Страница 62 из 115
– Как долго они держали тебя в этом здании?
Тварь имитирует смех – все-таки какое удивительное создание, и какая отталкивающая, но красноречивая пантомима… – и пренебрежительно отмахивается: мол, глупый вопрос.
– Значит, долго.
Тварь пожимает плечами.
– Ты выглядишь вполне упитанным. Скольких еще ты убил?
Тварь качает головой и грозится пальцем: не-не-не. И потом нежно, ласково поглаживает живот: с чего это ты решила, что они умерли?
В разуме Шары так много пустых темных комнат, и там смеются, смеются дети… К горлу карабкается новый позыв рвоты. Так, надо собраться.
– Скольких… скольких они затолкали в этот круг?
Мховост шлепает клювом. Пожимает плечами.
– Значит, многих.
Снова пожимает плечами.
Шара шепчет:
– Но как, как тебе удалось прожить так долго?..
Мховост принимается вальсировать в кругу соли: па, разворот, па, разворот…
– Как же мне хочется убить эту гадину, – выдыхает Сигруд.
Мховост разворачивается в пируэте и издевательски виляет попой: мол, накося выкуси.
– Прямо руки чешутся, – добавляет Сигруд, глядя на костлявый зад гадины. – Нам ведь уже приходилось убивать божественных существ…
– Слушай меня, мерзкая тварь, – холодно говорит Шара. – Я – потомок человека, который истребил твой народ, низверг Божеств и обратил их в прах, человека, который прошел огнем и мечом по вашей земле и сжег здесь все дотла – причем в считаные недели. Мои предки убили и предали земле десятки, сотни твоих братьев и сестер, и там они пребывают, разлагаясь и обращаясь в грязь, отныне и до века. И если захочу, я протяну руку к тебе и совершу над тобой то же самое, не сомневайся. А теперь говори: твой создатель, Божество Жугов, – истинно ли то, что он покинул этот мир и более сюда не вернется?
Мховост медленно останавливается. Похоже, он над чем-то размышляет – и в эти мгновения даже выглядит опечаленным. А потом разворачивается, смотрит на Шару – и качает головой.
– Тогда где же он?
Чудище пожимает плечами – но уже не издевательски-зло: видно, что ему грустно, плохо и одиноко. Ни дать ни взять брошенный ребенок…
– Эти двое, что приходили сюда. Один из них – лысый и толстый, да?
Мховост возобновляет маятниковое хождение в круге.
Значит, да.
– А другой – как он выглядел?
И тут мховост начинает вилять задом, кладет руку на бедро, другую сгибает в запястье в женоподобном жесте. И он вышагивает внутри круга, самодовольно поглаживая себя под клювом: мол, поглядите, какой я красавец, ах, как я себе нравлюсь…
«А вот это, – думает Шара, – совсем не похоже на людей из круга общения Уиклова».
– Как Уиклов заточил тебя сюда? – спрашивает она.
Мховост резко останавливается, смотрит на ее, а потом перегибается пополам в безмолвном хохоте. И машет рукой: мол, ох, уморила! Уиклов – запер! Тоже скажешь!
– Значит, это был не Уиклов, – понимающе прищуривается Шара. – Тогда кто?
Тварь снова оттопыривает ручку, женовидно изгибается и качает головой – и морда у нее при этом стервозная донельзя.
– Значит, тот, другой. И кто он?
Ловкий кувырок – и мховост начинает шлепать по кругу на руках, раскачивая ножищами в воздухе.
– Кто он?
Свет в комнате мерцает – огоньки свечей вздрагивают и дергаются. И тут Шара замечает: а ведь пламя всегда отклоняется в одну и ту же сторону…
Значит, тут есть сквозняк?
Она оглядывает стены. В дальнем углу, залитом янтарной тенью, ей видится что-то вроде щели в стене. Там дверь? Или стенная панель?
Так, теперь смотрим на пол. Соляной круг занимает почти всю площадь комнаты: до тайной дверки не дойдешь, не ступив внутрь, к мховосту. Он сидит здесь, как сторожевой пес…
– Что за той дверью? – спрашивает Шара.
Мховост смотрит на нее, снова кувыркается и приземляется на ноги. Наклоняет по-собачьи голову и картинно почесывает лысую макушку длинным пальцем с четырьмя фалангами.
«Божеств, – припоминает она, – можно убить только оружием каджа. А вот младшие существа – более уязвимы, и у каждого были свои слабости».
Так, пора решаться.
– Скольких ты съел, пока был заточен здесь?
И снова тварь перегибается пополам в издевательском хохоте. И танцующим шагом подходит к Сигруду – придирчиво осматривает его, прикидывая, каков он в бедрах, большой ли у него живот. Насмешничает. Вот я тебя сожру – влезешь в меня?
– Я так понимаю, многих, – говорит Шара. – И тебе они пришлись по вкусу, держу пари.
Мховост мгновенно перетекает к ней, смотрит в лицо и проводит пальцем вдоль рта – надо же, как сексуально у него получается, бррр…
Шара оборачивается к стоящему за спиной канделябру.
– Такие штуки, между прочим, под запретом.
И она вынимает свечу и переворачивает ее. Естественно, основание помечено символом Олвос – язык пламени между двумя параллельными линиями. «Огонь в лесу».
– Такие свечи никогда не гаснут и дают яркий белый свет.
И она подносит ладонь к огоньку:
– А вот жар от них… о, жар от них – вполне настоящий. Это никакая не иллюзия.
Мховост застывает и медленно убирает палец ото рта.
– А ведь эти канделябры поставили сюда специально, правда? – улыбается Шара. – На случай, если тебе вдруг удастся выбраться из круга, верно я говорю? Ты тварь, созданная из пыли и тряпок, тебе придется очень аккуратно пробираться между ними, чтобы случайно не задеть пламя – и не загореться.
Мховост быстро опускает руку и отступает на шаг.
– Госпожа Торская – она ведь как увидела тебя, так и бросилась на помощь, правда? – тихо говорит Шара. – Бросилась на помощь маленькой девочке.
Шара вспоминает, как Ирина сидела над чашкой кофе: «Я пыталась выучиться. Хотела жить праведно. Хотела знать. А вышло только притворяться».
Мховост злобно щелкает на нее клювом: фапфапфапфап…
Шара размахивается и запускает в него свечкой.
Тварь мгновенно вспыхивает: ффух – и из груди у нее вырывается ярко-оранжевый язык пламени. Миг спустя творение Жугова окутывается оранжево-белым с головы до ног. Машет руками, извивается.
Где-то на задворках разума Шары истошно визжат дети.
Тут она снова вспоминает мальчишку в тюремной камере. Надо же, опять огонь, и опять по ее вине.
Пылающее существо бьется в соляном круге, налетая на невидимые стены. Искры и ошметки одежды разлетаются, как горящий вишневый цвет. Тварь обхватывает руками голову, жуткая пасть разевается в безмолвном крике.
А потом фигура истаивает, пламя потухает. Между канделябрами завивается пепел. Вскоре и он исчезает, и только черные отметины на полу напоминают о произошедшем.
И Олвос сказала:
«Ничто не уходит навсегда,
Мир как прилив,
Он возвращается и уходит,
К прежнему месту и от него,
Так возрадуйтесь, ибо те, кто потерял, снова обретут утраченное,
Улыбайтесь, ибо все ваши благие дела вернутся к вам сторицей,
Плачьте, ибо злые дела ваши тоже не исчезнут, и воздастся вам,
Или вашим детям, или детям ваших детей,
И вы пожнете то, что посеяли,
И что посеяно, то вы и пожнете».
Книга Красного Лотоса, часть IV. 13.51–13.59
Воссоздание
Шара идет к потайной двери через комнату. Шагнув в соляной круг, она внутренне сжимается: а ну как тварь воскреснет и бросится? Но ничего не происходит.
Она ощупывает щель в стене, поддевает ее пальцами – бесполезно, та не поддается.