Страница 3 из 13
Но в то же время они и отличаются от смеречовских крестьян. У запорожцев смелый, гордый взгляд, которого Яцько никогда не видел у односельчан. У каждого сабля на боку, пистолет, а то и два за поясом. А на головах овечьи, лисьи или заячьи шапки с малиновыми, свисающими шлычками... Нет, они совсем не такие, как на родной его Гуцульщине!
Потом его взгляд пробежал по длинным приземистым хатам-куреням, почти вплотную прижавшимся к крепостным стенам. Камышовые крыши припорошены мелким снежком. Под ними темнеют узкие, словно бойницы, оконца. Дома войсковой канцелярии и старшин выше, красивее, крытые гонтом3. На другой стороне площади радует взор крашеными стенами и золочеными куполами сечевая церковь.
Заметив, что казаки обратили на него внимание, мальчонка поспешно сдернул шапку, поклонился и хрипло произнес:
- Добрый день, панове казаки!
- Здоров, парень! - ответил за всех Метелица. - Да не зови нас так, какие паны из нас, голодранцев... А паны - там, - кивнул он на дома сечевых старшин. - Понял?
- Понял.
- Правда, кое-кто и из нашего брата прется в паны. Ну, да это не твоего ума дело... А теперь выкладывай, откуда сам будешь. Где с Сомом повстречался?
- Все, все, что спросите, расскажу... Сперва вот мне бы Арсена Звенигору найти.
Казаки удивленно переглянулись:
- Эге, у Звенигоры, вишь, и родич объявился! Да ты-то сам разве его не знаешь, нашего Звенигору? Он здесь, между нами...
- Нет, не знаю... Надо ему кое-что передать...
Звенигора вышел вперед. Царапину на руке он успел залить горилкой и присыпать порохом. Поверх надетого уже жупана на нем был внакидку наброшен кожух, украшенный красивой вышивкой. И жупан и кожух во многих местах залатаны, - не у одного хозяина, знать, побывать успели, пока к казаку попали.
- Что ж ты хотел передать мне, хлопче? - спросил он недоуменно.
- Я из Дубовой Балки, я...
- Ты из Дубовой Балки? - подался вперед Звенигора.
Сердце у него екнуло: там, на берегу Сулы, вот уже третий год живут без него родные - мать, сестра, дед. Не случилось ли с ними чего? Не несчастье какое? Он сжал пареньку плечо.
- Мои с тобой передали что? Как мать?
- Мать захворала. Передали, чтобы прибыл как можно скорее...
- Что с нею? Ты видел ее?
- Нет, не видел. Сестра твоя сказывала, когда мы с дедом Сомом у них ночевали.
- Так ты сам, выходит, не из Дубовой Балки?
- Нет, дядя, из Карпат я... Может, знаешь - из Смеречовки... От пана Верещака убежал... Не слыхал?.. Злющий, аспид!.. Над бедными холопами издевается, как над скотиной!.. А нынче думаю казаковать, если примете...
Но Звенигора уже не слушал парня. Лицо его опечалилось, серые глаза потемнели. Мысленно перенесся в Дубовую Балку. Заглянул в маленькую хатку-мазанку у рощи, склонился над простого дерева кроватью, которую сам смастерил, припал к изголовью матери... Старался представить, какая она теперь... Должно быть, бледная, с мелкими морщинками под глазами, густые волосы рано покрылись белой изморозью седины... Что за лихоманка привязалась к ней? Или тоска по мужу, отцу Арсена, иссушила ее сердце? Застанет ли ее живой? Имел бы коня, дня за три-четыре доскакать можно!..
- Бывайте здоровы, други! Не поминайте лихом! До встречи! - Он поворачивался во все стороны и отвешивал поклоны захмелевшим казакам.
Щеголеватый Секач, увидев латки на кожухе и жупане товарища, крикнул:
- Погоди, Арсен! Скидывай к чертовой матери свои лохмотья! Негоже казаку оборванцем из Сечи ехать! Да разве кошевое товариство не может снарядить тебя как следует? Вот на, держи!
Он быстро сбросил с себя тонкий синий жупан из венгерского сукна и серую смушковую шапку-решетиловку4.
- Теперь не стыдно и под венец! - с удовлетворением осмотрел он товарища, натягивая на себя его поношенную одежду. А завидев Товкача, который, ничего не ведая, приближался к ним, громко крикнул: - И первому же, кто посмеет обозвать запорожца горемыкой или бедняком, заткни глотку сабелькой Товкача!
Красноречивый жест в сторону дорогой Товкачовой сабли, сверкавшей на солнце драгоценными камнями, и прозрачный намек, чтобы тот подарил эту саблю другу, вызвали среди казаков смех. Все знали пристрастие Товкача к дорогому оружию. Сам он был, пожалуй, одним из беднейших среди товарищества, ходил в лохмотьях, зато имел богатейшую саблю. Такой даже у кошевого не было.
Товкач захлопал черными воловьими ресницами, однако потихоньку стал отстегивать от пояса саблю. Нижняя губа у него задрожала.
- Я с радостью... Чего ж... Бери, Арсен! - бубнил он. - Нешто пожалею для друга?..
Все видели, что ему все-таки жалко расставаться с саблей, и потешались над плохо скрытым огорчением казака. Метелица весь трясся от смеха и тяжелыми кулаками вытирал слезы. Его толстые мясистые щеки мелко дрожали, а белая мохнатая шапка чуть не падала с головы.
- Ох-хо-хо! Сегодня ночью нашего Товкачика блохи закусают! С досады не заснет до утра!.. Брось тужить, парень, еще подвернется под твою руку какой-нибудь татарский мурза - и снова заимеешь такую же игрушку!
А Звенигоре сказал:
- А от меня, Арсен, трубку получай и кисет! Кури на здоровье!
- Спасибо, батько! Спасибо, друзья! - благодарил растроганный Звенигора.
В этот миг на крыльце войсковой канцелярии появился джура5 кошевого.
- Звенигора! - крикнул он - Звенигора-а!
- Чего тебе? - ответил казак, одергивая на себе новый кожух.
- Давай живей до кошевого! Не мешкай!..
Звенигора удивленно посмотрел на товарищей, как бы спрашивая, что там стряслось, но никто ничего не знал.
3
- Бью тебе челом, славный кошевой атаман Иван Серко! - торжественно поздоровался и низко поклонился кобзарь, когда Товкач ввел его в большую, хорошо прибранную комнату войсковой канцелярии и шепнул, что перед ним сам атаман. - У меня к тебе дело спешное... Неотложное и секретное...
Серко подал знак Товкачу, чтобы вышел, а сам встал из-за стола и сказал:
- Я здесь один, кобзарь... Садись, говори...
Он взял старика за руку и подвел к широкой скамье, покрытой пушистым ковром. Пока кобзарь садился, кошевой отступил назад и оперся рукой о стол.
Это был высокий дюжий казак лет под шестьдесят. Хорошо выбритое лицо с мощным крутым подбородком и прямым носом пышет здоровьем. Из-под изогнутых косматых бровей внимательно смотрят пытливые глаза. Одежда Серко говорила о том, что казак заботится не так о красоте, как об удобстве. Широкие шаровары пурпурного цвета, заправленные в мягкие сафьяновые сапоги, и белый жупан фризского6 сукна - вот и вся одежда. На левом боку висит дорогая сабля.