Страница 47 из 115
– По своей воле, говорите?! К ней в квартиру вломилось вот это чудище! – И Уиклов тычет пальцем в Сигруда. Тот со скучающим видом почесывает нос. – Вы ее запугали! Угрожали ей! Это все равно, что захватили!
Шара откашливается и замечает:
– Вы ошибаетесь, сэр. Сударыня Торская только что пила со мной кофе. Я могу лично подтвердить это.
Уиклов разворачивается к ней – он так и излучает презрение:
– А вы кто такая? Нет, минутку… вас прислали вместо этого подлого болвана Труни? Если так, вы мне не указ! Вы бы еще заставили меня пьяного дебила слушаться!
Шара медленно смигивает. Давненько с ней не разговаривали в таком тоне… Она спрашивает:
– Вы, как я понимаю, будете Эрнст Уиклов?
Он свирепо кивает:
– Так я и знал, что попаду в ваши черные списки! Ха! Как вы меня там назвали? «Враг Сайпура», я более чем уверен! Что ж, знайте: мне лестно сознавать, что вы готовы убить меня в любой момент!
– Боюсь вас разочаровать, сэр, – холодно отвечает Шара. – Я лишь вчера узнала о вашем существовании. Из местной газеты.
Мулагеш зажимает рот ладонью – чтобы не расхохотаться в голос. Уиклов краснеет от ярости.
– Да уж, наглости вашему племени не занимать! – цедит он. – Барышня, учтите: ни вы, ни ваш губернатор не сможете выйти сухими из воды! Нас не обмануть дипломатическими уловками! Ибо факты таковы: вы держите в заложниках гражданку Мирграда! Наверняка из мелочного желания отомстить за вчерашнюю потасовку!
– Потасовку? – тихо переспрашивает Мулагеш. – Шестнадцать человек погибли. Их убили – каждого из них. Я присутствовала при этом. Видела тела. А вы?
– Я не нуждаюсь в дальнейших подтверждениях того, что ваши люди развязали кровавую бойню! – гордо заявляет он.
– Вы бы определились – либо потасовка, либо кровавая бойня, – усмехается Мулагеш.
– Вопрос спорный, – отрезает Уиклов. – Итак. Удерживаете ли вы женщину по имени Ирина Торская на территории посольства? Если вы будете и дальше упорствовать во лжи, утверждая, что нет, не удерживаете, мы с коллегами подадим иск в самые высокие инстанции, утверждая, что вы своими действиями нарушили множество международных договоренностей и соглашений! Я лично добьюсь того, чтобы вам запретили въезд в наши края! Чтоб ноги вашей здесь больше не было! Я понятно выражаюсь?!
Шара кривится: Уиклов, конечно, напропалую блефует – смешно вестись на такую чушь. Но он явно умеет привлекать к себе внимание, а излишнее внимание – это совсем не то, что ей сейчас нужно. С тех пор как ее посетили видения, ощущения у Шары такие, словно она сидит на ящике с динамитом, а люди бегают вокруг и норовят поддать огоньку.
– Ага! – вдруг орет Уиклов. – Вот она! Вот она!
Все оборачиваются. Шара тоже оборачивается, видит Торскую, осторожно выглядывающую из дверей посольства, и сердце ее обрывается.
– Видите! – торжествующе орет Уиклов. – Видите ее?! Ее там держали насильно! Как я и говорил! Это же она, разве нет?!
Шара решительно направляется к Ирине. Та таращится на Уиклова, в широко раскрытых глазах – благоговейный ужас.
– Ирина, вам нельзя выходить, – говорит Шара. – Здесь небезопасно.
– Я слышала, как назвали мое имя, – тихо говорит она. – Это… Отец Города? Это правда Отец Города Уиклов?
– Вы знаете его? Вам знаком кто-либо из сопровождающих его лиц? – осторожно интересуется Шара.
Ирина отрицательно мотает головой:
– И что же… они про меня спрашивали? Прямо вот про меня?
– Ирина! – орет Уиклов. – Не слушай ее! Иди ко мне, Ирина! Не слушай их!
– За вашей квартирой следили, – говорит Шара. – Они следили за вашими передвижениями, за всем, что вы делали. Даже после того, как вы выполнили данное вам задание.
– Ирина! Иди к нам! Что ты с ней разговариваешь, иди сюда!
– Я бы не советовала вам идти с ними, Ирина. Я не знаю, по какой причине они явились сюда, но их забота не кажется мне искренней.
Ирина завороженно смотрит на Уиклова, который зверски трясет решетку ворот. Мулагеш приказывает немедленно прекратить это, но тот продолжает истошно орать:
– Ирина, они хотят тебе зла! Они замышляют! Против тебя и Мирграда! Не слушай эту глупую бабу!
– Ирина. Я очень прошу. Я не советую вам идти туда, – напирает Шара. – Люди, которые стоят за всем этим, крайне опасны. Вы это прекрасно знаете.
– Но Отец Города никогда бы…
– Я тебя слышу! – верещит Уиклов – кстати, врет. – Я все слышу! Слышу, как ты уговариваешь эту несчастную женщину отказаться от своих прав гражданки Мирграда! Не слушай ее, Ирина!
– Ирина, – повторяет Шара. – Подумайте. Подумайте сами.
Но Уиклов продолжает вопить:
– Она – не твоей расы! Она не из твоего народа! Она не священного рода, как я и ты, как все твои братья и сестры! Их законы запрещают нам говорить это, но ты в сердце своем знаешь – это правда!
Ирина поднимает взгляд на Шару, и та понимает: все.
– П-простите, но я… я не могу иначе, – шепчет она.
И идет через двор к воротам.
Уиклов снова трясет решетку, гаркает на Мулагеш, требуя открыть. Мулагеш смотрит на Шару. Шара лихорадочно пытается что-нибудь придумать, как-то это предотвратить… но ничего не приходит в голову. Мулагеш сухо кивает. Лицо у нее – мрачней некуда. Механизм ворот приходит в действие, колесики и шестеренки крутятся и звякают, и решетка медленно отъезжает в сторону.
Проходят годы, бьются волны,
Душа заглядывает за утесы,
На руках твоих кровь и соленая вода,
Ветер поет в соснах, закрой глаза.
Мы – клинок на ветру,
Уголь в снегу,
Тень под волной,
И мы помним.
Мы помним дни в море, золотую реку,
Дни храбрых походов, сокровища несчетные.
Они назвали нас варварами,
Но мы знали, что жили в мире.
А вражду мы узнали тоже,
Она пришла незваной гостьей,
И надолго поселилась у нас,
Но короли изгнали ее.
Из окна смотрело острое копье,
Рвалось пламя факелов,
Ползло по стропилам, по крыше,
В ночи кричали – никто не ответил.
И так мы лишились его, и семьи его больше нет.
Нашей семьи мы лишились, ибо нет у нас короля.
Он ушел неоплаканный.
Похитили тело славного Харквальда,
Бросили его в волны, на поживу морским тварям,
Скормили его рыбам, что питают наших детей.
Красные дни пришли, темные дни,
Время пиратов и беззакония,
Бесконечной войны.
Берега наши пусты, а могилы полны.
Мы помним о нем. Мы помним о его семье,
И сына его помним, хоть он и исчез.
Мы помним юного Даувкинда
И знаем: когда-нибудь
Он вернется
И спасет нас от нас самих.
Народная дрейлингская песня. 1700 г.