Страница 22 из 34
Не всегда родители жены бывают нашими друзьями. Часто, мы хорошо это знаем по литературе и фольклору, отношения не складываются. Но я женат второй раз, и оба раза мне повезло с родителями жены.
Павлонские – родители Алины. С ней мы учились в одном классе и довольно рано поженились. Мне было 19 лет, я вырос без отца и сразу пришел в эту семью любимым сыном. Такое внимание и товарищеское отношение моего тестя для меня очень много значило. Особенно если учесть, что он был незаурядной личностью. Вообще-то он был технарем, окончил МАИ и всю жизнь работал в авиационной, потом космической промышленности, на ракетном заводе у Челомея инженером-конструктором, и потому был очень сильно засекреченным человеком. И при этом – совершеннейшим гуманитарием. У него была большая библиотека, он не просто всё на свете читал и за всем следил, он и сам прекрасно переводил поэзию. После его смерти нам удалось издать сонеты Шекспира в его переводе с предисловием английского посла в Москве. Это был серьезный, настоящий труд. И если его положить рядом со знаменитыми переводами Маршака, то еще не известно, кто выиграет.
Именно этот человек привил мне вкус к поэзии, литературе, красивым, даже точнее сказать – сообразным вещам и объяснил, как всё это украшает жизнь и поднимает настроение. И разговоры с ним, его ироничное отношение как человека много знающего ко мне, тогда еще молодому невежде, в большой степени определили мою судьбу.
Дед Павлонский (так мы стали его называть, когда родился Боря) по-отцовски занимался моим воспитанием, причем делал это без назиданий, всегда с доброжелательным юмором. Когда выяснилось, что я буду изучать итальянский язык, он начал подшучивать надо мной, с удивлением узнав, что мне не нравятся маслины. Посмеиваясь, он меня стыдил: «Какая же ты жалкая, ничтожная личность – как же ты можешь заниматься этой страной, итальянской культурой, Римом и не любить маслины!» И благодаря ему я полюбил маслины.
Дед Павлонский был замечательный человек, я храню о нём самые светлые воспоминания.
Моя первая теща была художницей, она училась у Элия Белютина, был такой известный художник-авангардист. По профессии она была модельер и работала в Доме моделей трикотажных изделий на Сретенке. Он так и назывался – Дом моделей трикотажных изделий. Круг ее общения был достаточно творческий, художественный и включал много интересных людей. Я помню, как замечательно мы общались на чудесных домашних застольях. Потом, когда мы с Алиной развелись, эти отношения, к сожалению, тоже закончились.
Но взамен я получил новую тещу. Галиного отца я не знал – он умер очень молодым, еще до моего появления на ее горизонте. А Галину маму – Мину я уже застал замужем за Борисом Даниловичем Жебицким. Я дружил с этими людьми, не переставал восхищаться Миной и считаю, что ее судьба и вообще обстоятельства ее жизни достойны того, чтобы быть упомянуты в этих заметках. Минна буквально недавно ушла из жизни, в возрасте 96 лет, прожив бурную и полную приключений жизнь.
Она родилась в Вене, в еврейской семье, в 1921 году. Когда случился аншлюс, она со всеми жителями Вены вышла на улицу и видела проезжавшего мимо фюрера. Такое вот воспоминание детских лет. Минна училась в Вене, жила с мамой – родители были в разводе. Потом бежали из Австрии и добежали до Львова. Отец проследовал дальше до Варшавы, где попал в гетто. А Минна с мамой остались во Львове, думая, что они далеко убежали от войны и Германии. В 1939–1941 годах в городе дислоцировались советские войска, и с этими войсками пришёл фронтовой оператор Михаил Слуцкий. Как-то он увидел, что в киоске рядом с гостиницей торговала газетами красивая девушка. Это была Минна. Начался роман, который закончился тем, что он увез ее с матерью в Москву. Слуцкий тогда только что расстался со своей первой женой – артисткой Марией Мироновой. Подробностей я уже не знаю. Знаю только по легендарным рассказам, что в Москве Минна пробыла недолго – началась война, и Минна уехала в эвакуацию, в Алма-Ату, куда перевели студию документальных фильмов, на которой работал Слуцкий. А сам Михаил Яковлевич отправился на фронт – он стал военным корреспондентом. Ключи от своей квартиры на Тверской, тогда улице Горького, он дал близкому приятелю, знаменитому сценаристу Алексею Каплеру. Много позже он стал хорошо известен советским телезрителям по передаче «Кинопанорама», которую блистательно вёл. А тогда, в 1942-м, Каплер попросил ключ от квартиры («Ты все равно уезжаешь»), чтобы встречаться с любимой девушкой. Любимой девушкой была Светлана Иосифовна Аллилуева, дочь вождя. Вскоре Каплера арестовали. Арестовали и Слуцкого. Он сидел в тюрьме «Матросская тишина», но Галина мама не знала, что его арестовали. Знала, что человек уезжает на фронт – ну и уезжает, военное время… О том, что кончилась война, заключенные узнали от охранника во время прогулки на крыше Лубянского дома. Помню, что по рассказам это было связано с крышей.
На свободу Слуцкий вышел благодаря защите и ходатайству Константина Симонова, пользовавшегося у властей огромным авторитетом. Михаил Яковлевич получил разрешение на работу, но без права проживания в обеих столицах. И маленькую Галю – она родилась в 1946 году – повезли в Киев, на родину отца, где он устроился на работу на студии кинохроники. Там девочка пошла в школу.
Историю о возвращении в Москву хранит семейная легенда о чистом паспорте. Когда Слуцкому дали разрешение вернуться в столицу, в доме по этому поводу собрались друзья, гости. Галя пыталась выяснить, что это за праздник. Вроде ничей не день рождения. И бабушка сказала: «Твоему отцу дали чистый паспорт». Галя решила, что его старый паспорт упал куда-то в лужу или в грязь, и его поменяли на чистый. Удивилась: что тут праздновать?
Родным языком Минны был немецкий. Когда вернулись в Москву, она стала работать редактором в немецкой газете “Neue Leben”, которую выпускала газета «Правда» как одно из иностранных изданий. Однако Минна упорно учила русский язык, но до конца своих дней говорила с акцентом, что, надо сказать, придавало ей особый шарм. Иногда путала разные понятия, и это было забавно.
Тем не менее дома говорили на языке Гете и Шиллера, к нему приобщали и маленькую Галю. В Москве её отдали в немецкую спецшколу. Минна пыталась разговаривать с дочкой на немецком, но та упорно отвечала ей по-русски. Она не хотела, чтобы во дворе её дразнили – дети ведь очень чувствительны, а тут ещё и немецкий: «немец, перец, колбаса кислая капуста»… Но всё равно немецкий язык постоянно присутствовал в жизни. Забегая вперёд, скажу: много лет спустя здесь, в Риме, Минин немецкий язык очень пригодился её дочери. Уже долгие годы Галя работает в местном бюро путешествий, снискав репутацию одного из лучших гидов Вечного города. Её подопечные – русскоязычные туристы. Но вдруг в какой-то момент ей предложили взять и немецкие группы, так как не было гидов с немецким языком. Она согласилась, села, обложилась книгами, и сейчас успешно водит экскурсии. Все-таки Минин язык сохранился и приносит большую пользу. Благодарное слово Мине.
Меня, признаюсь, потрясла история жизни этой маленькой женщины. А позже, когда я узнал Мину ближе, меня восхищало в ней два её качества: удивительное жизнелюбие и преданность друзьям. В её доме, куда мы тоже бывали приглашены, собирались её товарищи по газете и переводчицы – они были одна интереснее другой. Тоже с невероятными судьбами. Они дружили всю жизнь, постепенно, конечно, теряя друг друга. Минна бережно хранила о них память.
Судьба постоянно испытывала Мину. В середине 1950-х она могла вернуться на родину. Тогда по решению бундестага ФРГ и в соответствии с межправительственными соглашениями, подписанными в Москве первым канцлером Германии Конрадом Аденауэром и Советским Союзом, коренные немцы могли это сделать. Но она побоялась неизвестности, не хотела рисковать будущим маленькой дочки. И вот прошло много лет; Алешка наш уехал учиться в Вену, мне уже была предложена командировка в Италию, и мы должны были уезжать из Москвы. И Минна, отнюдь не юная девочка, решилась-таки в корне поменять свою жизнь. Хотя теперь это сделать было гораздо труднее. Помню, как она волновалась. Я свел ее с одной своей приятельницей, которая была связана с Красным крестом. И по линии Красного креста Минна первый раз поехала просто с ознакомительной поездкой в Вену. На разведку, как она говорила. Выяснилось, что ей полагается весьма приличная пенсия как жертве нацизма и единовременное пособие. В Вене она набралась смелости и отправилась на свою старую квартиру, где они когда-то жили с мамой, откуда она пошла в школу. Перед этим выяснила, что квартиру отдали какому-то местному полицаю – для улучшения его жилищных условий. Минна поднялась на свой этаж и позвонила в дверь. Открыла дочка этого полицая, которая была ее ровесницей. Спросила – что вам угодно?