Страница 63 из 115
– Подойди, посмотри сам, – зовет она. – Ты видишь здесь ручку? Или кнопку? Или рычаг?
Сигруд осторожно отодвигает ее в сторону тыльной стороной ладони. Потом отходит на шаг и со всей силы бьет ногой в стену.
Тишина взрывается оглушительным треском. Половина двери проваливается, а вторая половина, исходя белесой пылью, вдруг покрывается трещинами и рассыпается на части, как битое зеркало. Над кусочками стены вьются белые, остро пахнущие облачка.
Шара дотрагивается до обломков – на пальцах остаются белые следы.
– Ах, вот оно что, – бормочет она. – Штукатурка.
И она засовывает голову в дыру, вглядываясь в темноту.
Вниз под крутым углом уходят земляные ступени.
Сигруд подхватывает один из шкворчащих канделябров:
– Мне кажется, нам пригодится такая штука.
* * *
Ступени все не кончаются: нескончаемая лестница ведет вниз, под ногами мокро и мягко, потому что они ступают по темной черной глине. Шара и Сигруд спускаются молча. Они не обсуждают тварь, которую только что повстречали, и он не спрашивает, откуда она узнала, как с ней расправиться: восемь или десять лет назад спросил бы, а сейчас – нет. Оба слишком долго проработали вместе, и их теперь мало что может удивить: ну подумаешь, чудесное существо. Увидел, поступил с ним как должно, пошел работать дальше. Хотя вот таких волшебных существ они, конечно, еще не видали. Вот же гадость.
– Как ты думаешь, в каком направлении мы движемся? – спрашивает Шара.
– На запад.
– К колокольне?
Сигруд кивает после некоторого раздумья.
– Значит, скоро мы окажемся… прямо под ней.
– Да. Более или менее.
Шара припоминает, как газовая компания отказалась от подряда в этом квартале, решив не тревожить то, что похоронено под Мирградом.
– У меня вот вопрос, – замечает Сигруд. – А как они это все сделали, и никто даже не заметил?
Шара осматривает стены туннеля:
– Похоже, этим ходом довольно долго пользовались. Смотри, как стены обтерлись. Но все равно, похоже, что прокладывали они его… огнем. Они его выжгли.
– Что?
Она показывает на черные отметины на стенах. И на песчаные выступы, спекшиеся в стекло.
– Это что же, кто-то взял и выжег в земле такую дырищу? – удивляется Сигруд.
– Похоже на то, – кивает Шара. – Как паяльником в металлической пластине.
– Ты такое раньше видела?
– По правде говоря… нет. И то, что я вижу, мне определенно не нравится.
Белые огоньки свечей высвечивают земляные стены. До щеки нежно дотрагивается странный сквознячок. Шара поправляет очки.
Ступеньки сглаживаются – или расплавляются? Стены отступают, а потом из земляных становятся каменными – хотя нет, это же не просто стена, это барельеф, причем крайне искусно высеченный… И хотя в дрожащем свете трудно рассмотреть узор, Шара уверена, что видела хрупкую фигурку Аханас и указующий перст Таалавраса.
А проход становится все шире и шире. А потом и вовсе куда-то исчезает.
– Батюшки… – бормочет Шара.
Свет свечей разгоняет тьму. Тени отступают, раздвигаясь, подобно занавесу, открывая глазам огромный зал.
Вспыхивают, дрожат, взблескивают отблески на дальних стенах, на резном камне…
– Батюшки мои…
Она осматривается. Зал огромен и чем-то напоминает гигантскую матку: потолок и кровля закругляются и смыкаются в единой точке, образовывая подобие гигантского сталагната. Зал разделен на шесть частей, сходящихся в центре подобно лепесткам и рыльцу невероятно пышной орхидеи. И каждый дюйм стен, потолка и пола покрыт резьбой: тут глифы, сигилы и пиктограммы, изображающие события нездешние и приводящие в благоговейный ужас: вот мужчина извлекает шипастый цветок из черепа и обвивает стебель вокруг языка, а вот три выпотрошенные женщины купаются в горном потоке, и глаза их подобны стеклянным бусинам, а с берега смотрит олень. Вот женщина зашивает надрез у себя под мышкой, а оттуда высовывается пустое лицо мужчины, словно бы она зашивает мужчину внутри себя. В небе кружат четыре ворона, под ними мужчина вонзает копье в землю, и оттуда бьет вода… и так далее и тому подобное: образы великого и тайного смысла, ей недоступного и неведомого.
– Где… – Сигруд хрюкает, откашливается и громко сглатывает. – Где мы?
В центре, у подножия «сталагната», Шара видит кучку рыхлой земли. Откуда ей здесь взяться? Она идет вперед, осторожно ступая по наклонному полу.
Сталагнат оказывается винтовой лестницей, поддерживаемой пятью колоннами: изначально их было шесть, но одну, как она замечает, убрали.
Шесть залов, шесть колонн, шесть Божеств…
Лестница упирается в заваленную землей дыру в потолке – там камни и крошащийся суглинок, словно земля над лестницей просела.
– Конечно, – осеняет ее. – Естественно!
– Что такое? – спрашивает Сигруд.
Шара осматривает первую колонну: она покрыта искусной резьбой, уподобившей камень стволу сосны, по которому ползет язычок пламени. Следующая колонна прямая и строгая, ее испещряет сложный повторяющийся орнамент, в котором угадываются математические формулы. А следующая колонна изваяна так, что напоминает пальмовый ствол, только вместо обрубленных листьев там зубы и ножи, и тысячи сплавленных клинков хищно устремляют вверх свои острия. А следующая имеет вид переплетенных лоз, извитых и старых, и сама колонна чуть изогнута подобно растению. А последняя из пяти колонн напоминает смерч, в котором хаотично закружило бутоны цветов, мех, листья, песок, – чего там только нет…
Шара сжимает кулаки и дрожит, как школьница:
– Вот оно! – радостно кричит она. – Значит, это оно и есть! Самое настоящее! Просто оно все время было внизу!
– Что за оно? – осведомляется Сигруд, на которого архитектурные красоты не произвели вовсе никакого впечатления.
– Ты что, не видишь? Святилище! Все говорили, что колокольня Престола мира уменьшилась после Мига! Но это не так! Потому что – вот оно, основание колокольни!
И она обводит рукой колонны, подпирающие лестницу:
– Эти ступени ведут наверх!
– И что?
– А то! Что колокольня не уменьшилась! Храм просто ушел под землю – вот что! Та убогая глиняная мазанка в парке никогда не была истинным Престолом мира! А ведь все так считают, даже в здесь, в Мирграде! А Престол мира – вот он! Это здесь Божества сходились и разговаривали!
Шара большую часть своей взрослой жизни посвятила изучению истории, поэтому открытие такого масштаба буквально кружит ей голову – ну и что, что это история Континента, сейчас не до патриотизма. Но тут подает свой трезвый голос рассудок: «Странное совпадение, не находишь? Главная святыня Мирграда просто взяла и ушла под землю, и никто об этом не знал восемьдесят лет? А Эрнст Уиклов, единственный изо всех людей, вдруг взял да и пробурил туннель сюда? Никто не прокладывает подземные ходы в неизвестность – нужно знать, куда хочешь выйти. Так что он знал. А если знал – значит, кто-то рассказал ему об этом».
Шара вынимает свечку из канделябра, который держит Сигруд.
– Иди. Расскажи Мулагеш. Быстро! Если новость об этом зале просочится в город, и люди узнают, что Престол все еще существует… и что он в руках сайпурцев… ох, тогда нам светит новое Лето Черных Рек. И да, пусть запустят перехват и возьмут Уиклова. Оповестить все блокпосты, внутри и снаружи города. Мы собрали на него достаточно – хотя бы для допроса, если не для ареста.
– А ты что будешь делать? – интересуется Сигруд.
– Останусь здесь и осмотрю зал.
– Одной свечки тебе достаточно?
– Она, вообще-то, тебе предназначается.
И она отдает ему свечку и показывает на канделябр:
– А вот это отдай мне, пожалуйста. Мне нужнее.
Сигруд заламывает бровь, пожимает плечами и отдает канделябр Шаре. И уходит вверх по земляному туннелю. На ступенях некоторое время пляшут слабые отблески света, а потом затухают. И Шара остается одна в огромном зале.
Свечи шипят и плюются воском. Где-то тихо капает вода – чпок… чпок… кап-кап-кап… А со стен на нее смотрят тысячи каменных глаз.