Полковник Империи

«Занятным» в истории Брусиловского «прорыва» было не только это. Например, общеизвестно, что именно Алексей Алексеевич стал автором новаторского метода наступления. Да вот беда. Всю кампанию 1914 года его активно применяли обе противоборствующие стороны до изобретения «гениальным» генералом. В том числе и русские войска в Галиции, на Волыни, в Польше и Прибалтике. Но и это еще не все. Саму идею нанесения смежных отвлекающих ударов в данном конкретном случае предложил не Брусилов, а начальник штаба Верховного главнокомандующего — генерал Алексеев. Алексею Алексеевичу же ее поручили реализовывать на конкретном участке. А он взял и не справился. Сложно апологету учения генерала Драгомирова в современной войне хоть с чем-то справиться.

Но Брусилов не сделал выводов и начал винить всех подряд в провале операции. Того же Алексеева за то, что «не стал развивать его успех». Алексей Алексеевич ведь уже положил в полях целую прорву солдатиков, а у этого жлоба они почему-то взяли и кончились. Как же так? Изменник! Предатель! Не иначе. А уж как подчиненные этого «гения» провинились — не пересказать. Тот же Каледин — его выдвиженец и ставленник относительно неплохо командовал своей армией… до тех пор, как Брусилов не стал вмешиваться в каждую мелочь и все не запорол по своему обыкновению.

В общем и целом — трэш, угар и содомия. Что, впрочем, не помешало впоследствии советской историографии превозносить его успех буквально до небес. Дескать, самый талантливый царский генерал не только «Февраль» поддержал, но и «Октябрь», добровольно вступив в РККА. И Максим был искренне счастлив, что в этой истории Брусилов не имел никакой возможности повторить свой «подвиг». С такими героями и врагов не нужно.

Так или иначе, но конфликт фронтов нарастал. Сторонники Драгомирова и нарочитой «русскости» переводились к Брусилову. Те же кто хоть немного мыслил и мог в должной мере оценить успехи Меншикова и Ренненкампфа — уходили на север. Благо, что ни Алексей Алексеевич, ни Павел Карлович переводам не препятствовали. Их было много, но не так чтобы и валом. Можно было стерпеть…

— И что вы предлагаете делать дальше? — Поинтересовался Меншиков, после того, как генерал обрисовал ему ситуацию. — Генерал Иванов — верен Императору, но он валенок и не сможет сгладить спор. Брусилов, очевидно, и дальше станет саботировать общие дела. И ничего поделать с ним пока нельзя. Гнилая ситуация.

— Гнилая, — кивнул Ренненкампф. — Значит нужно думать о то, как своими силами справиться. Без оглядки на смежников…

Поговорили. Ренненкампф поехал по своим делам, а Меншиков отправился в дворец. К жене. Дорога проходила тихо и спокойно. Кортеж, которым он теперь ездил везде и всегда, обеспечивал безопасность. А он сидел в ничем не примечательной безликой машине, и думал, поглядывая в окошко в просветы между шторок, которые скрывали его от посторонних глаз, что позволяло не сильно опасаться вычислений. Ведь такие же висели на всех авто, да и машины в кортеже периодически по дороге менялись местами.

И тут его глаз что-то царапнуло. Образно говоря. Да не легонько, а основательно. Так, словно раздраженный подвыпивший студент ведет ключом по крылу дорого автомобиля, снимая стружку с отвратительным звуком.

— Останови, — бросил он водителю.

Тот подал условный звуковой сигнал, и вся колонна остановилась. Выскочили бойцы охраны, обеспечивая периметр. Вышел Меншиков и медленно, на негнущихся ногах направился к замеченной «проблеме».

Так и есть. Глаза не подвели его. Возле одной и мелких лавочек стояла Марта. Та самая Марта, которую он не нашел в себе сил застрелить там в Восточной Пруссии. Не смог Максим поднять руку на женщину, которой за несколько часов до того уделил свое особое генитальное внимание к обоюдному удовольствию. Да, простая служанка. Ну так и что того? Он в те дни и знать не знал, что его судьба так замечательно сложится. Мнил будущие дни либо в бегах, либо в дурдоме.

Марта и Марта. Что в ней такого? Мало ли кто с кем совокуплялся? Да. Все так. Но у нее на руках был младенец. И надо сказать, что, увидев приближающегося Максима, женщина побледнела и начала откровенно дергаться. Разве что малыша прижимала сильнее.

— Как ты здесь оказалась? — Спросил Меншиков, когда подошел практически вплотную.

— Я… — тихо промямлила она и осеклась под его пристальным взглядом.

— Что ты? Как ты здесь оказалась?

Она нервно сглотнула подкативший к горлу комок и поведала ему довольно любопытную историю. Оказалось, что из Восточной Пруссии женщина выехала в Западную Померанию, где и вышла замуж. А потом и родила. Хитрое ли дело? Но мужа убили во время июньских боев. И теперь она пыталась выжить, перебиваясь случайными заработками.

Ребенок же был с ней, потому что Марте не с кем его было оставить. Максим посмотрел на эту девочку и едва не вздрогнул. Глаза, цвет волос и кое-какие черты лица — они были явно его. Остальные же от Марты.

— Она от меня? — Тихо, шепотом спросил он у женщины.

Та потупилась и промолчала. А потом подняла глаза с едва заметными слезами на глазах и отрицательно покачала головой.

— Нет. Что вы. Просто Эльза родилась недоношенной на два месяца…

— Хорошо, — произнес побледневший Максим, прекрасно понявший этот намек. — Ты где живешь? Жилье есть?

Она неуверенно качнула головой.

— Сегодня что-нибудь ела?

Вместо ответа она неуверенно улыбнулась… с тоской в глазах.

— Пойдем.

— Куда?

— В замок. Там нужны слуги. Уверен, что ты справишься.

— Но там ваша супруга… — с ужасом произнесла она.

— Она поддержит меня в желании помочь опрятной вдовой горожанке с младенцем на руках. Тем более ты уже была служанкой. Чего тебя пугает?

— Но…

— У тебя есть фотокарточки мужа?

— Нет.

— Вот и все. Просто не рассказывай никому о том, как он выглядел. Ясно?

— Ясно.

— Вот и хорошо. Пойдем.

В какой-то мере Максим рисковал. Но не сильно. Бойцы, освобожденные им из плена в том поместье — погибли во время отражения штурмов июле. Остальные же или не знали ее, поступив в отряд позже, или не помнили, или как Хоботов, поощрили бы такой поступок.

До замка добрались без происшествий. Максим хотел посадить Марту с собой в автомобиль, чтобы подержать наруках собственную дочь. Но не решился. Лишние слухи никому не нужны. Поэтому передал ее на опеку солдатам и «вспомнил» только по прибытию, когда потребовалось представить супруге новую служанку. Камерная обстановка не располагала к обширным штатам. Поэтому Великая княгиня должна была быть в курсе всего персонала, находящегося в ее прямом подчинении.

Татьяна встретила Марту вполне благожелательно. Душещипательная история, казалось, тронула ее до глубины души. Ни словом, ни видом она не выразила своего раздражения или неудовольствия. Да и Марта кланялась как заведенная и непрестанно благодарила ее за милость и доброту. Искренне. Потому что понимала, Максим Максимом, но, если хозяйка служанку не примет — ничем хорошим это не закончиться.

Но вот, слуги увели свою новую коллегу. Дверь закрылась. Меншиков обернулся и наткнулся на леденящий душу взгляд супруги. Без ненависти. Но…. Максим Иванович трусом не слыл, однако, здесь и сейчас ему стало страшно. Очень страшно.

— Что с тобой?

— И много еще твоих бастардов нам придется приютить? — Холодно, с шипящими нотками поинтересовалась Татьяна. — Это ведь та самая Марта, на которую у тебя не поднялась рука? Ведь так? По срокам все совпадает. Или будешь отрицать?

— Нет, не будут, — хмуро ответил муж. — Был грех.

— Насильничал?

— Нет.

— Сколько еще баб твоих бастардов в подоле принесут? — Вновь холодно поинтересовалась супруга.

— Больше никто не принесет. После того, как тебя встретил, я ни на кого и не смотрю. А Марта…. Я бы не простил себе, если бы бросил ее умирать с ребенком на руках. Она ведь голодала.

— Этого еще не хватало! — Раздраженно фыркнула Татьяна. — То, что не бросил — молодец. Я бы тебе не простила, если бы узнала, что ты бросил помирать с голода собственную дочь. Пусть даже внебрачную и нежданную.