Город лестниц

То, что написано в хрониках

Шара стоит и смотрит, как уходят от ворот люди. Мулагеш и Сигруд осторожно подходят к ней.

– М-да, – вздыхает Мулагеш. – Как-то не слишком хорошо оно обернулось…

Шара с этим полностью согласна. По правде говоря, в последние тридцать шесть часов дела шли не слишком хорошо. А если быть совсем честной, то следовало признать: дела шли безобразно плохо.

Итак, ситуация: реставрационисты знают о существовании Запретного Склада. Хуже того, они, похоже, разнюхали, что на Складе хранится некий артефакт, который им до зарезу нужен. Остается вопрос: они уже проникли в Склад? И если проникли, то начали использовать нужный предмет? Что, если именно по этой причине Шара сумела вступить в контакт с Божеством?

И вот еще какой вопрос, даже позаковыристее: а зачем им убивать Панъюя, после того как они получили от него нужные сведения? Они же не могли не знать, что расследовать убийство приедут «плохие ребята».

Шара трет глаза. И тихонько рычит от отчаяния.

Питри смущенно покашливает.

– Вы… как? В порядке?

– Нет, – еле слышно отвечает Шара. – Не в порядке.

– Вам что-нибудь принести?

Указательным и большим пальцами Шара сильно сдавливает перемычку кожи между пальцами другой ладони. Тупая боль пробивается сквозь скрежет льдин, заполонивших усталый мозг.

Что ж. Другого выхода нет.

– Мне нужен, – говорит она, – нож.

– Что? – удивляется Питри.

– Да, нож. Поострее.

– Ой, – пугается он.

– И железная сковородка.

Мулагеш изумленно наклоняет голову:

– Что?

– А еще две луковицы, петрушка, соль, перец, паприка, три фунта козлятины. Ну и все пока.

Сигруд со стоном закрывает лицо руками. Шара подчеркнуто не обращает на него внимания и направляется обратно в здание.

– Пошли, – говорит она, приглашая их за собой.

– Что?! – вопрошает Мулагеш. – Что происходит, мать вашу?

Сигруд что-то ворчит себе под нос, а потом неохотно поясняет:

– Она всегда, когда злится сильно, готовит.

Шара останавливается и, не оборачиваясь, упирается пальцем в Сигруда:

– Твои агенты еще в деле?

– Естественно, – пожимает плечами Сигруд.

– Тогда пусть проследят за Торской и Уикловым. И докладывают каждый час.

– А почему бы тебе не поручить это мне? – еще больше удивляется Сигруд.

– Ты мне нужен здесь, – отвечает Шара. И добавляет, широко шагая по коридору: – Нам надо тут кое с чем разобраться.

– С чем это? – настораживается Мулагеш.

– С кое-чем мертвым, – отвечает Шара. – Или с тем, что должно было умереть, но не умерло.

* * *

Как хорошо, наверное, быть ножом: всегда идти по пути наименьшего сопротивления, инстинктивно находить слабые места, рассекать сухожилия, кожу и шелуху так же легко, как травинка воду потока. Нож соскальзывает и скользит, съезжает и скатывается, оставляя на доске крохотные завитки апельсиновой и лимонной кожуры, дынные шкурки – они похожи на кучу свернувшихся лент тикерного аппарата. Плоть нож пилит медленно, разрезая вены и мышцы, сухожилия и хрящи, измельчает куски козлятины так, что они более не похожи на часть тела живого существа.

А всего-то нужны хороший нож и хорошая сковородка. С помощью этих незамысловатых вещей можно сотворить все что угодно.

Шара зажигает спичку, водит ей у газовой горелки. Вдоль плиты вспыхивают синеватые огоньки, нежно облизывают сковородку. Она наливает в сковородку масла, затем принимается за лук.

– Их изначально было шестеро, – тихо говорит Шара. На лице ее пляшут отсветы газовых огоньков. – Во всяком случае, шестеро из них явили себя миру. Олвос, принесшая свет. Колкан-судья. Вуртья, воительница. Аханас, сеятельница. Жугов – тот был трикстер, скворцовый пастух. Ну и Таалаврас-строитель.

Мулагеш до хруста сжимает кулак:

– Я все это знаю. Это все знают.

– Вы знаете только часть того, что о них известно, – говорит Шара.

Она стоит перед плитой – точнее, рядом плит – в просторной посольской кухне. Раньше здесь кипела работа – готовили для многочисленных дипломатических приемов. А потом прислали Труни и все пришло в упадок. Мулагеш с Сигрудом облюбовали для себя столик для прислуги и на пару окутываются дымом – Мулагеш попыхивает сигариллой, Сигруд – трубкой. А Питри бегает в кладовую и обратно, беспрерывно донося овощи, специи и солонину.

– О многом просто не рассказывают в школах. Согласно Светским Установлениям на Континенте запрещено поднимать такие темы, но в Сайпуре тоже много ограничений. Историкам время от времени позволяют опубликовать монографию-другую, однако большинство исследований сразу отправляется на вечное хранение. Особенно если они – о Древних, о Небеснейших. О Божествах. Все шестеро возникли на Континенте – насколько давно, никто толком не знает – и все шестеро обустроили здесь свои владения. Все шестеро враждовали и жили как кошка с собакой – по примерным прикидкам, не менее пяти веков.

– Я и не знала, что они дрались друг с другом, – бормочет Мулагеш. – Я думала, они союзники были…

Шара надрезает кожицу на луковице, а потом обдирает ее и выкидывает прозрачную шкурку в мусор.

– Они и стали союзниками. Но сначала они ожесточенно сражались: за территорию, последователей – за все, короче. Но где-то в начале семисотых годов они вдруг перестали враждовать и решили объединиться. А вскоре после этого – перешли к экспансии. Причем крайне быстрой. Это стало началом Золотого Века Континента – и порабощения Сайпура. Об этом периоде нашей истории мы знаем много, хотя хотелось бы знать поменьше.

Она вытаскивает доску для резки, пробует ее на изгиб, а затем бросает на стол.

– Представьте себе Континент в виде пирога – ибо он имеет округлую форму, – разрезанного на шесть частей. А здесь, в центре – ось колеса.

– Мирград, – кивает Сигруд. И выпускает из губ струйку дыма.

– Да, – кивает Шара.

Она разрезает луковицу пополам, швыряет половинку на доску и сильно сжимает. Крохотные сосудики лука истекают белым. Нож исполняет частое стаккато, и луковица разваливается на кучку белых кубиков.

– Престол мира. Город, который не принадлежал никому – и принадлежал одновременно всем. Его заложили, когда они решили объединиться. В конце концов, у каждого Божества уже был собственный город. У Колкана – Колкастан, у Таалавраса – Таалвастан, у Аханас – Аханастан, у Жугова – Жугостан, у Вуртьи – Вуртьястан. А Мирград должен был принадлежать всем сообща.

– Но вы только пять городов назвали, – подает голос Питри из-за горы сельдерея.

– Точно. Некогда и у Олвос был город. Но она оставила Континент вскоре после того, как Божества решили объединиться. А когда она ушла, ее последователи оставили город. Как они сами сказали – на волю пепла и пыли. И никто не знает, где он стоял.

– А почему она ушла? – спрашивает Мулагеш.

– Никто точно не знает. Может, она просто была не расположена к общению с другими Божествами. А может, в чем-то с ними не соглашалась. А может, не пожелала принимать участие в Великой Экспансии – когда Континент завоевал практически весь мир. Так или иначе, из летописей и хроник она исчезла: последний раз с Олвос говорили в 775 году.

– Одну секундочку, – вскидывается Мулагеш. – Это что же получается – все эти годы все были в курсе, что одно из Божеств вполне себе могло остаться в живых? Я-то думала, кадж их всех поубивал!

– Да, но давайте припомним, чему нас учили. Припомним, кого именно и когда он убил.

И Шара принимается загибать пальцы:

– Вуртью он убил в Сайпуре, в Ночь Красных Песков. Таалавраса и Аханас – во время высадки на Континент. А Жугова он убил в Мирграде. Когда и кто вам сказал, что Олвос тоже была убита? Или Колкан, если уж на то пошло?

– Но… но все сходятся на том, что после вторжения каджа исторические источники становятся очень путаными, – говорит Мулагеш. – И никто не может сказать с уверенностью, что там происходило. Он вполне мог и Олвос, и… как его… Колкана убить, разве нет?