рассмотрев на лестничной площадке многометровое историческое мозаичное полотно, они отправились дальше. Было интересно увидеть интерьеры старинных залов, почувствовать их внутреннюю жизнь. Здесь когда-то зарождалась российская наука. Иностранных имен в ней тогда было достаточно. Прибывшие гости могли проследить жизненный путь первого великого русского ученого Михайло Ломоносова в представлении его благодарных потомков, услышать любопытную историю мозаичного искусства в России…
Иван и Марья разглядывали экспонаты выставки и тихонько шли дальше. В большом зале член Оптического общества и Лазерной ассоциации, член Союза художников Юрий Ивченко читал лекцию о трагедии Гете «Фауст» в мировом искусстве. На стене зала под роскошным декором демонстрировали слайды малопонятного мистического содержания.
Они быстро оказались в нижних помещениях дворца российской науки. Здесь безраздельно правили бал молодые ученые Института химии силикатов. Длинноногие накрашенные девицы с хитрыми лицами предлагали собравшимся гостям примерить белые халаты, заглянуть в настоящий лабораторный микроскоп или самостоятельно смешать реактивы в пробирках. Рядом отгадывали элементы таблицы Дмитрия Ивановича Менделеева. Участникам химического конкурса, давшим правильный ответ, вручали сладкие конфеты. Чаще других угадывал бледный худой юноша, который тут же отдавал завоеванные им призы стоявшей рядом девушке. Она смотрела на него с восхищением и гордо оглядывалась по сторонам…
Уже на выходе какой-то аспирант в очках подарил Марье бирюзовый кусочек смальты. Ивану он предложил такой же купить за сто рублей.
– Это та самая, историческая смальта из мозаики? – поинтересовался Иван.
– Нет, конечно. Из этой делали панно на станции «Адмиралтейская», – важно пояснил «очкарик».
– Понятно. Ее туда недавно целыми мешками завозили. Спасибо, что не продаете здесь свою Родину. За доллары, – хмыкнул Иван.
Марья, смеясь, дернула его за рукав и потащила к выходу. По пути Иван успел заметить на стене перепечатку статьи нобелевского лауреата Жореса Алферова из «Советской России». Речь там шла о проблемах российской науки.
– Он же, кажется, коммунист…
– Прежде всего, Алферов – великий ученый, патриот своей страны и честный человек, – уточнила Марья…
В мастерской Аникушина
Ночь – вообще какое-то особое состояние суток, а тут еще интригующий музейный фон и завязывающаяся интересная история. Вполне ожидаемо, что с людьми в такое время могло произойти что-то любопытное. Нужно было только не мешать событиям, позволить себе вкатиться в их русло и наблюдать. Тогда, иногда, получалось даже поучаствовать в них.
Если признаться честно, то Иван прежде мало интересовался этим городским культурным мероприятием. В музей можно спокойно сходить в любой будний день и не торчать для этого часами в длинной очереди. Теперь он убеждался в своем заблуждении. Прежде всего, самые известные музеи в акции почти не участвовали, оставляя это право другим, менее продвинутым своим собратьям, небольшим музеям, которые днем частенько оказывались в тени их величественных фасадов. Для них ночь музеев становилось звездным часом, редкой возможностью заявить о себе ярко подготовленным мероприятием и быть услышанными.
Конечно, такое мероприятие не для всех, только для людей, умеющих его оценить. Это небольшое, но дружное и легкое на подъем братство горожан, влюбленных в свою Северную столицу. У Ивана внезапно возникло ощущение, что он давно знал всех этих людей, ему было хорошо среди них. Здесь спонтанно и просто завязывалось общение, новые интересные знакомства. Никакие новомодные квесты, флэшмобы или перформансы ему не были нужны.
Немного проблуждав по вечерним улицам на Петроградской стороне, они приехали в Вяземский переулок. Про себя Иван отметил, как многолик любимый город в его исторической части. В каждом месте он имел свое особенное, неповторимое лицо и непохожих жителей. Такого 80-летнего бородатого деда, беззаботно катающегося ночью по дорожкам старинного Вяземского сада на самокате, определенно, никогда не встретить в новостройках на его Комендантском проспекте. Там и садов никогда не было. Приветливо улыбнувшись, старик указал им дорогу к мастерской. В этот вечер они у него были уже не первыми.
Поездку в мастерскую скульптора Аникушина они выбрали себе сразу. Что-то притягивало к ней. Здание мастерской оказалось необычным по конструкции, некий образец рациональной архитектуры. Это, когда целесообразность управляла формой и эстетикой. В мастерской нужно было работать с крупноформатными моделями памятников. Так получился двухэтажный фасад из красного кирпича, от которого по косой линии поднимались боковые стены. Задняя одноэтажная сторона завершалась огромным окном, там и находилась мастерская самого Мастера. Иван подумал, что эта мастерская чем-то похожа на цветочную оранжерею, где требовалось много света.