Страница 23 из 26
Первым, кого я набрал, был Саныч.
— Волков, — как-то нехорошо начал начальник, — на ловца и зверь.
— Не понял.
— Сейчас поймешь, — прозвучало «получи-бесплатного-люля» тоном. — Ты под некую Шелестову копаешь?
— Под некую — это под какую? — усмехнулся я.
— Не прикидывайся идиотом, — совсем перешел на шипение мужик. — Я понятия не имею, на хрена она тебе понадобилась. Но предупреждаю в первый и последний раз: оставь ее в покое! Понял?
— Услышал, — ответил, убавляя громкость у телефона.
— Волков, твою гребаную мать! Я сейчас с тобой не шучу! — громкость я убавил не зря. — Не смей к ней лезть!
— Не заводись, — ответил и тут же соскочил с темы. — Есть дело посерьезнее. У нас новый маньяк. И это не человек. Более того, мне кажется, я знаю, кто он.
Саныч тяжело вздохнул.
— Выкладывай.
— Помнишь, лет пятнадцать в Белоруссии было громкое дело? В Гомеле поймали некоего Агафьева — местного молочного королька, он убивал девушек? Жестоко мучил и убивал?
— Не уверен, — последовал осторожный ответ. — Но ты продолжай.
— Продолжаю. Мужика поймали не мы — люди. Был суд, долгий, тяжелый. Полтора года почти длилось только следствие. Сам процесс занял почти столько же.
— И?
— Мужика признали невменяемым и в итоге упекли в психушку.
— Я пока не вижу связи, Ярослав, — пробасил Саныч.
— Не торопи. Он действительно производил впечатление не совсем адекватного. Каждому, кто готов был его слушать, говорил, что убивать и издеваться его заставляла некая… сущность.
— Какая конкретно.
— Агафьев говорил, что это был ангел.
— Бред.
— Согласен. Но есть одно но: бизнесмен во время следствия и во время суда — два разных человека. Было даже подозрение на диссоциативное расстройство идентичности.
— Раздвоение личности, что ли?
— Да.
— Так и говори. Эксперт, мать его.
— Учи матчасть, Саныч, — парировал я.
— Обязательно. Каким боком в этом деле был замешан ты?
— Агафьев не прожил в психушке и двух месяцев. Повесился, по официальной версии. Меня пригласил его юрист, хотел, чтобы я посмотрел записи допросов, изучил заключения комиссии, документы больницы.
— Для чего?
— Чтобы подтвердить или опровергнуть диагноз. До смерти Николая они собирались подавать апелляцию.
— И? Что ты выяснил?
— В нем действительно что-то сидело, но… Он изначально был склонен к жестокости, с детства.
— Мучил котят? — фыркнул Саныч.
— Не только. Дела решал жестко, даже слишком жестко. Его шестерки говорили, что добиваться желаемого Николай всегда предпочитал самостоятельно. После «бесед» с ним мало кто выживал.
— Ладно, дальше.
— А дальше все.
— Погоди, ты говорил, что знаешь, кто причастен, так кто?
— Я думаю, что пятнадцать лет назад и сейчас тварь одна.
— Очень информативно, Волков. Теперь вместо одного социопата мы ищем двоих, один из которых под контролем какой-то неведомой хрени. Ангела, предположительно.
— Скорее демона, но суть ты уловил.
— Демон не может приходить и уходить, когда ему вздумается. Тебе ли не знать? — помимо голоса в динамике теперь появился шум улицы, послышался щелчок зажигалки.
— Назови мне хоть еще одну тварь, которая убивала бы в таких количествах. Агафьев признался в двадцати, но ходили слухи, что жертв было гораздо больше. И это за неполные четыре года. Все чуть ли не растерзаны на клочки.
— А жертвы, что по ним?
— А ни хрена, — дернул плечом, чуть не выронив трубку. — Единственная общая черта — пол. Он убивал только женщин. Никакого характерного временного рисунка тоже не было, насколько я помню. Но надо еще проверить.
— Демон… Ты уверен, что это демон?
— В том-то и дело, что нет. Просто это первое, что приходит на ум. Я понимаю твой скепсис, и…
— Что мне до твоего понимания? Демоны так не действуют. Они не могут, не в состоянии контролировать проявления, как не в состоянии контролировать голод. А ты говорил, что временных рамок не было.
— Не знаю, — я повернулся, глядя на толпу зевак, по-прежнему толкающуюся возле площадки, на два уазика, на ментов и сплюнул под ноги. — Может, он питался не эмоциями страха или боли, может он питался просто энергией, желаниями, душой, еще какой-нибудь хренью.
— Может, может, — пробухтел начальник. — Копай, Яр. Я прослежу, чтобы это дело передали нам. Только скажи, на сколько ты уверен, что оно по нашей части?
— По десятибалльной шкале?
— Да.
— На сто.
— Ладно. Копай, — и отключился.
Я убрал телефон и отправился назад, к месту… К месту выброса тела. Почему здесь?
Тихий район, деревья вокруг площадки, не очень высокие и не очень густые, не достаточно, по крайней мере, для того, чтобы полностью скрыть мужика, тащащего на себе женское тело. Окурки, пустые бутылки из-под пива. Н-да, сочувствую я криминалистам.
Я старательно копался в памяти, пытаясь вспомнить еще хоть что-то по делу Агафьева. Но больше в голову ничего не лезло. Хотя ощущение того, что я забыл что-то важное, упорно не желало меня покидать.
Но в то время я был немного… не в себе. У гада случилось очередное обострение, и в руках тогда я себя держал с огромным, невероятным трудом. Как не натворил дел, удивляюсь до сих пор.
Однозначно надо поднять материалы дела.
В воздухе снова разлился противный вой сирен. Прибыло подкрепление и медэксперты. Все с серьезными, хмурыми лицами, отчаянно строящие из себя профессионалов. Дуб тут же занялся инструктажем ментов. Люди с чемоданчиками направились сразу же к трупу. Я поспешил оказаться рядом с телом.
— Что у нас? Где жертва? — подал голос, видимо, главный. Небольшого роста, упитанный мужичок лет сорока, с только-только начавшей проглядывать лысиной и небольшой криво подстриженной бородой. Он держал в руках потрепанный чемодан и хмуро оглядывал толпу, очевидно понимая предстоящий фронт работ и не особо этому радуясь.
— Я Александр Немаляев, майор, — представился Сашка и посторонился, открывая вид на жертву.
Надо отдать мужичку должное: он лишь слегка скривил уголки губ.
Сашка вводил специалиста в курс дела, я бестолково топтался рядом, желая побыстрее закончить с формальностями и осмотреть труп полностью.
Почти невозможно, но запах безумия все еще витал в воздухе. Насколько же много его в твари, убившей девушку?
Со стороны толпы зевак послышались недовольные возгласы и роптание. Менты медленно, но верно очищали место от посторонних, собирали контакты, записывали и фотографировали.
— А это Ярослав Волков, он консультирующий психолог. Сейчас работает с нами по другому делу, — голос Сашки оторвал от наблюдений.
Я протянул мужику руку.
— Федор Алексеевич Тихонов, — представился эксперт. — Я обычно работаю с ребятами из 245, но ваши сегодня на другом выезде, а дело, как я теперь убедился, срочное.
— Да, — кивнул.
Эксперт надел перчатки и опустился на корточки. Проверил глаза, рот, ладони, сделал несколько фотографий — все как обычно, все как положено. А я почти подпрыгивал на месте от нетерпения. Не знаю почему, но мне казалось очень важным перевернуть пострадавшую. Мне до чесотки и зуда надо было увидеть ее спину. Прямо сейчас. Немедленно.
Через час, когда я уже готов был пнуть слишком нерасторопного и скрупулезного патологоанатома, он наконец-то подозвал двоих своих санитаров, которые все это время рыскали неподалеку, делая снимки местности, и они втроем перевернули девушку.
— Твою гребаную мать, — вырвалось у меня, стоило скользнуть взглядом по спине убитой.
Прекрасно. Просто замечательно!
На спине была вырезана огромная римская цифра три. При чем не просто вырезана, а практически… Не знаю… кожу, мясо, словно вдавили внутрь. Мерзкое зрелище. Кровь давно запеклась, плоть потемнела, края были неровными, ошметки кожи наползали друг на друга. Под левой лопаткой стояло какое-то клеймо. Видимо, девушка была жива, когда его ставили, сопротивлялась, дергалась…