Порочные

— Безопасники и совет с нас теперь не слезут, — мрачнеет Дилан еще больше.

— Поэтому лучше не тратить время зря, — я встаю из-за стола, тоже злюсь, потому что понимаю, что работа в лучшем случае теперь застопорится, если вообще не встанет, и это бесит. — Я к своим, у меня на сегодня еще трое. А потом в больницу.

Да, я все еще лечу. Помимо прочего. Хобби, так сказать…

— Ты не доела, petite, — усмиряет гнев Жерар, он периодически приправляет свою речь французским, особенно, когда нервничает или погружен в свои мысли. Petite — малышка. И он действительно меня таковой считает. Что ж, каждый волен верить в свои заблуждения. — Твое падение в голодный обморок работу точно не ускорит.

И я вынуждена сесть, так как Дилан похоже с ним согласен, потому что тянет меня за руку, вынуждая вернуться на место.

Я понимаю, что пума прав, но это не помогает. Я буквально чувствую, как время выскальзывает из пальцев, вырывается, как воздушный змей на сильном ветру.

Жерар комкает газету и швыряет куда-то под стол, хмурит брови.

— Думаю, официальное заявление не заставит себя ждать, merde.

— Как думаешь, чей заказ? — аппетит пропал, и я просто верчу в руках вилку, спрашивая у Лана. Я знаю, кто это может быть, но мне хочется услышать подтверждение.

— «Lisha», — огрызается вместо Дилана Жерар, — это могут быть только они.

«Lisha» — независимая фармакологическая компания. Гиганты. И… наши прямые конкуренты. Мы давно с ними на этой войне. Дольше, чем я живу. Но такой откровенной наглости еще ни разу не было.

И да. Это могут быть они. У них хватит и денег, и связей, и возможностей. Наглости, пожалуй, тоже хватит.

Мы сидим еще какое-то время, делясь мыслями, пытаясь придумать, как организовать работу так, чтобы грядущее расследование не влияло на исследования. В том, что оно будет, никто не сомневается. Постепенно кафетерий наполняется. У всех хмурые лица, все обсуждают статью.

А я достаю из кармана халата мобильник и набираю Фэллона. Фэллон — глава нашего отдела, мой непосредственный руководитель и хороший друг, у него с десяток ученых степеней, феноменальная память и бесящая меня раньше привычка отпускать скабрезные шуточки. Это не флирт, это просто его манера общения. Фэллон сейчас на очередном слете очередных светил в Нью-Йорке, и я уверена, что он еще не в курсе, потому что пропущенных от него нет.

— Эмили, сладенькая, я не успел улететь, а ты уже скучаешь? — голос бодрый, веселый, с легкой хрипотцой, как будто прокуренный. Но Фэллон не курит, никогда не курил.

— Ты еще в отеле? — спрашиваю.

— О, неужели ты сейчас за дверью, и на тебе форма горничной?

— Зайди на сайт «Ревью», — не реагирую я на подначки. И понимаю, что оборотень напрягся. Слышу, как с щелчком открываются застежки его дорожного кейса, слышу шорохи, его дыхание в трубке и жду.

— Дьявол! — ругается мужчина на том конце провода.

— Официального заявления от совета пока не было, но они не заставят себя ждать. Я соберу наших, мы реорганизуемся на время проверки. Я хочу оставить за собой Стеф и Брайана, можно?

— Мой сладкий белый пирожок, тебе можно все что угодно, — фраза вроде фривольная, но голос звучит напряженно. — Дилан уже знает?

— Да.

Дилан — психокинетик, ниптонг, как и Крис, почти такой же сильный, как она. Он в проекте с самого начала, помогает нашим «кроликам» окончательно не съехать с катушек, потому что держать их постоянно на седативных нельзя. Мы вообще редко даем им седативные — это сказывается на результатах исследований.

Поэтому вопрос не праздный.

— Хорошо. Пусть остается с тобой. Как сегодня у нас дела, моя сахарная вата?

— Пока рано говорить, — качаю головой. — Вечером напишу, как проверю все данные.

— Лучше позвони, устроим сеанс вирта. Мне нужен будет отдых от этих снобских рож.

— Хорошо, — все-таки улыбаюсь я, и улыбка проскальзывает в голос.

— Вот так-то лучше, мой гляссе со взбитыми сливками, — помимо пошлых намеков Фэллон очень любит продуктовые сравнения. Это забавно.

Я вешаю трубку, продолжая улыбаться, и поднимаюсь из-за стола. У меня хороший начальник, самый лучший.

А в двенадцать ночи, как только доползаю до дома, выхожу в онлайн. И мы обсуждаем с Фэллоном сегодняшние результаты до четырех утра и распоряжение совета. Завтра в центр приедут стражи и следопыты, и начнется ад.

Месяц спустя

— Пей, — почти силой впихивает мне в руки кружку Дилан. Там не просто кофе, я чувствую запах алкоголя.

— Водка, Дилан, серьезно? — насмешливо выгибаю бровь. — Почему не лошадиную дозу «Прозака»? — но глоток все же делаю. Я не боюсь, не волнуюсь, делаю это скорее просто для того, чтобы успокоить оборотня рядом, а не себя. Такой пафосный момент просран зря.

В доме кроме Дилана волки совета, четыре оборотня. Они кажутся мне сейчас однояйцевыми близнецами, хотя я понимаю, что, скорее всего, это временно. Я просто не концентрирую на них внимание. Пахнут они точно по-разному.

— Не умничай, Эм, — сурово говорит Дилан и подталкивает мои руки, чтобы я сделала еще один глоток. Я делаю. Я могу быть послушной девочкой. Теперь все реже и реже, но могу.

Я оглядываю раскуроченную к чертям гостиную. Не надо быть гением, чтобы понять, что именно они искали. Но… Я не храню ничего на компьютере. Все — на съемных носителях, а мой домашний ноут не имеет выхода в Интернет. Флэшка всегда со мной — либо в кармане, либо на шее, чаще на шее.

Гостиная — это еще полбеды, вся квартира выпотрошена к чертям, как тушка бройлерного цыпленка. Меня это раздражает, потому что придется убирать, и это займет время, а еще, наверное, через несколько часов придет осознание того, что здесь больше небезопасно. Должно прийти, это нормальная реакция.

Я делаю еще один глоток, рассматриваю шныряющих по квартире мужиков. Стражи совета.

Забавно.

Раньше при упоминании совета в голове всегда всплывала картинка с какого-то заседания английского парламента, увиденная мною в детстве по телеку. Чопорные дядьки и тетки на трибунах в маленьком чопорном помещении, в чопорных пиджаках, толкают чопорные речи и принимают «важные» решения. А за закрытыми дверями, как игрушечные солдатики, терпеливо ждут стражи, чтобы броситься исполнять эти самые «важные» решения.

И да… Решения всегда плохие…

На самом деле эта картинка так же далека от реальности, как неумелый детский рисунок от работ Рафаэля.

Совет не плохой и не хороший, он… Это просто власть, и, как и любая власть, она направлена на благо большинства и не учитывает нужды единиц.

В совете сотни отделов: начиная со связей с общественностью, заканчивая стражами. Оборотни, психокинетики, ведьмы, маги, есть представители всех иных. Совет ведет научные разработки в медицине, геологии, астрономии, психологии и психофизике, энергетике, экологии, истории, литературе и лингвистике — короче, везде. И да, стражи тоже есть — исполнительная власть. Они выслеживают, расследуют, ловят и наказывают. И нет, насильно детей в совет, колледжи и университеты при совете никто не забирает, все на добровольных началах. Проблема в том, что мало кто хочет возвращаться в ковены, стаи, кланы после обучения. Одаренные иные — весьма амбициозны. Что не может не раздражать альф, глав кланов, ковенов и прочих. Отсюда и слухи, и все, что с этим связано. Это удобно… Страх — лишает воли.

— Мы найдем их, — говорит уверено Дилан, выдергивая из хоровода мыслей.

— Куда ж вы денетесь, — философски пожимаю плечами.

— Стражи сегодня останутся с тобой в отеле.

Мне это не нравится, я очень ревностно отношусь к личному пространству, к дому, но… Жизнь мне все-таки дороже, поэтому я соглашаюсь. И задаю вопрос, вопрос, который мучает меня с того самого дня, когда стало понятно, что статья — всего лишь начало:

— Ты все еще полагаешь, что это «Lisha»?

Дилан пожимает широкими плечами. Каждый раз, когда он так делает, я гадаю, выдержит ли ткань его пиджака и рубашки, не разойдется ли по швам. За окном занимается рассвет, я вижу припаркованный у соседнего дома бьюик, с помятым левым крылом, мусоровоз, мигает вывеска магазинчика, в котором можно купить все, начиная с тампонов и заканчивая водкой, напротив свет есть всего в нескольких окнах: этажом ниже и на пятом. Все как всегда. Город спит. А у меня дома словно локальное землетрясение или торнадо: мебель, диванные подушки, фотографии и разбитые рамки, крошево из стекла, фарфора, набивки, хлопьев и бумаги. Книги жалко. И гитару.